- Смотрите, фрицы плывут сдаваться...
Мы оглянулись. К берегу приближались два плота с белыми флажками. На них находилось десятка полтора немецких солдат. Вот плоты ткнулись в прибрежный, песок, и с них один за другим, с поднятыми руками, начали сходить "гости".
- Откуда? - спросил по-немецки наш офицер у первого появившегося на берегу солдата.
- В Румынию плыли, - ответил тот. - Потом раздумали и решили сдаться в плен.
- А зачем плыли? Дорога трудная...
- Офицер приказал...
- Где же он?
- Там, - и солдат махнул рукой в сторону моря. - Капут.
Итак, Крым опять стал нашим, советским. Удивительно необычной казалась наступившая тишина. Мы привыкли к раскатам артиллерийского грома, к разрывам авиабомб и снарядов, к перебранке пушечных и пулеметных очередей в воздухе. А теперь тишина нарушалась лишь смехом, песнями и лихими переборами баяна. Казалось, война уже за тридевять земель от нас. Может, именно таким явится к нам День Победы? Нет, он будет другим - наполненным оглушительным звоном оркестровой меди, победными залпами отвоевавшего оружия, гирляндами праздничных салютов, улыбками и песнями счастливых людей.
Вот об этом мы и разговорились однажды вечером. Никто не сомневался, что День Победы станет самым большим праздником. И конечно, каждый хотел, чтобы в этот день на его груди сверкали награды, как оценки фронтового труда, чтобы на какой-то странице истории упомянули и его имя.
- Знаете, все-таки обидно, что нас обходят, - проговорил в раздумье Алексей Машенкин.
- Кто, кто обходит? - раздались голоса.
- Газетчики. Развернул сегодня газету, и опять в ней статья о Покрышкине и братьях Глинках. А о наших летчиках по-прежнему - ни слова.
- Это точно, - поддержал его инженер полка Ерохин. - Все знают, что Покрышкин и Глинки - отличные летчики, но ведь не одни они воюют... Им самим, наверное, уже неудобно от такого внимания прессы.
- А что о нас писать? - саркастически заметил Иван Федоров. - Корпус молодой, героев - раз-два и обчелся. А газетчиков, как видно, больше всего интересуют известные имена...
"В самом деле, - подумал я, - почему о нас не пишут? Почему ни одного журналиста не побывало в нашем полку? Наши летчики прошли Кубань, Украину, а теперь вот Крым. Воевали на совесть. Разве не заслуживают Иван Батычко, Тимофей Новиков, Федор Свеженцев того, чтобы о них написали? Они отдали свои жизни за победу, но продолжают служить для нас примером высочайшего патриотизма, мужества и смелости. А Иван Федоров и Алексей Машенкин? Разве их фронтовые биографии не могут стать образцом для летной молодежи?".
Подходит майор Пасынок. Послушав нас, он спокойно говорит:
- Будет и о нас написано, друзья. Не сейчас, так позже. Но не в этом самое главное. Важно то, что Крым очищен от оккупантов, что над ним снова сияют красные звезды. Будем же гнать фашистов дальше. До самого Берлина!
- А куда теперь нас направят, Тимофей Евстафьевич?
- Этого не знаю. У нашего корпуса начальство - Ставка, - ответил Пасынок и после небольшого раздумья прибавил: - Туда, где наиболее трудно. Как всегда!
Улицу Аджи-Булата окутала темнота южной ночи. В небе мерцали россыпи звезд. Они и в самом деле казались красноватыми. Легкий ветерок доносил прохладное дыхание моря.
Вдруг под Севастополем взметнулись в небо синие лучи прожекторов и затараторили зенитки. Мы поспешили на командный пункт, чтобы узнать, в чем дело. Оказывается, над Крымом появился фашистский бомбардировщик. Он сбросил несколько бомб и поспешил скрыться в сторону моря. Нас не стали поднимать в воздух.
А со следующей ночи вражеские самолеты стали наведываться в Крым регулярно. Особого ущерба нашим войскам они не наносили, но беспокойства от них было немало. Видимо, в этом и заключалась цель налетов.
Снова летчикам нашего полка, как и на Сиваше, пришлось выполнять задания ночью. Причем в воздух поднимались лишь те, кто имел опыт таких полетов. Прожекторов в Крыму было немного. Взаимодействие с ними истребителей тоже нельзя было назвать хорошим. Это, естественно, создавало дополнительные трудности в борьбе с вражескими бомбардировщиками.
Первым в нашем полку на перехват противника ночью вылетел Алексей Машенкин. С командного пункта ему сообщили, что к Севастополю с запада, на высоте трех километров, приближается фашистский бомбардировщик. Машенкин направился в указанный район. А там уже рыскали по небу лучи прожекторов. Летчик отошел чуть в сторону а стал наблюдать.
Вдруг прожекторные лучи скрестились, выхватив из темноты какой-то самолет. Машенкин устремился туда и, подойдя поближе, доложил на командный пункт:
- Вижу "хейнкеля". Атакую!
Только летчик начал заходить в хвост бомбардировщику, как прожекторы почему-то погасли, и противника поглотила темнота. Машенкин напряг зрение. Вот впереди показались два темно-красных пульсирующих ручейка. Это светились выхлопные патрубки "хейнкеля". Ориентируясь по ним, летчик довернул истребитель и прибавил скорость. Ручейки пламени стали быстро расти. Зная, что ночью светящиеся предметы кажутся ближе, чем днем, Машенкин не спешил с открытием огня. Он понимал, что стрелять надо с короткой дистанции, наверняка.
Привычным движением Машенкин уменьшил накал сетки прицела и стал накладывать его центр на темное пятно между светящимися выхлопами. Томительно потянулись секунды. Пора! - решает летчик и нажимает на гашетку. Темноту прорезает яркая трасса. Через мгновение "хейнкель" вспыхивает как свеча и, резко накренившись, устремляется вниз. Машенкин разворачивается и берет курс на свой аэродром.
Пришлось выполнять задания ночью и другим летчикам полка. Но не все их вылеты были успешными. Иногда прожекторы уделяли истребителям чрезмерное внимание, и, ослепленные, летчики теряли из виду вражеские самолеты. А когда мы наладили взаимодействие с прожектористами и приобрели некоторый опыт ночных действий, фашисты перестали наведываться в Крым. Видимо, поняли, что потери самолетов не компенсируются результатами их бомбовых ударов.
Во второй половине мая в полк, которому присвоили наименование Севастопольского, поступило распоряжение сдать боевую технику, погрузиться в эшелон и следовать в тыл.
- Ясное дело, за новыми самолетами, - утверждали полковые провидцы. И конечно, не без оснований. Все знали, что там, куда мы поедем, находится большой авиационный завод, выпускающий истребители Яковлева.
На этот переезд я возлагал большие надежды. Наш путь пролегал в каких-то ста километрах от села, где жила моя семья. Жену и дочь я не видел около полутора лет, и каждый поймет, как велико было желание встретиться с ними. Впереди нас ждали новые фронтовые дороги, новые бои, и, кто знает, когда еще представится возможность повидаться с семьей. И представится ли вообще? Командир полка разрешил мне отлучиться на несколько дней. Посматривая в окно вагона, я подсчитывал часы, оставшиеся до встречи с родными.
На узловой станции я покинул товарищей и забрался в товарный поезд. Несколько часов езды показались вечностью. Вот и конечная станция. От нее до села Телегино около пятнадцати километров. Еще не начало рассветать, когда я пешком отправился в путь.
Часа через три я уже входил в село. Кажется, никогда раньше не было у меня такой волнующей встречи с близкими! Двухлетняя дочурка Мила сначала не признавала меня. А потом все время повторяла одно и то же слово: "Папа, папа, папа". Жена, радостная и чуть растерянная от неожиданности, не отпускала меня от себя.
Три дня пролетели, как три часа. Надо возвращаться в полк. Как тяжела минута прощания! Как трудно сделать первый шаг от родного порога! Но этого не избежать. Суров, но нерушим воинский долг. Война еще не окончена. Я обязан вернуться к боевым друзьям. И иду. Иду ради того, чтобы больше не было разлук и прощаний.
Впереди граница
1
В тыловом городе летчики полка пробыли недолго. На заводе мы получили совсем новенькие истребители Як-7. Хорошие это были самолеты - скоростные, маневренные, надежные, с тридцатисемимиллиметровой пушкой и крупнокалиберным пулеметом. А эскадрилья Машенкина приобрела даже машины с сорокапятимиллиметровой пушкой. По этому поводу летчики шутили:
- Зверобоями заделались. Теперь все фашистские "тигры" и "пантеры" разбегутся.
Здесь же, на заводском аэродроме, мы изучили и проверили истребители, а затем перелетели на них под Орел. На новом месте полк пополнился несколькими молодыми летчиками, прибывшими из училищ. Они оказались боевыми хлопцами. Не только хорошо летали и стреляли, но и были обучены действиям в составе пары, владели тактическими приемами. Такому пополнению сразу можно доверять решение сложных боевых задач.
В нашу эскадрилью пришли лейтенанты Дмитрий Шувалов и Федор Селютин. Несмотря на разницу в характерах (Шувалов отличался веселым, задиристым нравом, Селютин был задумчивым и не особенно разговорчивым), они крепко дружили на земле и в воздухе. Их объединяло неукротимое стремление поскорее вступить в бой и померяться силами с вражескими летчиками.
На следующий день майор Пасынок собрал молодежь, чтобы потолковать с ней, как он выразился, о делах насущных. "Старичкам" было велено явиться при орденах и в готовности сказать подчиненным несколько напутственных слов. Такие встречи стали в нашем полку традицией, и Пасынок был их душой. Вот и сейчас, рассадив нас на видных местах и подойдя к карте, где был отражен боевой путь полка, он обратился к молодежи:
- Друзья, вы теперь члены нашей семьи. И вам, конечно, небезынтересно знать, что она собой представляет, как жила до вашего прихода. Могу вас заверить, а в дальнейшем вы сами убедитесь в этом, что наша полковая семья на редкость дружная, боевая и честная. У нас все за одного и один за всех, а все вместе - за победу, за Родину и за счастье советского народа. Лучшие сыны этой семьи - перед вами, - и Пасынок представил нас, смущенных его словами. - Но не всем довелось прийти на эту встречу. В жестоких боях отдали свою жизнь за победу Иван Батычко, Тимофей Новиков, Федор Свеженцев, Александр Туманов и другие соколы. Эти мужественные сыны полка всегда с нами: в памяти и в сердце, на земле и в воздухе...
Взволнованно рассказывал Тимофей Евстафьевич о боевом пути полка, о том, как сражался он на Кубани, Украине и в Крыму. По выражению лиц молодых летчиков нетрудно было понять, что они гордятся полком и постараются приумножить традиции нашей боевой семьи.
А вечером состоялась встреча с орловцами и, конечно, концерт художественной самодеятельности. Потом были танцы под джаз, который уже завоевал популярность в городе.
Через две недели летчики полка находились уже на аэродроме восточнее Витебска. Перелет был проведен скрытно, мелкими группами, по разным маршрутам, на небольшой высоте. По ночам мимо нашего аэродрома нескончаемым потоком шли колонны пехоты, танков, автомашин. Чувствовалось, что скоро начнется большое наступление.
22 июня, во второй половине дня, командиров эскадрилий вызвали в штаб полка. Там уже находился командир дивизии полковник Корягин. Предложив нам сесть, он подошел к карте и сказал:
- Завтра советские войска переходят в наступление. Задача дивизии прикрыть правый фланг 3-го Белорусского фронта. С началом наступления будем патрулировать южнее Витебска. Ни одна вражеская бомба не должна упасть на наши войска!