Может быть, Куникову, рвавшемуся вперед, в Новороссийск, это пришлось и не по душе. Но, получив от него радиограмму: Обязанности старморнача принял, организую порядок в порту, я был уверен, что он взялся за новое дело со всей присущей ему энергией.
Береговая полоса плацдарма отнюдь не стала спокойным тылом - там все надо было делать под огнем. На правом фланге требовались и активные боевые действия: еще держались, мешая подходу судов, вражеские дзоты на мысе Любви. При подавлении их вновь отличились боевые группы Пшеченко, Тарановского. А многие куниковцы продолжали еще в течение ряда дней участвовать в боях за расширение плацдарма на других участках. Командиры прибывших бригад не очень охотно отпускали их с переднего края, что, впрочем, совпадало со стремлениями самих перводесантников - кто из них не мечтал собственными руками водрузить победный флаг в центре Новороссийска!..
К слову сказать, вопрос об использовании штурмового отряда, после того как им захвачен плацдарм, не просто было решать и в других десантах, к которым я имел отношение впоследствии. В обстановке, когда потери восполняются за счет всего, что есть под рукой, такой отряд легко растворяется в частях, высадившихся вслед за ним. Между тем специально подготовленное ударное подразделение крайне желательно сохранить, не дробя, для дальнейших высадок. Благодаря тому что некоторое время спустя представилась возможность вообще снять куниковцев с Мысхако, мы имели готовое ядро штурмового батальона для сентябрьского Новороссийского десанта.
Конечно, в те дни, о которых идет сейчас речь, трудно было представить, что в Цемесской бухте понадобится еще одна десантная операция. И отвод отряда на побережье диктовался другими насущными нуждами. К западному берегу бухты посылалось все больше судов, там стало много боевой моряцкой работы, а куниковцы как-никак были людьми флотскими.
Ночь на 12 февраля, ветреная и мокрая, с холодным дождем, проходила так же, как и те, что ей предшествовали. За бухтой не стихали бои, наши батареи поддерживали высаженные войска огнем. На плацдарм было переправлено еще 900 бойцов и выгружены стройматериалы для новых причалов, а оттуда удалось вывезти скопившихся за последние дни раненых.
Подводя на рассвете эти итоги, мы еще не знали о том, что только что произошло у Суджукской косы.
В эту ночь Куников поручил Старшинову обеспечить прием судов у действовавшей еще пристани рыбозавода, а Суджукскую косу взял на себя. Майор дважды выходил на берег - встречал катера, следил за сооружением площадки для выгрузки танков. Когда пошел в третий раз, вражеский огневой налет застал его на дорожке, проложенной саперами через немецкое минное поле. Невдалеке упал снаряд, и вслед за ним взорвалось сколько-то мин. Связной, сопровождавший Куникова, был убит осколком, сам майор ранен...
Радиограмма Старшинова, извещавшая об этом, поступила уже после восхода солнца. В светлое время никакие суда в Цемесскую бухту не ходили. Но заместитель командира отряда просил выслать катер немедленно. Это означало, что состояние Куникова тяжелое и ждать до вечера нельзя (своего госпиталя на Мысхако еще не было).
Был послан торпедный катер. Он встретил плотную огневую завесу и прорвался к Мысхако лишь со второго захода. Кроме обстрела мешали подойти к берегу и волны, угрожавшие разбить катер о камни. Военфельдшер Мария Виноградова и краснофлотцы вошли в воду и, крепко держа резиновую шлюпку с носилками, подвели ее к катеру. К полудню Куникова доставили в геленджикский госпиталь.
Последовала срочная операция. Врачи сделали все, могли. Однако надежды на благополучный исход уменьшались час от часу. Цезарь Львович надолго терял сознание. На вторые сутки мне позвонил начмед Квасенко, и уже по тону первых его слов я понял, что Куникова не стало...
На войне привыкаешь к неизбежности потерь. Но смириться с этой было нелегко. Я знал Куникова в сущности очень короткое время. Однако достаточное, чтобы почувствовать, какой это яркий, внутренне богатый человек, чтобы увидеть, с какой силой раскрывались в боевой обстановке его недюжинные способности.
С именем Куникова для новороссийцев неразрывно связаны первые наступательные действия в районе нашей базы, положившие начало очищению черноморских берегов от врага. Успех десанта в Станичке сделал командира штурмового отряда известным всему флоту. И гибель его тяжело переживали люди, даже никогда с ним не встречавшиеся.
Похороны майора Куникова были необычными для прифронтового Геленджика. В траурном митинге участвовала не одна тысяча человек, в том числе почти все тогдашнее население городка. Я не счел себя вправе препятствовать этому, только предупредил командование ПВО, что необходима наивысшая готовность к отражению воздушных налетов. Смогли отдать последний долг Цезарю Львовичу и его ближайшие соратники по отряду - за ними сходил ночью в Станичку катер.
После войны Станичка стала называться Куниковкой. Прах майора был перенесен с геленджикского кладбища в центр Новороссийска, на площадь Героев. А среди судов, приписанных к Новороссийскому порту, появился потом океанский танкер Цезарь Куников, которому доступны все морские дороги земного шара.
В то время, когда мы прощались с Куниковым, лучшим памятником ему служил плацдарм за Цемесской бухтой - трамплин для дальнейших наступательных операций, прочно удерживаемый советскими войсками.
В апреле 1943 года Президиум Верховного Совета СССР присвоил Цезарю Львовичу Куникову звание Героя Советского Союза. В Указе не было слова посмертно. В статьях и очерках о новом Герое, которые появились в газетах, также не упоминалось о его гибели: незачем было радовать врага. Миллионы людей, узнававших из этих статей о славных делах майора Куникова, знакомились с ним как с живым. И этим как бы утверждалось приобретенное им великое право остаться в боевом строю и после смерти, навсегда.
Тюлькин флот испытывается огнем
12 февраля советские войска освободили Краснодар, 14-го - Ростов. Неприятельская группировка на Кубани осталась без сухопутного сообщения со своими тылами, была прижата к Азовскому морю и Керченскому проливу. Но выбить врага из Новороссийска оказалось труднее, чем думалось. Гитлеровцы превратили его в один из главных узлов укрепленной полосы, которая стала известна под названием Голубой линии и протянулась от Цемесской бухты до приазовских плавней, прикрывая Таманский полуостров и лежащий за проливом Крым.
Плацдарм на Мысхако врезался во фланг Голубой линии. Противник окончательно лишался возможности как-либо использовать Новороссийский порт. Однако еще несколько попыток взломать вражескую оборону на других участках к успеху не привели. Становилось очевидным, что частям, высаженным на западный берег Цемесской бухты, придется действовать на изолированном плацдарме не считанные дни, как предполагалось сначала, и не две-три недели, как казалось немного позже, а более долгий срок.
Вот тогда и вошло в обиход понятие Малая земля. Не знаю, кто первым сказал так про кусочек побережья, отвоеванный у врага десантниками в феврале, но скоро ужо никто не называл его иначе. Этому названию суждено было войти и в историю войны, и в географию Кавказа.
Гарнизон Малой земли, постепенно доведенный до двух корпусов, был включен (как и войска, развернутые под Новороссийском на Большой земле) в переформированную 18-ю армию - 18-ю десантную, как стала она именоваться. Со второй половины февраля 1943 года эта армия сделалась левофланговой на советско-германском фронте, что и определило ее теснейшее боевое взаимодействие с Черноморским флотом. Причем - это вытекало из характера и большой важности возлагавшихся на 18-ю десантную армию задач - Черноморский флот был тогда же подчинен ей в оперативном отношении.
Командующим армией вскоре назначили генерал-лейтенанта К. Н. Леселидзе, членом Военного совета - генерал-майора С. Е. Колонина. Штаб ее возглавил генерал-майор Н. О. Павловский, не так давно воевавший в морской пехоте, а политотдел - полковник Л. И. Брежнев. Штарм и поарм 18-й десантной разместились под Геленджиком, в близком соседстве с нами.
Доставка на Малую землю подкреплений, техники, боеприпасов, продовольствия и эвакуация оттуда раненых были возложены на Новороссийскую военно-морскую базу, и поэтому мне приходилось бывать в штабе армии и у командарма очень часто.
Могу признаться: даже если предстояло решать трудные вопросы, ездил я туда с удовольствием. В натуре генерала Леселидзе было нечто рыцарственное, и на КП у него царила атмосфера подчеркнутой (хочется сказать - красивой) воинской корректности. В самом обыденном разговоре командарма с начальником штаба ощущались обоюдная тактичность, глубокое взаимное уважение, служившие примером для окружающих. А когда меня заставал у армейцев час обеда, Константин Николаевич Леселидзе, отложив ненадолго дела, блистал истинно грузинским гостеприимством, любил угостить чем-нибудь присланным ему в подарок друзьями.
Политработники нашей базы быстро почувствовали себя своими людьми в поарме 18-й, влияние которого, как старшего политоргана, все сильнее сказывалось и во флотских частях. Не много понадобилось времени, чтобы моряки-новороссийцы хорошо узнали начальника политотдела армии Леонида Ильича Брежнева, полюбили его за близость к бойцам, за прямоту и отзывчивость, за характерное для него стремление быть там, где трудно, где решается главная сейчас боевая задача.
От Геленджика до Мысхако, даже с учетом всех изгибов проложенного среди минных полей военного фарватера, меньше двух десятков миль. Но по крайней мере половина этого пути, не говоря уже о местах разгрузки, простреливалась неприятельской артиллерией. Атаки самолетов и торпедных катеров были возможны на всем маршруте. И не приходилось сомневаться, что противник использует все средства, чтобы срывать наши перевозки, от которых зависело само существование мало-земельского плацдарма.
Какая сложилась обстановка на этой короткой прибрежной коммуникации, можно судить уже по тому, что через десять дней после высадки десанта командующий флотом приказал: каждый выход кораблей к Мысхако планировать как особую операцию. До тех пор так ставился вопрос лишь в отношении перевозок в осажденный Севастополь.
На Малую землю продолжали ходить те же корабли, которые высаживали десант под Южной Озерейкой и в Станичке или перебрасывали первые подкрепления, канонерские лодки, тральщики, катера-охотники. Одними сейнерами было не обойтись, когда требовалось перевозить за ночь тысячу и больше бойцов (в отдельные ночи переправлялось свыше трех тысяч).
Но чем крупнее корабль, тем лучшую цель представлял он для врага, тем труднее было довести его до места разгрузки невредимым.
Врагу не удалось помешать проводившейся в конце февраля переброске на Малую землю 176-й стрелковой дивизии. А вслед за тем, в ночь на 28-е, прорвавшиеся к Цемесской бухте немецкие торпедные катера атаковали вблизи Мысхако канонерскую лодку Красная Грузия и тральщик Груз. Тральщик затонул мгновенно. Канлодка, с развороченной взрывом торпеды кормой, села на камни у берега.
Первой мыслью было: как снять ее с мели и отбуксировать в Геленджик, чтобы вернуть в строй? Но инженеры, обследовавшие Красную Грузию, вынесли категорическое заключение: восстановить канлодку практически невозможно.
Канлодка сидела на грунте в нескольких десятках метров от берега, под той скалой у южной оконечности Мысхако, что защищала от вражеских снарядов небольшое пространство воды и суши. Подходишь с носа - корабль как корабль. В белесом мертвенном мерцании повисших в воздухе немецких светящихся бомб четко вырисовывается высокий полубак. И палуба почти ровная. Но кормы нет, исчезло и стоявшее там орудие... Машинное отделение и другие отсеки затоплены. Просто каким-то чудом не взорвались заполнявшие трюмы и кубрики снаряды, патроны, гранаты (их до последнего ящика вынесли на берег).
Да, старая канонерская лодка, участница Одесской обороны и боев за Кавказ, свое отплавала. И все-таки она еще послужила флоту!
В бухточке под скалой - южном порту Малой земли - недоставало причала. Все суда, кроме самых малых, приходилось разгружать на рейде. А чем не причал корпус корабля, прочно сидящий на грунте? Глубина у борта позволяла швартоваться и тральщикам, и небольшим транспортам, не говоря уже о сейнерах, шхунах. Причем из-за близости высокого берега здесь не падали немецкие снаряды.
Когда выяснилось, что плавать канлодка больше не сможет, идея превратить ее в причал возникла сама собой, и командование флота приняло соответствующее решение. Саперы соединили канлодку с берегом понтонным мостом, сверху натянули маскировочную сеть. Так что при благоприятных условиях не исключалась разгрузка судов даже в светлое время - лишь бы они сюда дошли...
Неподвижный корпус корабля не раз привлекал внимание вражеской авиации. Канлодка получала новые повреждения, горела. Однако разбить ее окончательно фашистам долго не удавалось: бомбить точнее, с пикирования мешала все та же высокая скала. Через палубу канонерской лодки прошли тысячи тонн боевых грузов. И для тысяч бойцов, пополнявших десантную группировку, с этой обгоревшей, постепенно оседавшей и кренившейся палубы начиналась Малая земля.
Вслед за тральщиком и канлодкой вражеские торпедные катера потопили подходивший к Суджукской косе буксир Миус. Мы усиливали, как только могли, охранение конвоев и свои катерные дозоры. Наносились удары по стоянкам катеров противника в Анапе и Камыш-Буруне. И все-таки полностью пресечь их ночные прорывы к малоземельскому порту не удавалось.
Случалось, торпеды взрывались и у берега, куда доставлялись грузы с рейда. Новый старморнач Малой земли майор Виктор Дмитриевич Быстров как-то показал мне обломки торпед, подобранные им утром среди камней. А ведь совсем близко, под скалой, находился перевалочный склад боеприпасов. Тут же ожидали эвакуации раненые...
Майор Быстров был кадровым армейским командиром из кремлевских курсантов, которого когда-то давно перевели в береговую службу флота. Находясь в распоряжении штаба базы, он высадился в Станичке вместе с куниковцами и встречал там корабли с первыми подкреплениями. Став после гибели Куникова старморначем на плацдарме, оп выполнял эту нелегкую должность, каждую ночь встречая и провожая прорывавшиеся к Мысхако суда и руководя их авральной разгрузкой, дольше, чем кто-либо другой. Только в июле, после второго ранения, его сменил капитан 3 ранга П. К. Олейник.
Участившиеся потери означали, что ориентироваться в снабжении Малой земли даже на относительно крупные суда стало невозможно - их хватило бы ненадолго. Обеспечить здесь перевозки могли лишь малые, не столь уязвимые плавсредства. И требовалось их много, гораздо больше, чем мы имели.
Возникшая проблема решалась в высших флотских инстанциях. Нам сообщили, что на Черное море - прямым назначением в Новороссийскую базу срочно отправляется партия мотоботов, предназначавшихся раньше для рек или озер,
До Туапсе они перевозились по железной дороге. А оттуда шли своим ходом, уже укомплектованные личным составом под военно-морским флагом, присвоенным боевым кораблям.
Выглядели эти корабли неказисто и уж никак не грозно. Когда увидел их в первый раз с высокого берега, они напомнили очертаниями упавшие на воду широкие сухие листья с загнувшимися краями. Это были низко-бортовые в тупоносые плоскодонные плашкоуты с открытыми трюмами, вмещавшими до десяти тонн груза. Двигатели - автомобильные моторы, навигационное оборудование шлюпочный компас. Экипаж бота состоял из четырех-пяти моряков со старшиной во главе.
- Черное море на этой посудине, пожалуй, не пересечешь, однако у берега плавать можно! - так, помню, отозвался о своем корабле один из прибывших мотоботчиков.
Мотоботы сильно зарывались в волну. Чуть начнет штормить, из гавани их уже не выпустишь. Но при мало-мальски спокойном море они были безотказными и выносливыми работягами. Причем практически не нуждались в причалах, ибо почти в любом месте могли приткнуться к берегу, что имело на Малой земле особое значение.
Короче говоря, переданный Новороссийской военно-морской базе отдельный дивизион мотоботов старшего лейтенанта Петра Жукова (потом в состав его вошли также мотобаркасы) явился тогда для нас ощутимой подмогой.
Нельзя не отдать должного тем, кто комплектовал экипажи этих маленьких кораблей, - моряков на них подобрали отличных! Старшины были из опытных рулевых. И хотя большинство краснофлотцев служило раньше на кораблях, оснащенных сложной техникой, они относились к примитивно оборудованным ботам бесконечно заботливо, любовно. И совершили на них много славных подвигов. В числе пришедших в Геленджик был и знаменитый впоследствии мотобот No 13, старшина которого Анатолий Емельяненко и моторист Яков Швачко закончили войну Героями Советского Союза. Со второй половины сорок третьего года без мотоботчиков не обходилась на Черном море ни одна десантная операция.
Ходили к Мысхако и катерные тральщики 11-го дивизиона, о котором я упоминал, ходили рыболовецкие суда, выведенные осенью с Азовского моря. Некоторые плавали с прежними, гражданскими экипажами. Вчерашние рыбаки с величайшей готовностью выполняли военно-транспортные, а по существу - боевые задачи.
Капитан одного из таких рыбацких судов Петр Иванович Коняшкин делал на своей Чайке по два рейса за ночь. Однажды Чайка получила три пробоины, но Коняшкин спас и людей и груз, выбросив тонущее судно на отмель у Малой земли. Продолжал он плавать туда и после этого - ему вверили другую шхуну.