Немцам не давал покоя советский Военно-морской флаг, развевающийся в глубине их обороны. Они много раз пытались сбить его артиллерийским и минометным огнем, флаг весь был изорван пулями и осколками...
В самые тяжелые минуты, когда казалось: ну все, больше не выдержать, когда головокружение и слабость от голода и жажды валили с ног, взглянешь на свой советский флаг, который развевается над головой, и душа наполняется гордостью, и как будто изнутри кто-то подсказывает: ты должен выстоять, ты должен победить! И откуда-то вновь берутся силы.
Нужно ли к этому что-то добавлять? Разве только одно: надолго отрезанный от остальных сил десанта, вынужденный действовать совершенно самостоятельно, старший лейтенант Райкунов все время исходил из глубоко осознанных им общих задач операции.
А сколько инициативы и находчивости проявляли бойцы его группы! Сошлюсь на один лишь пример, и пусть об этом расскажет тоже сам Александр Васильевич:
Немцы поняли, что у нас мало боеприпасов, и их танки стали подходить к элеваторным башням на 60 - 70 метров и бить в упор. Такое брало на них зло, что люди готовы были на все. Старшина Владимир Колесников разглядел на площадке, где останавливались танки, люк канализационного колодца. С моего разрешения он пробрался туда ночью с гранатами. Когда утром первый танк подошел к колодцу метров на шесть-семь, Колесников быстро высунулся и метнул связку гранат под гусеницы. Танк так и закрутился на месте! Со второго, вероятно, заметили старшину - этот танк пошел прямо на него. Колесников не растерялся и уже не метнул, а просто сунул гранаты под гусеницу, сам же упал на дно колодца. И этот танк он подорвал. Мы считали, что Колесников погиб. Но после того как немцы ночью оттащили тягачом свои танки, старшина приполз к нам в башню - он был только сильно ушиблен и оглушен. А танки стали держаться осторожнее.
В один из самых тяжелых дней находчивые десантники заставили поработать на них и авиацию противника. Заметив, какими ракетами гитлеровцы показывали цели своим бомбардировщикам, Райкунов попытался нацелить появившуюся группу юнкерсов на немецкие позиции. И удалось! Ведущий покачал крыльями - понял, мол, и дюжина бомбардировщиков послушно спикировала туда, куда направили ее советские моряки.
14 сентября мы вместе с К. Н. Леселидзе были у командующего фронтом И. Е. Петрова. Леселидзе тяжело переживал заминку в наступлении с Малой земли и слишком медленное продвижение своей восточной группы. Он имел сведения, что противник готовит контрудар в направлении цементного завода Октябрь. Петров же был как-то необычно спокоен. Вероятно, это означало, что в масштабе фронта дела обстоят неплохо.
В то утро в нескольких десятках километров к северу от нас перешла в наступление 56-я армия А. А. Гречко, наносившая удар в направлении Киевское, Молдаванское, Нижне-Баканский. Это было мощной поддержкой 18-й армии, так как создавало угрозу тылам новороссийской группировки противника.
Решительный перелом в боях за Новороссийск, наметившийся уже накануне, наступил 15 сентября.
Утро было еще тревожным. Как и ожидал Леселидзе, враг предпринял крупную контратаку на участке полка Каданчика. Завязался тяжелый бой, но через несколько часов гитлеровцы были отброшены. Два полка 318-й дивизии, прикрывавшие фланг армии, врезались в неприятельские тылы за Сахарной Головой...
Для моряков ощутимее всего было то, что происходило непосредственно у Цемесской бухты. На западном ее берегу двинулись вперед войска, сосредоточенные на Малой земле (ими командовал теперь генерал-майор Н. А. Шварев). А под натиском наступавшей по побережью с востока 55-й Иркутской гвардейской дивизии и введенной в бой из фронтового резерва 5-й гвардейской танковой бригады затрещала наконец оборона противника и на Стандарте.
Малахов перераспределял огонь береговой артиллерии, получая от армейцев новые, все более дальние цели.
- Сегодня надо блеснуть, - предупреждал он командиров батарей, - на завтра может ничего не остаться!
И в самом деле, похоже было на то, что для новороссийских береговых батарей война кончается. Для стационарных, конечно, для гвардейского дивизиона Матушенко. Солуянов со своими подвижными мог идти куда угодно (и дошел потом по берегам Черного моря до самого Дуная, а вдоль Дуная - до Вены).
В порт, в освобожденный его восточный сектор перебрался из Геленджика командир охраны рейда капитан-лейтенант И. Д. Данилкин с небольшой командой и рацией. Ему поручалось обеспечивать порядок на действующих пристанях и эвакуацию раненых морем, содействовать, чем можно, сражающимся в городе частям.
Данилкин представлял в Новороссийском порту штаб военно-морской базы и, как заведено на флоте, считался там временным старморначем. Так он и отрекомендовался командиру Иркутской дивизии гвардии генерал-майору Б. Н. Аршинцеву. И в ответ услышал: Все понял, товарищ моряк, кроме того, что такое старморнач. Как это будет по-русски?
Под вечер 15-го гвардейцы генерала Аршинцева встретились с группой Ботылева и подразделениями полка Пискарева. Что встреча с продвигающимися вперед частями вот-вот произойдет, мы уже знали из ботылевских радиограмм. А как о совершившемся факте первым сообщил мне об этом Николай Осипович Павловский:
- Соединились! Морячки твои в порядке, выстояли!..
Еще через несколько часов подразделения Иркутской дивизии достигли вокзала и элеватора, и мы получили первые после 13 сентября сведения о группе Райкунова.
Жив был геройский старший лейтенант! Бойцы его славной роты, давно уже стрелявшие лишь трофейными патронами из трофейного оружия, продержались столько, сколько понадобилось. Из рук в руки передали они армейцам свои обагренные матросской кровью крепости - вокзал, башни элеватора, вокруг которых, отражая атаку за атакой, уложили сотни врагов.
Когда всходило солнце, со мной вновь соединился Малахов. Он не говорил, а возбужденно кричал в трубку:
- Немцы бегут из Новороссийска! Своими глазами вижу - бегут!
Что противник начал отход, стало известно еще ночью. А на рассвете гитлеровцы действительно побежали. Ничего другого им не оставалось: западная группа армии Леселидзе, прорвав укрепления, сооруженные перед нашим малоземельским плацдармом, двигалась навстречу восточной.
А накануне, с наступлением темноты, как и каждый вечер в течение семи с половиной месяцев, кроме тех, когда бушевал норд-ост, из Геленджика взял курс на Мысхако очередной конвой - мотоботы и катерные тральщики в охранении торпедных катеров. Очередной - и последний! Малая земля, возникшая в ночь высадки Куникова, 4 февраля 1943 года, и стоявшая двести двадцать пять дней неприступной твердыней, о которую разбивались силы врага, плацдарм, куда мы с неимоверными трудностями переправили десятки тысяч бойцов, сотни орудий, десятки тысяч тонн грузов, - эта непобедимая Малая земля, арена жесточайших боев, наша тревога и гордость, заканчивала 16 сентября свою особую, ставшую уже легендарной жизнь. Сделав свое дело, она под победную канонаду воссоединялась с землею Большой.
Громя отступающего врага, береговые батареи переносили огонь за Гайдук, за Южную Озерейку, за Волчьи Ворога. Самой дальнобойной - батарее капитана Зубкова, которая в августе прошлого года первой вступила в бой, предстояло умолкнуть последней.
Около десяти утра Ботылев передал со своего корпоста: Противника в городе нет. На этом рация десантников свою работу закончила.
В Новороссийск отправилась на торпедном катере оперативная группа штаба базы во главе с капитаном 2 ранга Н. И. Масленниковым - вступать во владение нашим портом, развертывать там КП.
Вот уж когда не ждал я никакой беды. Не прощаясь, сказал Николаю Ивановичу:
- В середине дня встретимся в городе.
А едва группа успела прибыть на место, оператор капитан 3 ранга М. И. Бернштейн радировал, уже в качестве старшего, что начальник штаба тяжело ранен.
Вблизи порта взлетел на воздух заминированный немцами дом, и Масленникова ударило обломком. Начальник связи Кулик и комендант штаба Кантарев, стоявшие рядом, отделались легкой контузией, а ранение Николая Ивановича оказалось смертельным...
На катере, перевозившем Масленникова обратно в Геленджик, он, уже теряя сознание, но с обычной своей прямотой наказал сопровождавшему офицеру: Скажешь всем - всю жизнь отдал флоту.
Это была сущая правда.
Через несколько часов в Новороссийский порт входили еще два катера. Первый - под флагом командующего Черноморским флотом.
Когда собрались идти туда мы с Бакаевым, вице-адмирал Владимирский сообщил, что пойдет и он с Кулаковым. Я считал, особенно после несчастного случая с Масленниковым, что командующему в Новороссийск еще рано, но отговорить Льва Анатольевича не смог. Он взял с собой офицера из наградного отдела и некоторое количество орденов и медалей, чтобы вручить их героям боев за город.
Просторный Новороссийский порт пуст, безжизнен. Несколько успевших прийти сюда мелких судов теряются в его огромности.
Швартуемся у полуразрушенной Угольной пристани. И вот уже под ногами новороссийская набережная, такая знакомая, но словно одичавшая, нехоженая меж каменных плит проросла трава.
Идем в батальон Ботылева, к зданию, служившему ему главным опорным пунктом.
По пути останавливаемся у памятника Ленину. Один из первых в стране, сооруженный вскоре после кончины Ильича на средства, собранные рабочими и моряками, он был гордостью Новороссийска. Был и остался! С высокого башенного пьедестала, поднимающегося, как боевая рубка, над форштевнем корабля с символическим названием Коминтерн, Ленин простер руку к Цемесской бухте, к морю. Сейчас к руке прикреплена винтовка, на штыке развевается Военно-морской флаг. Может быть, это сделали десантники еще в первые часы высадки: Ильич сражался вместе с ними...
Вокруг руины, а памятник невредим. Сперва это показалось просто невероятным. Кто-то из нас сказал, что это вряд ли случайность - скорее всего, фашисты что-то тут подстроили. (Так оно и было: после упорных поисков саперы обнаружили в подвале управления порта тщательно замаскированный провод, который вел к подземному тайнику с несколькими тоннами взрывчатки, а другим концом был соединен с кабелем электросети. И памятник, и здание управления порта должны были взорваться, как только городская электростанция даст ток... )
393-й отдельный батальон морской пехоты, как положено, встретил командующего в строю. Бойцы и командиры успели побриться, почиститься, но все словно опалены боем. Почти на каждом втором белеют бинты - раненые, способные стоять на ногах, в госпиталь не спешат...
Ботылев рапортует командующему. Рядом стоят Старшинов, Райкунов, которого только сегодня командующий флотом произвел в капитан-лейтенанты... Нахожу глазами знакомых старшин, краснофлотцев, радуясь за каждого, что жив.
Но многих, очень многих нет. Ударный десантный батальон потерял убитыми и ранеными больше половины своих людей (те раненые, которые сумели стать в строй, - не в счет). Час назад куниковцы похоронили в братской могиле своих товарищей, павших на набережной. А сколько еще таких могил...
Накануне вечером в каменном сарайчике во дворе управления порта были обнаружены изуродованные, обгоревшие тела лейтенанта Алексея Рыбнева помначштаба батальона, краснофлотца Иващенко и одного неопознанного бойца. Гитлеровцы захватили их ранеными во время ночной вылазки и зверски замучили, а затем, заметая следы преступления, пытались сжечь, облив керосином. В акте, который представил Старшинов, указывалось, кто должен за это ответить: здание занимала 16-я немецкая портовая команда.
Фашисты мстили десантникам за то, что не могли их одолеть при всем своем численном превосходстве. Куниковцы уничтожили, по крайней мере, вдвое больше врагов, чем было их самих. Они высадились лишь с легким оружием, а захватили в числе прочих трофеев даже несколько пушек.
Докладывая о действиях батальона, Ботылев называет немало цифр. Но разве можно измерить вклад куниковцев в одержанную победу числом захваченных пулеметов, минометов, автоматов! Своей боевой активностью и железной стойкостью они сковали большие силы противника, дезорганизовали важнейшие участки его тылов. Прежде всего этим они и способствовали общему успеху, продвижению других наших частей. Нож, вогнанный в спину врага, - так сказал Райкунов о своей роте, объясняя бойцам, почему ей нельзя никуда уходить. Это же самое можно сказать и обо всем батальоне.
Подписав вместе с членом Военного совета приказ, командующий флотом тут же, на недавнем плацдарме группы Ботылева, вручает награды. Сейчас - наиболее отличившимся: для всех, кто достоин награждения и будет награжден, не хватает привезенных орденов и медалей.
В числе первых получают орден Красного Знамени Владимир Сморжевский, водрузивший флаг над вокзалом, Владимир Колесников - тот, что подкладывал гранаты прямо под гусеницы фашистского танка, главстаршина Николай Кириллов, также подорвавший не один танк, парторг Сергей Колот, весь обмотанный бинтами. Он еще в первую ночь, врываясь в здание клуба, попал под пулеметную очередь и пять суток провоевал с перебитыми ребрами, с туго забинтованной грудной клеткой.
Подходит к командующему за боевой наградой великан Владимир Канда. Он в пестром маскхалате - только что вернулся из разведки под Абрау-Дюрсо - и выглядит в этом одеянии особенно внушительно.