Затем, видя, что состояние ее не меняется, добавил:
- Да, другого средства нет: мать должна погибнуть, иначе ребенка не спасти; поскольку он еще может доставить мне очень большое удовольствие, а она совершенно бесполезна, было бы глупо раздумывать...
Несчастная слышала ужасный приговор: злодей даже не пытался скрыть свои намерения.
- Итак, единственная возможность - сделать кесарево сечение, и я так и сделаю.
Он приготовил инструменты и надрезал женщине живот; вскрыв его, он полез внутрь, добрался до плода; мать скончалась почти мгновенно, но ребенка извлекли по частям.
- Ах, господин мой, - сказала старая карга, - вы сделали прекрасную операцию.
- Вздор! Ничего у меня не получилось, - обрезал Бандоль, - и это твоя вина: какого черта ты мне мешаешь, когда я возбужден? Ты же знаешь, что я ничего другого не могу делать, когда меня переполняет сперма, вот тебе и результат. Ну ладно, займись моим членом, Жюстина... Пусть мое семя окропит окровавленные остатки этих тварей.
Жюстина, перепуганная, обливаясь слезами, повиновалась: два движения девичьих ладоней, и бомба разорвалась; казалось, будто никогда до сих пор распутник не испытывал такого наслаждения, и мать и дитя оказались забрызганными красноречивыми свидетельствами его восторга. Успокоившись, Бандоль удалился, обратившись к дуэнье с такими словами:
- Пусть все это закопают, а эту девицу запрут в надежном месте: чем больше моих секретов ей известно, тем больше я ее опасаюсь. Теперь церемониться с ней не будем, поэтому отведите ее в казематы.
Его распоряжение было исполнено... Эти казематы представляли собой каменные башни, очень высокие, где был удивительно чистый воздух, однако все окна были зарешечены.. что делало побег невозможным. Оставшись взаперти, наша кроткая Жюстина, предоставленная самой себе, стала размышлять о своей судьбе.
- О Господи! - вздохнула она. - Кому нужно, чтобы со мной обошлись так жестоко только за то, что я попыталась помешать злодейству? Сколько страданий, несмотря на мою молодость, принесла мне моя роковая звезда!
Затем наступила прострация. Жюстина сидела неподвижно, почти не дышала; казалось, будто вся ее жизненная энергия была поглощена болью, из глаз катились слезы, которых она не замечала, только гулкие и частые удары сердца связывали ее с жизнью. Так прошли несколько дней, и за это время несчастная не получила никакого утешения, никто не заходил в ее комнату, кроме старух, приносивших пищу.
Наконец, однажды вечером появился Бандоль.
- Дитя мое, - начал он, - я пришел сказать, что послезавтра тебе будет оказана честь взойти на мое ложе... И заметив, что Жюстина в ужасе вздрогнула, добавил:
- Как! Это известие не радует тебя?
- Оно меня ужасает. Ах, сударь, неужели вы считаете, что женщины могут любить вас?
- Любить меня! Да я пришел бы в отчаяние, если бы какой-нибудь женщине пришла в голову такая мысль: мужчина, который хочет наслаждаться в полной мере, никогда не пытается завоевать женское сердце, иначе он сделается ничтожным рабом и, следовательно, будет глубоко несчастен. Женщину приятно сношать, только когда она презирает вас всем сердцем; мужчина, желающий испытать все самые острые удовольствия, должен внушать женщине ненависть всеми возможными способами. Неужели ты думаешь, что азиаты, знающие толк в сладострастии, не понимают, что творят, когда держат женщин взаперти? Только не думай, Жюстина, будто ими движет ревность. Разве можно представить, что мужчина, имеющий пять-шесть женщин, способен любить их всех до такой степени, чтобы ревновать? И закрывает он их на замок совсем не поэтому: единственная причина у него - как можно сильнее оскорбить их, это желание родится в нем из уверенности в том, что самое большое наслаждение доставит ему женщина униженная, оскорбленная, которая боится и презирает его.
- Я не вижу в этом никакой деликатности.
- Зачем нужна деликатность в любви? Добавляет ли она какие-нибудь новые грани к удовольствию? Разумеется, нет: напротив того, она притупляет ощущения, принуждает мужчину к материальным жертвам в угоду морали, и эти жертвы всегда приносятся в ущерб сладострастию, главный элемент которого наслаждение. Все деликатные и нежные любовники - никудышные долбильщики, Жюстина, они полагают, будто красивыми словами вознаграждают женщину за то, чего они ее лишают. Признаюсь тебе, что будь я женского пола, я предпочел бы, чтобы меня истязали и от души сношали, чем если бы каждый день мне твердил сладкие речи какой-то мастурбатор. Так что смирись, Жюстина: слабое существо должно уступать, если обстоятельства изменятся, может случится, что ты станешь госпожой, а я буду тебе повиноваться.
С этим Бандоль вышел и оставил Жюстину в ожидании ужасных оскорблений, какие только могло испытать ее целомудрие. Она долго стояла у окна, предаваясь тяжелым размышлениям и не решаясь лечь в постель, и вдруг ей показалось, что из кустов, окружавших башню, донесся негромкий шум. Она прислушалась и услышала шепот:
- Откройте и не бойтесь, мне надо сказать вам важные вещи.
Жюстина прижалась головой к решетке и затаила дыхание: как сладостен любой намек на надежду в отчаянном состоянии, в котором она находилась! Но, о небо, каково же было ее изумление, когда она узнала голос Железного Сердца, лихого атамана разбойников, вместе с которым она сбежала из тюрьмы Консъержери!
- Несчастный, - произнесла она, - что тебе нужно возле этого ужасного дома?
- Мы хотим похитить одну женщину, которая нас интересует, только за этим мы пришли сюда: дело в том, что Бандоль - такой же злодей, как и мы, поэтому мы уважаем его вкусы, его собственность и его удовольствия, но нам нужна эта женщина, которую его люди похитили у нас месяц назад, мы покараем ее за то, что она предала нас самым коварным образом.
- Увы, сударь, - отвечала Жюстина, - не следует ли бросить этот же упрек в мой адрес? И когда я окажусь в ваших руках, не сделаете ли вы со мной то же самое?
- Не бойся, - сказал Железное Сердце, - помоги нам взять предательницу, и мы обещаем тебе защиту, безопасность и помощь.
- О Господи! Вы хотите, чтобы я выдала вам несчастную, которую вы приговорили к смерти!
- Она в любом случае получит свою смерть.
- Нет, женщин отсюда отпускают, когда они наскучат хозяину.
- Хорошо, если ты нам не поможешь, мы все равно проникнем в дом, но тогда первой жертвой будешь ты.
Жюстина увидела, что избежав неминуемой опасности в замке, она каким-нибудь образом сумеет избежать новых ловушек независимо от того, сдержит разбойник слово или нет, и что, возможно, он пощадит и бедную женщину, и наконец решилась.
- Я согласна, дайте мне средства, и я сделаю все, что в моих силах.
- У тебя есть веревка?
- Нет.
- Тогда разорви простыни, свяжи их и опусти вниз. Жюстина сделала так, как было сказано, и, вытянув обратно связанные простыни, обнаружила на конце напильник и лестницу из тонкого шелкового шнура вместе с запиской следующего содержания:
"Перепилите решетки, привяжите к оставшимся прутьям лестницу, а завтра часа в два-три утра спокойно спускайтесь: мы будем вас ждать. Вы нам покажете вход в этот волшебный и неприступный замок, за что получите вознаграждение и позволение идти, куда пожелаете, и вам не припомнят старых обид".
Жюстина хотела спросить еще о чем-то, но внизу уже никого не было. Решение созрело скоро, и мы уже рассказали, какие соображения ею двигали.
Она перепилила решетки, привязала лестницу и стала с нетерпением ждать назначенный час. Наконец он пришел, Жюстина влезла на подоконник, легко и ловко соскользнула по лестнице и спустя мгновение оказалась у подножия башни.
- Ты узнаешь меня, Жюстина? - бросился к ней Железное Сердце, заключая ее в объятия. - Узнаешь человека, который продолжает боготворить тебя и с которым ты обошлась так сурово... О небесное создание, как ты выросла и похорошела! Но скажи: ты снова будешь такой жестокой, как в прошлый раз?
- Надо спешить, сударь: скоро рассвет, и мы погибли, если нас здесь увидят...
- Ты сможешь отыскать дверь?
- Да, если вы дадите мне клятву.
- Какую же?
- Сохранить жизнь несчастной, которую вы собрались убить, и отпустить меня на свободу, как только мы выйдем обратно.
- Насчет свободы можешь не сомневаться, - ответил разбойник, - но первое условие выполнить невозможно.
- В какое ужасное положение вы меня ставите! Зачем только я спустилась?
- Скоро рассвет, Жюстина, ты сама это сказала только что, нельзя терять ни минуты...
И трясущаяся от страха Жюстина шагнула вперед.
- Вот тополь, который я запомнила. За ним должна быть дверь.