Человек по прозвищу Проклятие рода Дэвенпортов издал стон и заворочался в постели. На него тут же накатил приступ дурноты и слабости, что было вовсе не удивительно после кутежа, устроенного накануне.
Реджи замер, не открывая глаз, поскольку отлично знал, что в таких случаях утром лучше не торопиться и все делать как можно медленнее и осторожнее. Если, конечно, сейчас утро, подумал он — память сохранила слишком мало деталей ночного дебоша, чтобы он мог точно определить время суток.
Справившись с головокружением, Реджи разлепил веки. Потолок выглядел знакомым — значит, он дома. Сделав еще одно усилие, Реджи установил, что лежит скорее в спальне, нежели в гостиной, и на собственной кровати, которая была заметно мягче и шире, чем столь же хорошо известный ему диван.
Теперь ему предстояло вспомнить, каким образом он здесь оказался. Услышав рядом чье-то шумное дыхание, он с предельной осторожностью начал поворачивать голову, пока наконец в поле его зрения не оказался Джулиан Маркхэм. Его молодой друг безмятежно спал на диване, судя по всему, его ничто не беспокоило.
Двигаясь медленно, но целеустремленно, Реджи откинул покрывало, которым был укрыт, и попытался сесть, но тут же, охнув, снова повалился на кровать. Он был готов к обычным неприятным ощущениям, связанным с похмельем, но не к острой боли, которая внезапно пронзила грудь. Прислушиваясь к ней, Реджинальд снова попробовал восстановить в памяти события предыдущей ночи, но безуспешно.
Наскоро обследовав себя, он пришел к выводу, что ничего не сломано. Хотя на ребрах и правой руке красовались здоровенные кровоподтеки, а костяшки пальцев на обеих руках были сбиты, из чего Реджи сделал вывод, что с кем-то дрался. Он завалился спать одетым, и теперь темно-синий сюртук и коричневые брюки были измяты до такой степени, что любой ревностно относившийся к службе камердинер не преминул бы высказать ему претензии по этому поводу. К счастью, Мака Купера нельзя было вывести из равновесия подобными пустяками — иначе он не продержался бы столько лет в услужении у Реджи Дэвенпорта.
Мак в очередной раз доказал, что знает свое дело, выбрав именно этот момент для появления в спальне с бокалом жидкости оранжевого цвета в одной руке и с тазом и исходящим горячим паром мокрым полотенцем в другой. Не говоря ни слова, он протянул полотенце своему господину. Развернув полотенце, Реджи зарылся в него лицом. Влажный жар немного приободрил его.
Протерев лицо, шею и руки, Реджи потянулся к бокалу и одним глотком ополовинил его. Противопохмельное средство было изобретением камердинера. В него входили фруктовый сок, немного виски и еще несколько ингредиентов, о которых Реджи предпочитал не думать, и действовало оно весьма эффективно.
Реджинальд Дэвенпорт осторожно покрутил головой, радуясь, что уже не испытывает при этом боли и дурноты, и снова, уже не так жадно, приложился к бокалу. Лишь когда бокал опустел, Реджи нашел в себе силы взглянуть Маку в глаза.
— Который час? — осведомился хозяин.
— Около двух пополудни, сэр, — ответил слуга. Мак говорил на кокни[1], был сухощав и жилист, множество шрамов делали его похожим на уличного драчуна, при этом он — исключительно ради собственного удовольствия — весьма удачно копировал манеры и акцент, присущие слугам-снобам. Обязанности камердинера составляли лишь часть его работы — по совместительству он был еще конюхом, дворецким и лакеем.
— Ты помнишь, во сколько мы вернулись? — спросил, зевая, Реджи.
— Около пяти утра, сэр.
— Надеюсь, мы тебя не разбудили.
— Мистер Маркхэм был вынужден попросить меня помочь ему отвести вас наверх.
Реджи провел рукой по всклокоченным волосам.
— Теперь понятно, как мне удалось добраться до спальни, — сказал он и, взглянув на своего приятеля, увидел, что тот просыпается. — Вот что, приготовь-ка свежего кофе. Я полагаю, Джулиану он понадобится, да и я с удовольствием выпью несколько чашек.
— Очень хорошо, сэр. Не подать ли вам также что-нибудь легкое перекусить?
— Нет! — воскликнул Реджи, которого передернуло от одной лишь мысли о еде. — Только кофе.
Подождав, пока Мак выйдет из комнаты, Реджи встал и стащил с себя галстук — ему вдруг подумалось, что когда-нибудь он умрет во сне, задушенный собственным галстуком. Умывшись горячей водой, он тяжело опустился в кресло, вытянув ноги, и уставился на приятеля. Глаза Джулиана открылись, а губы сложились в ангельскую улыбку, вызвавшую у Реджинальда Дэвенпорта приступ похмельного раздражения.
Джулиан тут же сел на диване.
— Доброе утро, Редж, — бодро произнес он. — Ну что, здорово погуляли?
— Не знаю, — хмуро бросил Реджи. — Я ничего не помню. Джулиан улыбнулся, нисколько не смущенный его тоном. Это был светловолосый молодой человек приятной наружности, обладающий незаурядным обаянием. В будущем он должен был унаследовать крупное состояние, что делало его особенно привлекательным для мамаш, имевших дочерей на выданье.
— Ты выиграл пятьсот фунтов у Блейкфорда, — сказал Джулиан. — Неужели не помнишь?
Мак принес кофе. Налив себе большую чашку обжигающе горячего напитка и положив несколько кусков сахара, Реджи скрестил ноги и мрачно уставился в ясные глаза друга, думая, что некого, кроме себя, винить за то, что приходится куролесить в компании человека на добрых двенадцать лет моложе. Не было ничего удивительного в том, что Джулиан так быстро пришел в себя после разгульной ночи. Для Реджи эти счастливые времена давно миновали.
Он отхлебнул глоток кофе и выругался — обжег себе язык.
— Я помню, как мы заходили к Уайту. А потом что было?
— Блейкфорд пригласил человек десять к себе домой поужинать и сыграть в вист. Ему очень хотелось похвастаться новой любовницей. Она действительно ослепительная штучка, эта Стелла. — Джулиан тоже налил себе кофе. — Похоже, ты ей понравился.
Реджи нахмурился — в мозгу начали всплывать какие-то смутные воспоминания. Кажется, прямо от графа Уоргрейва он отправился в таверну и в течение двух часов накачивался спиртным в полном одиночестве. Потом он повстречал Джулиана, и все завертелось, словно в вихре.
— А Стелла — это такая кнопка с рыжими волосами и разбойничьими глазищами?
— Именно. Она терлась вокруг тебя, как сука во время течки. Блейкфорд и так был зол на тебя из-за того, что ты его обыграл, но когда обнаружил, что ты куда-то исчез, а вместе с тобой пропала и Стелла, я понял, что он вот-вот взорвется. Ей удалось тебя соблазнить?
Реджи прикрыл глаза и откинул голову на спинку кресла.
— Что-то в этом роде, — пробормотал он. Будь он трезв, постарался бы избежать домогательств Стеллы — обладательница великолепной фигуры была невыносимо вульгарна. Но она очень точно выбрала момент для атаки, уложив его в постель именно тогда, когда он был настолько пьян, что уже мало что соображал, но не настолько, чтобы оказаться неспособным действовать.
Реджи подумал, что с его стороны было чистейшей воды безумием пойти на поводу у маленькой шлюшки. Впрочем, он был пьян, а чего можно ожидать от пьяного мужчины?
Мрачные размышления Реджи прервал Джулиан.
— Возможно, мне не стоило бы об этом говорить, — немного поколебавшись, заметил он, — но тебе, мне кажется, следует вести себя поосторожнее. Блейкфорд ревнует эту сучку к каждому фонарному столбу, а тебе он еще и деньги проиграл. Короче говоря, он едва не вызвал тебя на дуэль.
— Ты прав. Тебе не стоило говорить об этом, — заметил Реджи, чувствуя, как острая боль обручем стискивает виски. И почему его угораздило связаться не с кем-нибудь, а именно с любовницей Блейкфорда? Блейкфорд был мрачным, совершенно непредсказуемым, опасным типом, и Реджи старался по возможности избегать его. — Если бы Блейкфорд вызывал на дуэль каждого, перед кем эта лапочка вильнула задом, ему пришлось бы драться с половиной Лондона.
Джулиан кивнул.
— От Блейкфорда мы отправились в новое игорное заведение рядом с Пиккадилли.
— Правда? — Реджи недоверчиво уставился на друга. — Там тоже произошло что-нибудь заслуживающее внимания?
— Я проиграл сто фунтов, а ты ввязался в драку.
— Замечательно, — пробормотал Реджи. — С кем я сцепился и почему? И кто одержал верх в потасовке?
— Дрался ты с Альбертом Хэнли. Он сказал, что ты жульничаешь, — коротко пояснил Джулиан. — Верх одержал, естественно, ты.
— Что сказал Хэнли? — переспросил Реджи, подскочив на кресле, и снова почувствовал головокружение. Сглатывая кислую слюну, он откинулся на мягкие подушки. — Ничего удивительного, что мы с ним подрались.
У Реджи в самом деле была ужасная репутация, и большей частью вполне заслуженно, но его честность в спорте и карточной игре никогда не подвергалась сомнению.
— Ты так здорово поставил его на место, что вопрос о дуэли отпал сам собой, — с энтузиазмом заявил Джулиан. — Схватка была что надо. Хэнли тяжелее тебя фунтов на тридцать и боксирует вообще-то неплохо, но он ни разу так и не смог тебя достать. Тебе потребовалась всего пара минут, чтобы сломать ему челюсть. Все сошлись на том, что именно он должен заплатить за поломанную мебель, поскольку его обвинение было совершенно необоснованным.
Реджи оглядел свои покрытые ссадинами кулаки.
— Если я так легко одержал над ним верх, почему у меня такое ощущение, будто меня в ребра лягнула лошадь?
— Потому что ты свалился с лестницы, когда мы с Маком тащили тебя наверх, — объяснил Джулиан. — Я немного встревожился из-за этого, но Мак сказал, что ничего страшного.
— Ты все рассказал, или есть еще что-то, о чем бы мне следовало знать? — вкрадчиво поинтересовался Реджи.
— Ну-у… — протянул молодой человек и смущенно откашлялся. — У Уайта мы встретили моего отца, и он заявил, что знать тебя больше не желает.
— Ты напрасно чувствуешь себя таким виноватым, — пожал плечами Реджи. — Он всегда мне это говорит.
Лорд Маркхэм был убежден, что Реджи сбивает его наследника с пути праведного на стезю порока.
Однако, как это ни странно, именно Реджи обучил молодого человека науке выживания в жестоком мире лондонских шулеров, бретеров и дам полусвета. Более того, он даже вытащил его из сетей авантюристки по прозвищу Распутная Вдовушка, которая сочла, что Джулиан — идеальное решение ее финансовых проблем.
Джулиан снова заговорил о драке, считая эту тему более безопасной, но Реджи перестал его слушать. Опершись локтями о колени, он закрыл лицо ладонями. Его охватил приступ тоски и ненависти к себе.
Все самые глупые и недостойные поступки совершались Реджи в те моменты, когда он бывал пьян, но раньше он по крайней мере отдавал себе отчет в своих действиях. Вполне сознательно избрав определенную линию поведения, которая шла вразрез с общепринятыми понятиями морали, он безропотно принимал все последствия своего решения. Все шло своим чередом до прошлого года, когда у него начались провалы в памяти. С каждым месяцем они случались все чаще и становились все продолжительнее. Теперь он уже не был уверен в том, что помнит все свои поступки и их мотивы, и эта утрата контроля над собой приводила его в ужас.
Такой образ жизни убивает тебя. Эти слова ясно прозвучали в его мозгу.
Он уже не раз слышал этот внутренний голос. Однажды Реджи таким же образом был предупрежден об опасности буквально за считанные мгновения до того, как на него напали разбойники. Он каким-то чудом успел увернуться от ножа, нацеленного ему в спину. В другой раз тот же голос посоветовал Реджи не подниматься на борт яхты, принадлежавшей одному из его приятелей. Он последовал этому совету, выдумав для отказа какой-то весьма неуклюжий предлог, вызвавший дружное поддразнивание всей компании. Вскоре яхта пошла ко дну во время урагана, и все, кто находился на борту, погибли.
Такой образ жизни убивает тебя, Реджи стиснул ладонями голову, стараясь утешить пульсирующую боль. Он всегда вел жизнь, насыщенную событиями и полную опасностей, нередко переступая грань общепринятой морали. Теперь же, после того как стало известно, что титул и состояние графа Уоргрейва достались не ему, Реджинальд Дэвенпорт напрочь забыл и о приличиях, и об осторожности. Он делал умопомрачительные, рискованные ставки, играя в карты и на скачках, и пил больше, чем когда бы то ни было.
Такой образ жизни убивает тебя. Эти слова снова и снова звучали у него в ушах, будто требуя ответа. Но Реджи был слишком измучен, чтобы попытаться что-то возразить. Он безумно устал от такой жизни. Ему смертельно надоели бесконечные азартные игры, пьянки, вульгарные, продажные женщины, подобные Стелле, глупые, бесцельные драки и ужасные пробуждения поутру — вроде сегодняшнего.
Джулиану было двадцать пять, и чувствовалось, что не за горами то время, когда он перебесится и остепенится. Что же касается Реджи, то его кутежи и загулы продолжались уже шестнадцать лет, с тех пор как его впервые исключили из университета. Реджинальд Дэвенпорт словно остановился в своем развитии.
Тоска, охватившая Реджи, была черной и беспросветной. Внезапно ему захотелось, чтобы кто-нибудь вроде Блейкфорда или Хэнли разозлился как следует и всадил в него пулю, положив конец бесцельному существованию.
Впрочем, мелькнуло у него в мозгу, к чему ждать, пока это сделает кто-то другой?
Эта мысль на какой-то момент показалась Реджи соблазнительной, однако он тут же опомнился. Неужели же он и впрямь оказался в таком тупике, из которого не в силах выбраться? Пораженный, Реджи принялся размышлять над этим, не слушая продолжавшего что-то говорить Джулиана. Стрикленд, произнес вдруг внутренний голос. «Стрикленд», — мысленно повторил Реджи. Место, которое когда-то было его домом. Поместье, где он родился и где умерли все, кого он любил. Казалось, утраченное навсегда, оно теперь было великодушно возвращено Реджи новоявленным двоюродным братцем. Конечно, Стрикленд никогда больше не будет для него домом — но теперь, черт возьми, это имение принадлежит ему.
Решение Реджинальда Дэвенпорта было озарением свыше. Внезапно он, открыв глаза, прервал болтовню Джулиана:
— Вот что, я передумал. На скачки в Бедфорд я не поеду. Надо посетить Дорсет, осмотреть мое имение.
— Твое что? — удивленно заморгал Джулиан.
— Мое имение, Стрикленд. Я стал собственником — у меня есть поместье.
Реджи встал, не считая нужным что-либо объяснять приятелю, на лице которого читалось неподдельное изумление. Посмотревшись в зеркало над каминной полкой, он убедился, что выглядит так же, как обычно, — зрелых лет мужчина, не лишенный своеобразной элегантности, чему нередко пытались подражать молодые люди. Тем не менее в душе он чувствовал себя старым и изможденным.
Подойдя к окну, он бросил взгляд вниз, на Молтон-стрит. Реджи никогда не приходило в голову перебраться на другую квартиру. Та, в которой он поселился по приезде в Лондон, была удобной и вполне соответствовала требованиям, предъявляемым к жилью джентльмена, но он никогда не думал о ней как о своем доме.
— И когда же ты вернешься в город? — поинтересовался Джулиан.
— Понятия не имею. Возможно, я останусь в Дорсете, превращусь в краснолицего сельского жителя и заведу себе свору гончих.
Джулиан рассмеялся, восприняв это заявление как шутку, но Реджинальд понимал, что в этой шутке вполне может оказаться большая доля правды. Приобретший в последнее время популярность доктор Джонсон утверждал, что человек, уставший от Лондона, устал от жизни. Что ж, подумал Реджи, не исключено, что доктор прав; во всяком случае, он, Реджинальд Дэвенпорт, в самом деле устал и от столицы, и от жизни. Возможно, Стрикленд придаст его существованию какой-то смысл. Впрочем, в этом Реджи порядком сомневался.
Леса и луга Дорсета показались Реджи удивительно знакомыми, хотя он не видел их с восьмилетнего возраста. Узнавал он и обширные вересковые пустоши, которыми изобиловали тамошние края. Впрочем, Стрикленду принадлежали едва ли не лучшие сельскохозяйственные угодья в Британии.
Приняв решение покинуть Лондон, Реджи не стал тянуть время и, упаковав вещи, отправился в дорогу немедленно, не обращая внимания на Джулиана Маркхэма, который продолжал забрасывать его недоуменными вопросами до того самого момента, когда за Реджи закрылась входная дверь. Мак должен был приехать позже и привезти хозяину одежду, чтобы тот мог остаться в Дорсете на неопределенно долгое время. Сам же Реджи решил отбыть в свое имение верхом и в полном одиночестве. Заночевал он в Винчестере, а на следующий день около полудня уже подъезжал к Стрикленду.
Свернув на подъездную аллею, ведущую к дому, Реджи натянул поводья и пустил коня шагом. По обеим сторонам аллеи росли триста шестьдесят шесть буковых деревьев — по количеству дней в году. Тот, кто в свое время сажал их, не забыл, что в високосных годах на день больше. В одном месте в ровном ряду буковых стволов зияла брешь. По соседству с почерневшим пнем, оставшимся от взрослого дерева после удара молнии, тянулся вверх храбрый молодой саженец.
Интересно, кто позаботился о том, чтобы количество буков вдоль аллеи осталось прежним? Может, мистер Уэстон, образцовый управляющий? Поразмыслив, он решил, что скорее всего это сделал кто-то из местных. В конце концов, Дэвенпорты приходили и уходили, а те, кто в течение многих поколений обрабатывал эту землю, веками жили здесь.
Аллея сделала плавный поворот, и в поле зрения Реджи появился дом. Он придержал коня. Особняк в имении Стрикленд был строением умеренных размеров — не традиционный для здешних мест скромный коттедж, но и не огромный дворец, в каких обитали крупные землевладельцы. Сложенный из мягкого местного камня, он был похож на тысячи других домов английских помещиков средней руки.
В детстве Реджинальд лелеял мечту о том, что когда-нибудь он будет владельцем Стрикленда. Старший сын в семье, он знал, что в один прекрасный день поместье по наследству перейдет к нему. Он убеждал себя в том, что будет заботиться о процветании доставшихся ему земель, что будет знать по имени всех до единого крестьян, фермеров и арендаторов и что в кармане у него всегда будет достаточно сладостей, чтобы угостить всех детей, которых он встретит, разъезжая по своему имению. Ему хотелось, чтобы его приветствовали повсюду с уважением, а не со страхом. И еще он мечтал о том, что у него будет жена, лицо которой будет всякий раз расцветать в тот момент, когда в комнате появляется он, ее муж.
Но однажды все изменилось. В Стрикленд приехал секретарь дяди, чтобы отвезти осиротевшего мальчика в Уоргрейв-Парк. Реджи поехал с ним без всяких споров, пораженный обрушившимся на него несчастьем, но покорный воле взрослых людей. Он с нетерпением ожидал того дня, когда сможет наконец снова вернуться в Стрикленд, — так было до тех самых пор, пока дядя не сказал ему хриплым бесстрастным голосом, что это имение не принадлежит и никогда не будет принадлежать ему.
После этого Реджи никогда больше не думал о Стрикленде как о своем доме. Он старался вообще о нем не думать.
Теперь же, похоже, все возвращалось на круги своя. Стрикленд стал его собственностью. Если у него и могла быть какая-то цель в жизни, то искать ее следовало здесь, в Стрикленде. Если бы только он не ощущал себя таким усталым и опустошенным…
Почувствовав, что вот-вот начнет жалеть себя, Реджи стиснул зубы. Отпустив поводья, он снова двинулся вперед, стараясь вспомнить все, что ему было известно о семье матери. Девичья фамилия ее была Стэнтон, но, кроме этого и воспоминаний о ней, он не смог восстановить в памяти ровным счетом ничего.
Дети обладают удивительной способностью воспринимать то, что их окружает, не задаваясь лишними вопросами. Ему в голову никогда не приходило, что имение принадлежало его матери. Должно быть, она происходила из семьи крепких, процветающих помещиков, но он об этом не задумывался и совершенно перестал вспоминать о Стэнтонах после того, как все заботы о нем взяли на себя аристократы Дэвенпорты.
Стрикленд был возведен во времена Тюдоров. Господский дом представлял собой не лишенное своеобразной красоты двухэтажное строение с фронтонами, окнами с частыми переплетами, утопленными в глубокие ниши, и прямыми восьмиугольными трубами. Фасадом оно было обращено на юг, так что в окна целый день светило солнце. Из окон с задней стороны дома открывался вид на сады, озеро и холмистую сельскую местность, в которой было расположено имение.
Реджи был до глубины души поражен тем, что вокруг ничего не изменилось. Сразу было видно, что дом тщательно отремонтирован, а земли находятся под присмотром. Лишь что-то неуловимое подсказывало: в доме никто не живет.
Реджинальд подумал о том, что ни его родители, ни его младшие сестра или брат не откроют ему дверь и не спустятся к нему по ступенькам крыльца.
Вздрогнув, он непроизвольно так резко дернул поводья, что конь заржал и мотнул головой. Стараясь успокоиться, Реджи спешился и подвел жеребца к крыльцу. Легко, перепрыгивая через две ступеньки, взбежал наверх, ощущая радостное нетерпение и тревогу.
Рука его на какой-то миг замерла над тяжелым дверным молотком, сделанным в виде головы льва, державшего в пасти медное кольцо. Когда-то ему ужасно нравилось это нехитрое приспособление, и он мечтал о том дне, когда вырастет настолько, что будет легко дотягиваться до кольца. Он тряхнул головой, отгоняя непрошеные воспоминания, и коротко постучал.
Поскольку открывать ему не торопились, Реджи, выждав немного, нажал на дверную ручку — в конце концов, он был владельцем поместья и, значит, мог вести себя соответственно.
Ручка легко повернулась, и массивная дверь подалась внутрь. Шагнув через порог, Реджи оказался в холле, стены которого были обшиты резными дубовыми панелями. Двинувшись вперед, он прошел через гостиную и остановился, пораженный до глубины души. Реджинальд Дэвенпорт ожидал чего угодно, но только не того, что все тут останется, как прежде.
Везде было аккуратно прибрано, и лишь едва уловимый запах затхлости напоминал о том, что дом давно пустует. Не изменилось абсолютно ничего — те же обои, картины, та же мебель — прикрытая чехлами, но стоящая на тех же местах, что и раньше. Немного выцветшие и поблекшие от времени, вещи эти составляли некогда окружающий Реджи мир — мир его детства. Ему тут же вспомнилось, как отец и мать, сидя за карточным столиком красного дерева, чему-то весело смеялись во время игры.
Резко развернувшись, Реджи вышел из гостиной и остановился в коридоре. Неужели в доме никого нет? Но тогда, возмутился он, кто-то должен объяснить ему, почему входная дверь не заперта.
Свернув по коридору вправо, он стал обходить комнату за комнатой, пока в одной из них не обнаружил полную женщину, вытирающую пыль. Когда он вошел, женщина удивленно глянула на него и, вытерев руки о передник, сделала неглубокий реверанс.
— Мистер Дэвенпорт! — воскликнула она. — Как вы меня напугали! Вы приехали как раз вовремя. Правда, нам стало известно, что поместье перешло к вам буквально на днях, и времени все должным образом подготовить не было.
Реджи не мог понять, каким образом эта женщина могла узнать о его намерении приехать.
— Вы меня знаете, а я вас нет. Вы, насколько я понимаю… Женщине явно перевалило за сорок. Она была типичной розовощекой жительницей сельской местности, вежливой, но нисколько не подобострастной.
— Меня зовут миссис Геральд. Вы меня, вероятно, не помните. Когда вы были еще совсем маленьким мальчиком, я работала здесь горничной. Тогда меня звали Мэй Барлоу. — Толстушка оглядела Реджи с головы до ног и одобрительно добавила:
— Вы стали таким же высоким, как ваш отец.
Реджи задумчиво прищурился:
— Кажется, на одной из окрестных ферм был работник по фамилии Геральд.
— Верно. Вот я и вышла за него замуж, за Робби Геральда. Мы живем в Хилл-Фарм.
— Дом в прекрасном состоянии, — сказал Реджи, обводя взглядом комнату. Она выглядела весьма уютно. В двух стенах были прорублены большие окна — его матери всегда нравилось, чтобы в комнатах было много окон.
— Да, это так. Довольно долго дом арендовал вышедший в отставку флотский капитан. Ему неплохо удавалось поддерживать здесь порядок. Примерно с той поры, когда умер старый граф, дом пустовал. Я тут за всем присматривала, чтобы гниль и плесень не завелись и чтобы плотники, когда нужно, делали ремонт.
— Вы прекрасно поработали, — сказал Реджи, отлично знавший, как высоко ценятся слова благодарности и одобрения.
Услышав похвалу, миссис Геральд просияла.
— Я рада, что вы так думаете, сэр. Мы старались делать все, что только можно, — польщенно проговорила она и, поколебавшись секунду, выпалила:
— Мы так рады, что сюда опять приехал представитель рода Стэнтонов. Старый граф Уоргрейв не уделял имению никакого внимания, ни разу здесь так и не появился. А это совершенно несправедливо. Только денежки отсюда получал, а чтобы сделать что-нибудь для Стрикленда — так нет, такого отродясь не бывало.
Тут миссис Геральд покраснела, вспомнив, что старый граф приходился новому хозяину поместья дядей и опекуном, но Реджи, внимательно ее выслушав, заметил только:
— Я Дэвенпорт, а не Стэнтон.
— Ваша матушка была из рода Стэнтонов, а все остальное в Дорсете значения не имеет, — заявила его собеседница, сопровождая эти слова решительным кивком. — В Стрикленде всегда жили Стэнтоны.
Реджи не мог не отметить, что сказано это было таким тоном, каким судья оглашает приговор.
— Возможно, мой вопрос покажется вам глупым, но скажите, остались ли у меня какие-нибудь родственники по линии Стэнтонов? — осведомился Реджи после некоторого раздумья.
— Пожалуй, ближайший ваш родственник мистер Джереми Стэнтон, живущий в Фентон-Холле. Он двоюродный брат вашей матушки и друг вашего отца. Здорово постарел, но человек хороший, джентльмен. — Миссис Геральд с сожалением покачала головой. — Остается лишь пожалеть, что ваша матушка, мисс Энн, была единственным ребенком в семье. Будь у нее и, соответственно, у вас более близкие родственники, они бы никогда не позволили графу увезти вас после того, как… — Тут женщина осеклась и, решив не продолжать начатую фразу, сказала:
— Стэнтоны всегда предпочитали сами заботиться о себе.
Возможно, именно поэтому они почти все и вымерли, подумал Реджи, но, видя, с какой гордостью говорит о Стэнтонах его собеседница, произнести это вслух не решился.
— Через день-другой приедет мой слуга с багажом. Что до меня, то я прибыл один, — сказал он.
— Хотите, я отнесу ваши вещи в спальню ваших родителей? — спросила миссис Геральд.
Перед мысленным взором Реджи возникла комната, о которой она упомянула. Его родители, хотя вообще-то это было не принято, всегда спали в ней вместе, на большой кровати из резного дуба с четырьмя колоннами, поддерживавшими балдахин. Реджи показалось, что, если он расположится на ночь в их спальне, на их кровати, это будет чем-то вроде кощунства.
— Нет, — ответил он миссис Геральд. — Я займу комнату, расположенную над той, где мы с вами находимся. Кажется, ее в свое время называли синей.
— Очень хорошо, сэр. Может, хотите перекусить? В доме порядочный бедлам, но моя двоюродная сестра Молли Барлоу как раз сейчас хлопочет на кухне — занимается уборкой и наполняет провизией кладовую. Она может приготовить на скорую руку что-нибудь легкое.
— Возможно, позже. В данный момент мне хотелось бы повидать мистера Уэстона. Вы не знаете, где он сейчас — в конторе или где-нибудь на территории имения?
Миссис Геральд помедлила, словно на какие-то секунды лишилась дара речи, затем последовал уклончивый ответ:
— Трудно сказать, сэр. Управляющий — человек очень энергичный. Он может быть где угодно.
— Я слышал, что Уэстон как управляющий очень хорош.
— О да, мистер Дэвенпорт. Такого управляющего нигде не найти, — сказала миссис Геральд с каким-то странным, словно бы виноватым выражением лица.
Реджи с любопытством уставился на нее, гадая, почему упоминание об Уэстоне произвело на его собеседницу подобный эффект. Может, у экономки был роман с управляющим? Или за жителями сельской местности не водилось подобных грешков? Если так, подумал Реджи, Дорсет действительно можно считать скучным местом.
Раздумывая об этом, он вышел из комнаты. Проходя по дому, он заметил двух девочек, которые тщательно натирали полы и полировали мебель. Они уставились на него с нескрываемым любопытством, смущенно хихикая, и, когда он кивнул им в знак приветствия, сделали неловкий реверанс. Странное это чувство — быть хозяином поместья, подумал Реджинальд Дэвенпорт.
Боковая дверь выходила в вымощенный булыжником двор, ограниченный строениями из того же желтовато-серого камня, что и господский дом. Все это было так знакомо… Взглянув вверх, Реджи вспомнил тот день, когда он взобрался по лестнице, оставленной у стены одним из рабочих, ремонтировавших крышу. Маленький Реджи в восторге бегал взад-вперед по крытой черепицей крыше, пока во двор не вышла мать и не приказала ему немедленно спуститься вниз. Не догадываясь о том, чем грозило ему падение на булыжник двора, Реджи был искренне удивлен тем, как сильно она была встревожена, но сразу же с готовностью повиновался. Тогда он был послушным мальчиком — одно из многих качеств, которые он напрочь утратил, покинув Стрикленд.
Безошибочно определив, что контора управляющего находится напротив господского дома, Реджи уверенно пересек двор и, бесшумно отворив дверь, шагнул внутрь. После яркого полуденного солнца ему показалось, что в комнате, где он очутился, темно. Приглядевшись, он увидел стол, позади которого, роясь в книгах на стеллаже, стоял мужчина. Он не слышал, как открылась дверь, и теперь у Реджи было время, чтобы как следует его рассмотреть. Мужчина был стройным и держался очень прямо. Одет он был в весьма удобный для сельской местности наряд — коричневый сюртук, желтовато-коричневого цвета брюки и разношенные сапоги.
Однако, как только глаза привыкли к темноте, Реджи с изумлением понял, что разглядывает вовсе не мужчину, а женщину, одетую по-мужски. Пока его оценивающий взгляд скользил по длинным, стройным ногам, Реджи судорожно пытался понять, кто могла быть эта странная незнакомка. Возможно, еще одна из многочисленных родственниц Геральдов? Впрочем, трудно было поверить, чтобы кто-то из семейства со столь консервативными взглядами мог одеться так вызывающе.
— Вы не подскажете, где я могу найти мистера Уэстона? — откашлявшись, вымолвил Реджи.
Женщина вздрогнула, словно испуганный заяц, и резко обернулась. Она была высокой — таких высоких представительниц прекрасного пола Реджи еще никогда не доводилось видеть. У нее были правильные черты лица и большие глаза. Роскошные каштановые волосы уложены в строгую прическу, напоминавшую корону. Она подчеркивала величавость и достоинство, которых не могло лишить незнакомку даже удивление при виде нежданного гостя.
Теперь, рассмотрев ее как следует, Реджи удивлялся: как он мог принять ее за мужчину? Строгая мужская одежда не скрывала прекрасной фигуры с округлостями в положенных местах. Более того, он был вынужден признать, что мужской костюм придавал ее облику какую-то особую привлекательность и пикантность.
Во взгляде Реджи вспыхнул интерес. Пожалуй, жизнь в Дорсете может оказаться гораздо веселее, чем он представлял.
На вид женщине можно было дать лет двадцать пять, и совершенно очевидно, что она отнюдь не застенчивая девственница. Выражение лица свидетельствовало о том, что она умеет постоять за себя.
Женщина продолжала молчать, и Реджи повторил свой вопрос:
— Не знаете ли вы, где управляющий имением, мистер Уэстон?
Еще несколько секунд прошли в напряженном молчании. Затем женщина глубоко вздохнула, отчего рубашка на ее груди соблазнительно приподнялась, и с вызовом ответила:
— Уэстон — это я.
Кокни — специфический говор, характерный для лондонских простолюдинов.