- Посмотрим, если туго будет, пришлем за тобой.
Мы, командиры эскадрилий, с особой силой чувствовали стремление летчиков попасть в боевой расчет на выполнение любого задания. И, желая всей душой, чтобы крылья каждого пилота крепли, чтобы в каждом воздушном бою или штурмовом ударе победа достигалась с наименьшими потерями, мы буквально выкладывались. Опыт воздушных боев показал: чем чаще летчик летает на боевые задания, а в промежутках между схватками тренирует себя, тем дольше и лучше воюет.
Понимая это ставшее теперь законом войны положение, штаб авиации флота старался пополнить авиачасти боевыми и учебно-боевыми самолетами И-16, а в полку и эскадрильях принимались все меры, чтобы скорее восстанавливать поврежденные в боях самолеты.
И все же нехватка самолетов ощущалась все острее. Но русский человек находчив! Во всяком случае, в нашем полку это было доказано на деле. Узнав, что в районе Ладожского озера и у самой линии фронта валялось несколько подбитых "ишачков", а на трясинном болоте все еще лежал самолет, на котором погиб наш летчик Бугов, комэски попросили разрешения у командира полка создать две аварийно-эвакуационные группы и поставить во главе их инженеров Бороздина и Метальникова. Им надлежало поднять брошенные самолеты и доставить в ПАРМ для восстановления.
На все ушло две недели.
Помню, когда Бороздин со своей группой однажды к исходу дня привез с линии фронта второй самолет 24-й серии, я едва узнал своего инженера: обросшее, прихваченное морозом, исхудавшее лицо.
- Что с тобой, Михаил? Заболел? - спросил я его.
- Нет, товарищ командир, просто устал. Двое суток без сна, да и с едой, сами знаете... Да, там неподалеку нашли еще один самолет, совсем исправный. Отдохнем малость и его приволокем.
Перед ужином он рассказал нам с комиссаром Кожановым, каких неимоверных трудов стоило им вытащить из болота самолет: трясина, да еще местами бьют ключи. Никаким транспортом не подъедешь к лежащему на фюзеляже самолету.
- Представляете, - горячился Михаил, словно заново переживая происходившее, - едва добрались на лыжах, да еще двое санок с инструментом за собой тащили. Надо ж было исправить и подогреть мотор...
Я-то знал, чего стоит поставить самолет на шасси, потом отбуксировать к дороге, где находилась грузовая машина. И все это без подъемных средств: их на место не доставить. Но и тут смекалка помогла: сообразительные технари вручную поставили самолет на "нос", выпустили шасси - лыжи и лишь после этого принялись чинить...
- Когда самолет "живописно" встал вверх хвостом, - продолжал рассказывать Бороздин, - над ним на высоте полусотни метров пролетела пара "мессеров". Тут же вернулась, сделав над растерявшейся командой два круга, но обстреливать почему-то не стала. Видимо, так и не поняли, что там происходит, посреди открытого болота.
Визит "мессеров" подстегнул техников. Они быстро поставили самолет на шасси, сняли винт и, двумя кувалдами выправив загнутые лопасти, поставили обратно, а уж потом запустили мотор.
Бороздин, поскольку летчика не было, решил сам отрулить самолет к стоянке машины.
Пять человек бежали впереди самолета, который глубоко проваливался в снег, и протаптывали борозды, остальные поддерживали И-16 за стабилизатор и плоскости, чтобы он опять не встал на нос. Через три километра кончилось горючее и мотор заглох. Техник Буслаев подался в ближайшую воинскую часть просить тягач. Командир части решил: уж помогать, так помогать, и выделил гусеничный трактор.
"Ну, теперь у нас пойдет как по маслу..." - подумал Бороздин.
Рано радовался. Трактор вдруг забуксовал, гусеницы все глубже погружались в снеговую, затем в болотную жижу, и через пять минут трактор скрылся в трясине. Тракторист, пожилой бывалый солдат, выскочив из кабины, посмотрел на затонувший ЧТЗ, плюнул и, махнув рукой, сказал:
- Не первый и не последний... В этих болотах столько их утонуло!.. Тащите, ребята, свой самолет на руках, и я помогу малость...
Надрываясь, более пяти часов тянули люди И-16 через километровый участок болота.
Около дороги сняли плоскости, закрепили хвост самолета в кузове автомашины и на третьи сутки привезли на аэродром.
Не легче досталось и команде Метальникова. Она сняла два самолета со льда Ладоги, преодолев с огромными усилиями несколько километров торосистого пути.
Это было большое подспорье. Ведь каждый дополнительный самолет позволял трем-четырем летчикам хотя бы по одному разу слетать на боевое задание. Я замечал: чем меньше оставалось у нас самолетов, тем нетерпимей относились гвардейцы к упущениям своих товарищей. Особенно отрадно было видеть активность молодых летчиков. Был случай, когда то ли от чрезмерной усталости, то ли по иной причине механик 2-й АЭ Журавков, готовя самолет к вылету, забыл законтрить кран маслоотстойника. В воздухе от вибрации кран отвернулся, масло вытекло, и летчику Орлову пришлось садиться на вынужденную. В другой раз оружейник 1-й АЭ Гладкий плохо закрепил щиток синхронного пулемета. В воздухе щиток оторвался, пробил козырек кабины самолета и повредил глаз летчику.
Эти два ЧП вызвали прямо-таки яростную критику во всех звеньях полка: командных, партийных и комсомольских. Летчики жестко потребовали от специалистов соблюдать неписаный закон, а именно: в авиации мелочей нет! За каждый винтик, за каждый краник летчики платят жизнью или кровью. Техники за допущенные промахи отныне несут строжайшую ответственность.
К концу марта бои на земле и в воздухе усилились, численный перевес противника давал себя знать, и это требовало от нас, комэсков, поддержать боевой настрой в эскадрильях и не упускать инициативы, совершенствовать тактику, разнообразить способы действий групп.
Поэтому немало времени, особенно по вечерам, отводили мы теоретической подготовке.
На занятия аккуратно являлся наш новый летчик - сержант Василий Захаров. По документам ему было восемнадцать лет, но в действительности, как я предполагал и как выяснилось потом, произошла ошибка - ему не было еще и семнадцати. Ростом он не вышел - сантиметров сто пятьдесят, не больше. Светлолицый, с белесыми, словно выгоревшими бровями и задумчивым взглядом голубых глаз.
Я с беспокойством думал о юном пилоте: как он осилит строгий в пилотаже И-16, на котором опытные и сильные от природы летчики нередко допускают роковые ошибки. И вот, к моему удивлению, этот мальчик в мешковато висевшем кожаном реглане обратился ко мне с весьма дерзкой, как показалось мне тогда, просьбой:
- Товарищ командир! Прошу вас взять меня своим ведомым. - И торопливо, страшась отказа, стал убеждать: - Не беспокойтесь, я хоть и маловат ростом, но летать на И-16 умею. Посмотрите мою летную книжку из авиашколы, в ней одни пятерки!
Сидевший у стола комиссар эскадрильи Петр Кожанов невольно рассмеялся и, упреждая меня, спросил:
- Самонадеянности у вас хоть отбавляй, товарищ сержант. Вы же еще не летали на боевые задания, многого не понимаете и сразу с такой претензией! С чего бы это?
- Понимаю, товарищ комиссар, - смутившись, ответил Захаров и, чуть помедлив, попросил: - Если не хотите взять меня ведомым, то я готов летать один...
Мы с Кожановым переглянулись. Со слов командира звена Цыганова я знал, что техника пилотирования у сержанта хорошая, но малый рост затрудняет управление самолетом. Даже с моторным чехлом под сиденьем ноги его с трудом достают до педалей, поэтому Захарова используют в штабе, не разрешая летать.
Я понимал, Захаров, как все молодые сержанты, рвется в бой. Прямо отказать ему не хватило духу, и я пообещал, что завтра в промежутках между боевыми вылетами сделаю с ним ознакомительный полет на УТИ-4. Полетаем в паре, а потом уже решу окончательно.
- Хорошо, - покорно кивнул сержант. Контрольный полет на УТИ-4 сержант выполнил отлично,
хотя рост действительно сильно мешал ему. Для того чтобы проверить его летные способности на боевом самолете, нужно было в первую очередь сделать в кабине своеобразную подготовку. По моему заданию инженер эскадрильи поднял на одном И-16 сиденье и удлинил педали ножного управления.
На следующий день Захаров на "подогнанном" И-16 сделал полет над аэродромом. После чего я вылетел с ним на учебный воздушный бой. Больших перегрузок и замысловатых фигур в первом "бою" не делал, и сержант дважды уверенно заходил в хвост моего самолета для атаки. Для начала - хорошо. К концу дня удалось слетать еще раз. Я решил проверить главное для молодого летчика - умение держаться за ведущим. На большой скорости выполнил несколько фигур в вертикальной и горизонтальной плоскостях. Захаров держался уверенно. Дал два резких разворота со снижением, ведущего не потерял молодец, быстро занял свое место! Видимо, пятерки в его летной книжке были не случайными. Если умело ввести в боевой строй - получится неплохой боец...
Вечером, подводя итоги дня, я сообщил летчикам, что моим ведомым будет сержант Василий Захаров.
Весть об этом эксперименте разнеслась по всему полку. Ее восприняли по-разному. Многие говорили мне прямо: "Ты допускаешь большую ошибку, доверяешь прикрытие ведущего эскадрильи зеленому, совершенно неопытному пилоту".
- Ничего, - ответил я. - Обстреляется, и зелень сойдет. Важно другое: хороший пример для молодежи полка.
В эти дни наши войска с трудом, но все же "прогрызли" брешь в обороне врага на участке Погостье - Кириши и углубились в его расположение. Но для выхода на оперативный простор сил не хватило. Пришлось перейти к жесткой обороне.
Появилась у нас, авиаторов, возможность подвести некоторые итоги этого, до предела напряженного боевого периода. И вот что выявилось. С 12 марта до 13 апреля 1942 года полк в воздушных боях сбил пятьдесят четыре фашистских самолета, потеряв при этом только два. Авиация флота могла похвастаться таким результатом. Полк показал хорошую выучку, умение применять гибкую тактику на самолетах устаревших конструкций.
Характерно, что из пятидесяти четырех сбитых фашистов - двадцать семь были истребители: двадцать пять Ме-109 и два Хе-113.
Что же помогло нам достигнуть такого успеха? Прежде всего решительное обновление руководящего состава эскадрилий - главной боевой единицы полка; совершенствование боевой и тактической подготовки всего летного состава, независимо от имевшегося опыта, звания и военного стажа; создание пунктов управления самолетами с земли по радио и применение радиолокации; высококачественная подготовка самолетов и их вооружения; и, наконец, полный отказ от оборонительных боев.
Теперь задача одна - удержать достигнутое.
Встреча с песней
Апрель 1942 года на Ладоге. Буйствовали вовсю морозы; метели, снеговые заряды приносили много хлопот тем, кто был связан с Дорогой жизни, с перевалочными базами на восточном и западном берегах Ладожского озера. Плохая погода сказывалась не только на боевой деятельности вражеской авиации, но и нам досаждала. Летчиков, хорошо подготовленных к полетам в сложных метеоусловиях, было не так уж много, и на выполнение боевых заданий приходилось посылать маленькие группы наиболее опытных летчиков.
В один из апрельских дней комиссар Хахилев позвонил в политотдел бригады и попросил ускорить в авиамастерской капитальный ремонт трех самолетов И-16.
Начальник политотдела ответил:
- Самолетов не будет, их передали в другой полк, а вот артистов пришлем.