...Когда-то она играла важную роль в истории нашей Родины, занимала важное положение в политической и экономической жизни северо-западной Руси. На протяжении многих столетий Ладога, находясь на берегу великого водного пути древности, была пограничной твердыней. Об этом сейчас напоминают остатки древнейшей каменной крепости и многочисленные земляные бастионы, воздвигнутые при Петре I.
Военное прошлое всех времен оставило здесь свои следы. Но наибольший и неизгладимый след оставляет Великая Отечественная война. Ладога оказалась в сфере боевых операций наших войск и сил Балтийского флота, направленных на отражение рвавшегося к Ладожскому озеру врага и на сохранение и удержание важных коммуникаций, питавших осажденный Ленинград...
...Майское раннее утро было пасмурно. Плотная слоистая облачность упорно задерживала лучи солнца, и лишь в отдельные моменты серо-желтое пятно на мгновение просвечивало немного выше горизонта. Порывистый ветер на верхушке кургана был значительно сильнее, он рвал фуражку с головы, бросал в лицо успевшую просохнуть на возвышенности прошлогоднюю листву и жухлую траву. С верхушки кургана как на ладони вижу перед собой Старую Ладогу с Никольским и Успенским монастырями, каменной крепостью с Ивановской церковью, стоящей рядом с большим двухэтажным кирпичным домом. Это староладожская десятилетка, в которой прошли мои школьные годы. За ними, внизу, деревня Позем: просматривается ее южная часть. Домика с садом, куда через несколько минут войду, не видать, но я его представляю мысленно.
Смотрю с возвышения на все кругом и вижу, что везде, где только можно хотя бы немного сохранить скрытность, - в землянках, наскоро построенных сараях, палатках, земляных капонирах для машин и танков, - живут войска. Они чего-то ожидают, куда-то готовятся, а может быть, находятся на отдыхе. В этом районе расположены тылы армий и некоторые органы Волховского фронта. Фронтовая жизнь идет своим порядком...
В этот раз у меня нет желания, как раньше, крикнуть: "Э-гей..." К горлу подступил ком... Я постоял молча. Мысли двоились. Здесь мать, отец, жена, дочь, близкие и знакомые, а там, в Кронштадте, вторая семья - боевые друзья, летчики: "старики" и молодежь, техники, механики и оружейники, которые, наверное, сейчас выполняют непростые боевые задачи. И обе семьи до глубины души, беспредельно, на всю жизнь дороги. С этими мыслями я, не торопясь, усталый от бессонной ночи, спустился к машине. И, садясь в кабину, почувствовал резкую щемящую боль в правом боку и под ложечкой.
"Проклятая болезнь, тебя не возьмешь лобовой дерзкой атакой, нужно что-то делать..." - подумал я и сказал шоферу:
- Поедем, дружище, только на ухабах потише...
Через три-четыре минуты машина, свернув с дороги, остановилась у домика. Как и три месяца назад, первым с повизгиванием и ласковым лаем встретил меня обладавший прекрасной собачьей памятью Полкан. Его шумная встреча была и сигналом всем родным. Они, кроме спящей малютки Галочки, были на ногах, собирались завтракать. Саша первая поняла причину ласкового лая собаки, радостно крикнула:
- Мама, папа, это же, наверное, Вася нагрянул, сейчас посмотрю!
Она бросилась к двери, а за ней поспешила мама. Отец не поверил - мое внезапное появление казалось невероятным, и он остался за столом.
Саша выскочила на крыльцо, всплеснула руками, из больших сияющих глаз покатились слезы. Она хотела что-то сказать, броситься ко мне, но остановилась. Она понимала чувства пожилой матери, выбежавшей за ней на крыльцо, и пропустила ее вперед. Мать целовала меня и приговаривала:
- Ну вот, родной ты мой, опять Бог послал тебя обрадовать мое сердце, а я вот эти ночи вижу тебя во сне больного, окровавленного, переживала все одна, боялась об этом сказать. Не зря в народе говорят: "Не верь сну, верь сердцу своему".
Потом мама как бы опомнилась, легонько толкнула меня в сторону стоявшей на последней ступеньке крыльца супруги:
- Ну, обнимитесь, порадуйтесь нежданной встрече, деточки вы мои родные, а я в избу побегу, отца порадую, он, старый, не поверил Полкану, - сказала она и скрылась за дверью.
Не обращая внимания на проходившую мимо дома соседку тетку Марью, я целовал Сашеньку в губы, в мокрые и соленые от слез глаза и щеки:
- Ну вот, курносик родной, пошел я на тебя в лобовую атаку, - смеялся я над совсем растерявшейся супругой. - Пойдем скорее в дом, посмотрим малышку.
- Она еще спит... Ходить уже научилась, что-то по-своему лепечет, торопливо говорила Сашенька, задерживаясь на крыльце. Ей хотелось что-то еще сказать, чем-то поделиться, но радость смешала все ее мысли.
Отец встретил нас в прихожей. Не торопясь обнял своими сильными руками, троекратно поцеловал, потом спокойно сказал:
- Здравствуй, здравствуй, сынок. На праздник только прилетел или погостишь немножко? А то ты как ясный месяц между облаков: покажешься и опять пропал.
- Погощу недельку, папа, порыбачим на Волхове, наверное, забыл это ремесло? За клюквой на болото сходим, селезней на Каменских прудах постреляем. Берданка-то цела или на хлеб променял? - смеясь, спросил я отца.
- Цела, цела берданка, и патроны заряженные в коробке лежат, да ты этим сам займись, я ведь работаю у военных, сегодня дома в честь праздника. А какой мне праздник - в саду нужно поделать кое-что, заборчик подправить, покосился совсем, - поправляя рукой окладистую с проседью бороду, ответил отец и пригласил за стол, на который мать успела выставить, что сохранялось на такой случай.
Перед тем как сесть за стол, Саша повела меня посмотреть на дочь. Галочка спала крепким сном, раскинув ручонки. Я тихонько сел рядом на стул, молча полюбовался нежным детским личиком, поцеловал малютку, а потом и радостную маму, стоявшую рядом.
- Пусть поспит, утром она спит долго, а вечером засыпает почему-то плохо, плачет, видимо, животик болит, а вообще она очень подвижная, веселая, на руках сидеть не любит, - сказала Саша, крепко обняла и грустно спросила: - Скажи, родной, только не скрывай, как себя чувствуешь? Похудел ты еще больше...
Я не ответил на вопрос супруги, а взял ее за руки, и мы тихонько вышли на кухню.
После семейного завтрака, за которым мой отказ выпить за встречу удивил родителей, я лег на часик отдохнуть, а проспал беспробудным сном до пяти часов вечера. Давно я так крепко не спал.
Галочка сначала боялась моей ласки, отворачивалась, прятала личико на груди у мамы или крепко хваталась ручонками за ее шею, а когда я брал ее на руки, начинала плакать. Но это было только в первый день.
Вечером за ужином пришлось сообщить родным о своей болезни и о том, что от врачей я свой недуг скрываю. Саша с обидой сказала, что я делаю глупость, таясь от врачей, а мама - опытная собиральщица различных лечебных трав и корней - сделала свое заключение:
- Я вот позову тетку Елену - она лучший знаток лечебных снадобий. А ты, сынок, расскажи нам, где болит живот и когда боль усиливается, а когда стихает. Подберем мы травок, корешков, попьешь их месяц-другой, и боль сгинет. Мы многим военным, что живут в школе да в деревне, давали, и все потом благодарили нас, старух. Один даже принес мне большой пакет селедок и сахара - значит, ему трава да корни помогли. А что врачи видят внутри человека? Да ничего, наугад лечат, а трава да корни, если не помогут, то и вреда утробе не нанесут.
- Ну, мама, придется тебя и тетку Елену призвать в армию - такие специалисты нам очень нужны, а если вы меня подлечите, то не только пришлю селедок и сахара, но и обещаю сбить с десяток фашистских самолетов, серьезно ответил я. А в отношении возможностей медицины промолчал.
Она посмотрела внимательно на меня, поджала губы, налила не торопясь большую чашку чая, наколола щипцами сахар, потом сказала:
- А ты, сынок, зря смеешься. Я вот с утра смотрю на тебя и вижу, что нутром ты заболел, это бывает от тяжелых переживаний. На чахотку не похоже не кашляешь. Значит, печенка или желудок с кишками болят, а от этих болезней главное - успокоительные да затягивающие внутренние болячки травы да корни, их натощак пить надо, а у меня и у Елены на чердаке с прошлого года много хранится этого снадобья. Хочешь не хочешь, а я их заварю. Ночку постоит заварка, и начинай по чашке пить перед едой. Хорошо, что водку не пьешь да курить бросил, при хворости это только вред приносит, - сделала свое твердое "медицинское" заключение мама.
Первые четыре дня погода была холодной и ветреной, иногда даже шел снег. Поэтому я больше спал и играл дома с Галочкой, которая теперь неотступно ползала или, покачиваясь, расставив ручонки, ходила за мной. Заваренное мамой лечебное снадобье действительно несколько успокоило мучившую меня боль. И от трав этих все время тянуло в сон.
Через два дня после начала домашнего лечения к нам зашла тетка Елена.
- Здравствуйте, лейб-медик! - ласково поздоровался я с шустрой, маленького роста, как и моя мама, старушкой. - Скажите, чем вы меня поите, что я сплю день и ночь как убитый? За такой сон молодая жена отпуска лишит, - смеялся я над деревенскими лекарями.
- Секрета никакого нет... Хорошо, что сон одолевает. Ну, а любящая жена ни больного, ни сонного мужа не прогонит. Лечим мы тебя с Варварой Николаевной травами да кореньями - смесь такую делаем, чтобы сразу от нескольких болезней помогала. - И тетка Елена перечислила названия трав и корней, а также сообщила пропорции. В смесь входили: зверобой, ноготки, тысячелистник, золототысячник, пустырник, ромашка, красавка, ландыш, калгановый и валериановый корень, кора крушины, черника и брусника, собранные в период цветения. Она назвала еще несколько трав, о которых я слышал впервые.
- Пей месяц-полтора, сделай перерыв и еще месяц пей, даже если и боль прекратится, - продолжала свои наставления тетка Елена.
Я ее угостил восточными сладостями, которые были в посылке из Казахстана, привезенной мною. А она рассказала, на кого в деревне пришли похоронки, кто еще воюет на фронтах, кто ушел в партизаны Ленинградской области.
Краткосрочный отпуск подходил к концу. Я сумел сходить на рыбалку, за клюквой, поохотился на уток, но сердцем неотступно был в полку, с боевыми друзьями. К тому же во мне росло тягостное ощущение надвигающейся беды. Можно назвать это суеверием, но я полагал: предчувствие...
...7 мая утром к отцу зашел офицер. Узнав, что я служу в авиации Балтийского флота, он сообщил некоторые сведения о том, что 4 и 5 мая западнее Ленинграда прошли крупные воздушные бои. С обеих сторон были значительные потери. Летчики-моряки потеряли двух Героев Советского Союза. От слов капитана меня обдало жаром. Ведь западнее Ленинграда главная сила истребительного прикрытия - это наш полк на "лавочкиных" и два неполных полка на "яках", а Героев среди летчиков этих частей всего сейчас семь человек. Кого же потеряли? Я попросил капитана помочь узнать фамилии погибших Героев Советского Союза. Он сказал, что едет сегодня в штаб армии и узнает, но в Ладогу он вернется только завтра к вечеру...
Ждать я уже не мог и решил сегодня ночью вылететь в Кронштадт. Пришлось прервать отдых. С грустью я сказал об этом Сашеньке и родителям. Они поняли, промолчали. Погуляв с Галочкой на руках у берега Волхова, я распростился с родителями и женой и на попутной машине уехал в Новую Ладогу.
Сильный западный встречный ветер вновь кидал У-2, как легкое перо. Перелет до Кронштадта занял более двух часов.
Подруливая к стоянке самолетов управления полка, я увидел группу летчиков и техников. По их напряженным позам почувствовал неладное.
С докладом подошел капитан Цыганов, его лицо было бледно-серым:
- Товарищ майор! Старший группы ночных экипажей капитан Цыганов. Докладываю, что в ваше отсутствие полк понес тяжелые потери. Пятого мая с боевого задания не вернулись Герои Советского Союза Васильев, Кожанов и старший лейтенант Филатов. Летчики Соценко и Ефим Дмитриев получили ранения, находятся в кронштадтском госпитале...
Дальше капитан говорить был не в силах, он снял шлем, опустил голову. У меня в висках застучало, по спине пошел озноб, глаза затуманились слезой. Я снял шлем, медленно, молча пошел на КП эскадрильи, но идти не было сил, ноги стали будто ватные. Впервые за войну известие о тягостной потере так надломило меня. Я сел на первый попавшийся ящик, закрыл лицо руками. Так просидел несколько минут, собираясь с мыслями и силами. Все молча стояли в стороне. Они понимали, что в такие минуты помочь человеку нельзя, тяжкое горе должно само как-то выплеснуться...
...Нет, нет тех, с кем прошел самые тяжелые испытания, с кем сотни раз ходил крыло в крыло в жестокие схватки. Смерть или победа... К тому или другому шли все время вместе, но когда они погибали, меня рядом не оказалось. Зачем, зачем я согласился на отпуск? Почему не настоял на своем? Ведь сердце чувствовало беду... Из оцепенения вывел голос инженера Михаила Бороздина, он потрогал меня за плечо, тихо сказал:
- Василий Федорович, пойдемте в мою землянку, отдохните немного, утром мы все подробно расскажем.
Я молча поднялся, медленно пошел в землянку, расположенную здесь же, за стоянкой самолета. Идти в свое жилье у меня желания не было, там, рядом больше месяца жили боевые друзья, которых уже нет...
В землянке до утра не заснул, лежал с открытыми глазами и думал: "Ничего теперь не вернешь, поддаваться горю и тоске нельзя. Надо сражаться с врагом. Он еще упорен и силен. Только так можно преодолеть слабость, вызванную непосильным горем..."