Пока Кондратьев беседовал с летчиками 1-й эскадрильи, я мельком прочитал письмо и положил его в карман. А когда возвращались к стоянке 3-й эскадрильи, он спросил:
- Ну, что пишет партийный вождь района?
- Благодарит от имени земляков за боевые успехи и за письмо, которое я недавно написал волховчанам. Они это письмо в своей газете напечатали. Еще сообщает, что труженики района собрали и передали государству двести тридцать тысяч рублей деньгами да еще пятьсот шестьдесят девять тысяч рублей облигациями на постройку боевого самолета. Его они хотят передать мне. И по этому вопросу даже обратились с письмом к И. В. Сталину.
- Хорошее письмо! - сказал Петр Васильевич. - Только ты его не прячь от людей. Пусть почитают в полку все. Копию дай в нашу дивизионную газету. Да ведь на такие собранные средства завод построит не один самолет, а целое звено. Сколько в полку самолетов, построенных на средства горьковчан?
- Двадцать, товарищ полковник. И за боевую работу на каждом из них мы регулярно отчитываемся перед тружениками Горьковской области. Связь наша с глубоким тылом тесная.
- Это прекрасно, в этом наша сила, Василий Федорович... А с ответом землякам не тяни. Поблагодари сам да еще от имени полка и дивизии.
Сообщение комдива о предстоящем повышении, дружеские деловые советы о методах работы в новой должности, роль полка в составе соединения и письмо секретаря райкома партии - все это вызвало у меня душевный подъем. Это заметил, конечно, Петр Васильевич - человек очень наблюдательный. Он дружески толкнул меня в плечо, смеясь сказал, чтобы слышали все, кто был рядом:
- Теперь, Василий Федорович, забудь ночные и дневные переживания, берись за командование полком, не ожидая приказа. Официальное построение с выносом знамени проведем, когда я вернусь с островного района. А сейчас давай команду, через десять минут вылетаем. Предполетных указаний давать не буду, надеюсь на гвардейцев, как на себя самого...
Клятва боевому командиру
Построение полка с выносом гвардейского знамени, назначенное командиром на 3 июля, было неожиданно отменено.
1 июля балтийские летчики-истребители потеряли своего боевого товарища, талантливого и храброго летчика, Героя Советского Союза, гвардии полковника Кондратьева.
Вряд ли кто из нас, опытных летчиков, мог предположить, что жизнь Петра Васильевича оборвется не в смертельной схватке с врагом, а при обыкновенном взлете с маленькой площадки на острове Сескари...
Когда 2 июля с островной военно-морской базы сообщили, что вечером 1 июля при взлете на самолете И-16 погиб полковник Кондратьев, то мне сразу вспомнились слова Петра Васильевича, сказанные им в день смерти капитана Овчинникова: "Потеря Овчинникова - не случайность. Это старая болезнь опытных летчиков - пренебрежение "пороками" самолетов, на которых они летают".
Да, он был абсолютно прав. Много раз за свою летную жизнь мне приходилось навек прощаться с друзьями, которые пренебрегали тем, что они хорошо знали.
В гибели Петра Васильевича я видел и свою вину. Ведь я оказался не способен доказать старшему, что лететь на самолете, имеющем значительный "порок", нельзя. Проявил бы большую настойчивость - и не было бы сегодня этого траурного построения войск гарнизона...
Командование флота приняло решение похоронить гвардии полковника Кондратьева в Кронштадте, на кладбище Петровского парка, рядом со стоянками самолетов 4-го гвардейского полка, в котором он первым получил звание Героя Советского Союза, еще в советско-финляндскую войну 1939-1940 годов.
В 18 часов на стоянке 3-й эскадрильи выстроились все части и подразделения авиационного гарнизона. Стройный прямоугольник воинских колонн с опущенными знаменами замер в горестном молчании. В центре прямоугольника на постаменте стоял обитый красным бархатом и черным крепом гроб с телом погибшего. Рядом с гробом крышка, на которой лежат фуражка и шлемофон покойного. В ногах траурные подушечки с боевыми орденами и Золотой Звездой отважного сокола...
Летнее солнце, склоняясь к горизонту, бросило тень от вековых дубов на всю площадку. В этой тени лицо старшего боевого товарища кажется бледным. Но на этом лице навсегда застыло выражение целеустремленного мужества. Точно такое лицо часто видели летчики дивизии, когда Петр Васильевич, возвратясь с тяжелого боевого задания, делал разбор, определял причины успеха или вскрывал недостатки проведенного воздушного боя или бомбоштурмового удара.
На траурном митинге первым выступил прославленный летчик Балтики, боевой друг, начальник политотдела дивизии гвардии полковник Сербин. С глубоким волнением он произнес проникновенную речь:
- Имя Героя Советского Союза гвардии полковника Петра Васильевича Кондратьева широко известно на Балтике. Здесь он начал службу, здесь он совершенствовал свое воинское мастерство, вырос от рядового летчика до командира соединения. Еще задолго до войны он неустанно готовил себя к грядущим боям. Советская власть, партия большевиков воспитали его, и он замечательными боевыми делами доказал свою преданность Родине... В 1939 году Петр Васильевич Кондратьев смело водил своих питомцев - нынешних гвардейцев четвертого авиаполка - на защиту Ленинграда против белофиннов. В тех боях проявился военный талант славного сокола. Он летал и дрался без устали, соединял в своих полетах смелость и отвагу, готовность идти на риск, риск разумный, основанный на точном расчете. Этому он учил и своих летчиков.
За героизм и доблесть Петр Васильевич был удостоен высшей награды Родины - в марте сорокового года ему было присвоено звание Героя Советского Союза.
С начала Великой Отечественной войны он вместе со всем народом встал на защиту своей Отчизны. Охваченный священной ненавистью к врагу, славный балтийский летчик-истребитель полковник Кондратьев, храня в своем сердце образ Ленинграда, колыбели революции, всегда впереди боевых друзей шел в любой неравный бой и побеждал.
За два года войны в полной мере раскрылись не только боевые качества Петра Васильевича, но и незаурядные организаторские способности. Он умел соединять в себе необходимые качества советского офицера: требовательность и заботу о подчиненных, умение направить их на выполнение приказов командования. В многочисленных боях за Ленинград балтийские летчики из соединения Кондратьева проявили себя подлинными мастерами воздушных сражений, искусными и мужественными бойцами. Двадцать Героев Советского Союза и свыше трехсот орденоносцев насчитывается в прославленной дивизии. Все полки авиасоединения стали гвардейскими. В этом - большая заслуга Петра Васильевича, талантливого командира и летчика.
И вот Петра Васильевича нет среди нас. Его жизнь оборвалась при исполнении служебных обязанностей. Тяжела утрата. Мы склоняем над прахом героя свои боевые знамена, и в наших сердцах еще сильнее разгорается ненависть к врагу. Но наш командир будет жить в боевых делах балтийских летчиков, направленных в этот переломный период Великой Отечественной войны на полное завоевание превосходства в воздухе и полное снятие блокады Ленинграда.
Товарищи! Лучшим памятником прославленному герою войны Петру Васильевичу Кондратьеву и всем воинам, павшим за нашу Родину, будет полный разгром фашистских войск и изгнание их с залитой кровью Русской земли.
Вечная память тебе, боевой наш друг и товарищ!
Траурный митинг у гроба любимого командира, прославленного воздушного бойца стал в то же время и клятвой воинов-гвардейцев: выстоять, захватить тактическое и оперативное превосходство и завершить полный разгром врага в священной всенародной войне.
Траурные мелодии оркестра сменились строевым маршем, под звуки которого твердой поступью прошли мимо могилы полк гвардейцев и другие подразделения гарнизона, отдавая последние почести любимому командиру.
Смолкли звуки оркестра, стихла четкая поступь воинских колонн, разошлись по своим местам солдаты и офицеры гарнизона. А летчики вновь сели в кабины самолетов, чтобы не щадя своей жизни биться с врагом до полной победы...
Гибель Кондратьева нарушила хорошо слаженное руководство дивизией. Это отразилось и на моем повышении в должности. Командование флота до подбора и назначения нового командира соединения оставило подполковника Борисова на своем месте.
Такое решение в данный момент было оправданным. Ибо перестановка в командовании полком цепочкой потянула бы за собой перестановку и в эскадрильях. А это могло отразиться на боеспособности полка. Поэтому все остались на прежних должностях, и гвардейцы 4-го истребительного полка в июле продолжали успешно выполнять поставленные боевые задачи. Но у нас появилось и нечто новое: систематическая борьба с самолетами "хеншель" (Хш-126). Воины фронта прозвали этот вражеский самолет из-за неубирающихся длинных шасси "костылем". "Костыли" довольно успешно выполняли роль корректировщиков артиллерийского огня, ведущегося фашистами по переднему краю нашей обороны, а также по Ленинграду и Кронштадту.
Три предшествующих месяца напряженной боевой работы потребовали от личного состава полка не только огромных физических и моральных сил, но и значительных жертв. В неравных боях за этот период полк потерял двенадцать летчиков, из них четырех ветеранов, воевавших с первого дня войны, и пятнадцать самолетов.
Конечно, наши потери были в несколько раз меньшими, чем потери врага. Мы сбили сорок пять гитлеровских и финских самолетов, да к тому же уничтожили немало техники и живой силы врага. Главным же достижением этого тяжелого периода был значительный рост боеспособности всех летчиков. Теперь они уверенно и тактически грамотно вели одиночные и групповые воздушные бои на любых высотах. Многие молодые пилоты, начавшие воевать с апреля, вышли на один уровень с опытными пилотами и были готовы к самостоятельному выполнению боевых заданий в составе пары и звена. Рост тактического мастерства и хорошее владение самолетом Ла-5 позволили командованию полка решать многие задачи меньшим составом. Снижение общего количества боевых вылетов за сутки уменьшило боевую нагрузку на каждого летчика и позволило организовать регулярный краткосрочный отдых летного состава при части и в летном профилактории ВВС флота.
На второй день после похорон полковника Кондратьева гитлеровцы начали обстрел Кронштадта. Корректировку артогня с высоты 1000 метров вел "хеншель". Он под прикрытием двух пар истребителей ФВ-190 находился за линией фронта - юго-восточнее Петергофа. Полк получил срочную боевую задачу: поднять на уничтожение корректировщика шестерку "лавочкиных".
При постановке боевой задачи летчикам 1-й эскадрильи командир звена лейтенант Федорин попросил разрешения эту боевую задачу выполнить парой. И, объясняя свой дерзкий замысел, он сказал:
- Товарищ майор, зачем лететь большой группой? Ведь нас сразу обнаружат, и разведчик успеет вместе с прикрытием уйти. А как только мы улетим, он вновь вернется для корректировки огня. Разрешите нам парой на большой скорости зайти через Порзоловские болота в тыл врага, и оттуда одной атакой мы собьем корректировщика. Тем более что его на высоте тысяча метров легко обнаружить, а в бой с прикрытием мы вступать и не станем. Да после гибели "хеншеля" им будет и не до нас, они будут искать оправдания за потерю корректировщика перед командованием, чтобы не получить приличную нахлобучку...
Я задумался над предложенным вариантом выполнения боевой задачи. Риска в нем было много, но расчет на внезапность и скоротечность боя давал основание для практической проверки. Федорин в упор смотрел на меня и с тревогой ждал ответа. Затихли и все присутствующие летчики. А для того, чтобы окончательно убедить меня, Федорин добавил:
- Товарищ майор! Прошу, разрешите выполнить это задание парой, ведь я вчера у могилы полковника Кондратьева от имени молодых летчиков первой эскадрильи дал клятву: бить врага, не считаясь с численным его превосходством, так же, как это делают опытные летчики.
Его уверенность в успехе, жгучая ненависть к врагу, клятва перед гвардейцами заставили меня согласиться с предложенным вариантом боя. В эти минуты я вспомнил, как в первый год войны, будучи таким же, как и он, начинающим воином, лейтенантом, не раз упрашивал командира отряда и эскадрильи выполнить трудное задание парой вместе с другом, лейтенантом Князевым. Но необходимо было уточнить все, что должны сделать летчики для успешного выполнения боевой задачи. И еще: следовало все взвесить, чтобы избежать потерь... Я задумался на минуту-другую, а потом сказал:
- Ну что же, товарищ Федорин, предложение ваше хорошее, по-настоящему гвардейское: бить врага не числом, а умением. Только надо кое-что уточнить. Во-первых, до обнаружения противника лететь на предельно малой высоте. Во-вторых, атаковать "хеншель" сразу с двух сторон под малым углом. И третье - весь полет до завершения задания выполнить в условиях радиомолчания.
- Есть, товарищ майор! Разрешите по самолетам? - радостно отчеканил лейтенант Федорин. И, не ожидая других указаний, вместе с ведомым бегом бросились к самолетам.
Летчики эскадрильи с волнением и завистью смотрели на бегущих пилотов. И видимо, каждый из них думал, что он так же охотно полетел бы на это ответственное задание. Но я пока смог доверить только Федорину.
Следить за ходом предстоящего боя лучше было с выносного пункта управления, размещавшегося в специальной стеклянной вышке на крыше бывшего порохового погреба, в котором находились общежитие летчиков и командный пункт полка. Туда я срочно и выехал на легковой машине.
Когда поднялся на пункт управления, пара Федорина скрывалась из виду, улетая в сторону противника. По данным радиолокации и постов наблюдения, Хш-126 и две пары ФВ-190 кружились в том же районе, продолжая корректировку огня. Гитлеровцы били из орудий по городской части Кронштадта, по боевым кораблям на рейде и фортам, ведущим контрбатарейную стрельбу.
От аэродрома до самолетов противника рукой подать, всего 12-15 километров. Федорину же с выходом в тыл врага по намеченному маршруту в три раза дальше. Встреча с противником после взлета должна состояться через четыре-пять минут. Мое напряжение настолько велико, что кажется, часы остановились. Неужели наши расчеты неверны и риск слишком велик? Неужели дерзкий замысел может обернуться потерей отличных молодых пилотов?
Истекли томительные пять минут. Глаза неотрывно следят за секундной стрелкой наручных часов, а она мелкими скачками медленно переваливает первую половину циферблата.
Как удар в колокол, в наушниках раздался радостный голос Федорина:
- "Тридцать третий"! - Он назвал мой личный позывной. - Задание выполнено, "костыль" и "фокке-вульф" горят!.. Что, "фоки", получили? До свидания, скоро встретимся...
Последняя фраза предназначалась не мне, а истребителям противника. Потом, как бы опомнившись, Федорин добавил: