В бумагах Воейкова сохранилась неопубликованная статья, свидетельствующая о глубоком интересе автора к перспективам развития стран Латинской Америки.
Русский географ подчеркивал важное значение для развития хозяйства западных стран южноамериканского материка медных, серебряных руд Чили и Перу, чилийской азотной селитры, крупных скоплений гуано[21] на берегах Перу и ближайших островах. Для Эквадора Воейков считал основными такие культуры, как кофе и какао. Он предугадывал большое развитие в Аргентине овцеводческого хозяйства, отмечал особое значение Буэнос-Айреса и системы Ла-Плата в экономике Аргентины и внутренних областей Бразилии.
Далеко не все политические взгляды, изложенные в этой статье, правильны. Но интересно отметить, что Воейков высказывался против политической раздробленности и разобщенности стран Латинской Америки.
Многие соображения, содержащиеся в этой рукописи, оказались верными, а прогнозы автора в некоторых случаях оправдались.
В Нью-Йорке Воейков не задерживался и немедленно отправился в Вашингтон. Он стремился закончить исследование о ветрах земного шара. Работа шла быстро, и уже в мае Воейков вручил Генри готовую рукопись, которая была издана Смитсонианским институтом в 1876 году.
На обложке напечатаны две фамилии: Коффина — автора таблиц, и Воейкова — автора предисловия и редактора всей книги.
Сравниваем первое издание, вышедшее в 1852 году под редакцией Коффина, и второе издание 1876 года под редакцией Воейкова.
И тут и там основную часть книги составляют детальные таблицы. Но в обработке Воейкова таблицы стали богаче по содержанию, суммировали материалы не по одному, а по обоим полушариям и основывались на большем числе пунктов наблюдений. Однако не только в этом заключалось существенное отличие второго издания от первого. Коффин избегал обобщений. В издании под редакцией Коффина текст занимал едва несколько страниц и сводился главным образом к указаниям источников таблиц, суммированию данных и очень робким выводам, например:
«Между параллелями 60 и 66° северной широты, повидимому, расположен пояс преобладания восточных или северо-восточных ветров».
Правда, в книге были и так называемые теоретические рассуждения, но они лишь повторяли давно известные элементарные сведения о ветрах и их направлении.
В предисловии ко второму изданию «Ветров земного шара» Воейков указал на эту особенность покойного ученого:
«Я не знаю, как писал бы эту книгу Коффин в настоящее время, когда истекло уже двадцать лет и наука сделала большие успехи, но думаю, что он продолжал бы пользоваться преимущественно индуктивным методом и избегал бы смелых обобщений».
Воейков отмечал, что он не счел нужным менять стиль книги и держится направления Коффина.
Но мог ли Воейков выдержать этот стиль? Конечно, нет. Его вступительные слова остались только декларацией. Текст разросся до восьмидесяти девяти страниц большого формата. Русский климатолог дал обобщения и высказал оригинальные взгляды.
Даже самую терминологию Коффина, названия воздушных течений Воейков подверг пересмотру. Например, ветры, дующие из высоких широт в низкие, он назвал полярными, а ветры, дующие из низких широт в высокие, — экваториальными. Коффин называл их наоборот.
Воейков создал, по существу, совершенно новый труд большого научного и практического значения. Американские ученые дали ему высокую оценку. «Ветры земного шара» долго служили настольной книгой для ученых, моряков, наблюдателей.
Сам Воейков и позже продолжал работать над этой книгой. В его архиве сохранился экземпляр «Ветров земного шара», испещренный замечаниями, таблицами на полях. Это было пособие, помогавшее климатологу долгие годы.
Путешествие в Америку было закончено, и в июне Александр Иванович вернулся в Петербург. На этот раз он пробыл в России меньше четырех месяцев — ровно столько, чтобы привести в порядок свои дела, сдать на хранение привезенные коллекции, записи и материалы, написать несколько журнальных статей и подготовиться к дальнейшему путешествию.
В октябре того же 1875 года Воейков. был на борту парохода, который вез его по Средиземному морю, через Суэцкий канал, по Красному морю и Индийскому океану в Индию, много веков привлекавшую внимание путешественников всех национальностей.
Было ясное, солнечное октябрьское утро 1875 года. Пароход осторожно шел к берегу, изрезанному маленькими бухтами, вдоль которых тянулась полоса влажного тропического леса. Раздался оглушительный вой пароходной сирены, заскрежетали якорные цепи. Пароход подошел к индийскому порту Бомбею. Издали вырисовывался силуэт парка на холме с мрачными «башнями молчания», на вершине которых хищные птицы разрывали тела привозимых туда покойников-парсов. (В соответствии с требованиями своей религии парсы не признавали других способов погребения.
Пернатые хищники летали вокруг башен и ждали трупов, чтобы растерзать их. Хищники в человеческом образе — английские колонизаторы — овладели портом, домами, магазинами близ моря, протянули свои длинные щупальца вглубь страны и терзали живых людей.
Как только Воейков ступил на берег, ему бросились в глаза страшные контрасты индийской жизни. Толпы исхудалых, голодных, еле прикрытых лохмотьями людей, а наряду с этим — живущие в неслыханной роскоши во дворцах и виллах английские колонизаторы, индийские князья и богатые купцы.
Эти впечатления оказались неизгладимыми: сочувствие угнетенным, обездоленным индийцам навсегда осталось в сердце русского путешественника.
Свой первый визит Воейков сделал в бомбейскую обсерваторию, где производились и метеорологические наблюдения. Обсерватория была оборудована самопишущими приборами, что являлось в то время новинкой. Наблюдения велись тщательно и подробно. Но в организации метеорологических наблюдений по всей стране был коренной недостаток. Не было установлено единой системы наблюдений.
«Воображаю, какие громы и молнии метал бы достопочтенный Вильд, если бы ему поручили ревизовать здешние метеорологические станции! Ведь единообразие наблюдений — его конек», — подумал Александр Иванович, сознавая, однако, что в данном случае Вильд был бы прав.
Из-за отсутствия единой системы наблюдений сравнить между собой области Индии, столь различные в климатическом отношении, было очень трудно.
Воейков и раньше намеревался побывать в нескольких областях Индии. Теперь он убедился, что для ознакомления с ее климатом это совершенно необходимо.
Дни, проведенные им в Бомбее, он использовал для работы в обсерватории и экскурсий в ближайшие хлопководческие районы западной Индии.
Тщательно продумав маршрут путешествия, Александр Иванович немедленно стал его осуществлять. Он пересек полуостров и прибыл в тогдашнюю столицу Индии — резиденцию английского генерал-губернатора (вице-короля) Калькутту, расположенную в низовьях «священной» индийской реки Ганг.
В Калькутте Воейков изучал материалы метеорологической станции, посетил научные учреждения, беседовал со специалистами по метеорологии и сельскому хозяйству. Он совершил поездки по Гангу и, проехав на север страны к подножью Гималаев, остановился на несколько дней на курорте Дарджилинге, где находилась одна из наиболее интересных метеорологических станций.
В Дарджилинге Воейков отдыхал от знойного воздуха равнинной Индии, утомительного для всякого европейца. Прохладный горный воздух был так прозрачен, что в лунную ночь можно было различать невооруженным глазом отдаленные хребты и видеть в глубоких долинах рек маленькие деревушки. Рощи могучих салов[22] и джери[23], крупнолистых, сбрасывающих листву в сухое время года, покрывали склоны гор. У подножья Гималаев Александр Иванович любовался вечнозелеными дубами. Он видел джунгли с их роскошной растительностью, бурно развивающейся в низинах, обильно орошаемых дождями.
Вернувшись в долину Ганга, Воейков на пароходе поднялся вверх по реке до «священного» города Бенареса. Отсюда он совершил поездки в ближайшие села, знакомился с жизнью крестьян. Из Бенареса русский путешественник направился в Дели, где пробыл несколько дней, осматривая достопримечательности этого центра индийской культуры. Он побывал также в Агре и других соседних городах. Затем вернулся в Бомбей и направился в южную Индию.
Поездки по Индии дали Воейкову богатый материал для сравнений природы Индии с тропической Америкой и Средней Азией.
В климатическом отношении Индия прежде всего страна муссонов. С конца мая до ноября полуостров Индостан испытывает действие юго-западного муссона. В конце мая и начале июня муссон разражается на юге и западе полуострова сильными и длительными ливнями, а несколькими неделями позже доходит до горных хребтов Гималаев. На восточном же берегу Индостана дожди приносятся северо-восточным муссоном. Здесь период почти непрерывных дождей продолжается с октября по декабрь.
Для большей части территории март, апрель и май являются самым сухим периодом. Температура нарастает, воздух и почва становятся сухими, над Индией проносятся пыльные бури.
С тоской и тревогой смотрит индийский крестьянин на небо и ждет спасительного муссона. Обычно муссон появляется внезапно. Наибольшие ливни приходятся на летний сезон (июль — сентябрь), после которого на основной территории полуострова наступает период угасания муссона (октябрь — декабрь). Если муссон появился в мае — июне и осадков выпадает много, почва насыщается влагой и растения успевают вызреть. Когда муссон запаздывает или наступают длительные перерывы дождей, сохнет почва, неотвратима засуха, а с нею голод миллионов крестьян.
Переезжая с запада на восток, с юга на север и в обратном направлении, Воейков наблюдал огромные различия в климате отдельных областей Индии. В долине Ганга зимой дует прохладный западный ветер, который несет воздушные массы к Бенгальскому заливу, а на севере, в Пенджабе, в это время господствуют северные ветры. Долина Инда, на западе страны, летом страдает от засухи, на востоке, в лесистом Ассаме, совсем нет засухи, а на юго-западе, на Малабарском берегу, и на северо-востоке, в долине Ганга, с июня начинаются сильные дожди, продолжающиеся до поздней осени. Здесь успевают снимать по два урожая. Дожди в конце муссона, то-есть в сентябре — октябре, влияют на урожай риса. Эта зависимость стала бы несравненно меньшей, если бы в Индии прорыли больше оросительных каналов.
Воейков не раз видел остатки удивительных оросительных систем, еще в древности созданных народами Индии. Со времени английского завоевания многие системы были заброшены, а мелиоративные работы резко сократились.
В одной из своих статей Воейков писал:
«Если англичане где-либо сооружают оросительные Каналы, то делают это с определенной целью — повысить налоги. В дельте реки Кистны после постройки каналов налоги были увеличены на 130 процентов».
Засухи и неурожаи стали постоянным бедствием. А во время половодья реки заливали села и поля, не защищенные валами. В окрестностях Дели и Бенареса Воейков видел разрушения, причиненные разлившейся рекой.
По берегам зачастую встречались деревни, брошенные жителями. Бедняки-крестьяне не могли восстановить свои дома. Но опустевших усадеб и полей было немало не только в местностях, пострадавших от стихийных бедствий. Разоренные помещиками, туземными князьями и ростовщиками, крестьянские семьи, покинув родное село, бродили по стране в поисках работы.
Когда много лет спустя Воейкову приходилось слышать рассуждения об Индии, как о стране с богатой растительностью, он говорил:
— Природа Индии очень разнообразна, но больше всего мне запомнились обширные полупустынные земли с низкорослым сухим колючим кустарником и выжженной солнцем чахлой травой, чередующиеся с длинными рядами полей. Бедные деревни с убогими хижинами. Такова большая часть Индии, которую принято считать страной с пышной растительностью. Впрочем, такая растительность была бы в этой стране, если бы люди получили возможность плодотворно трудиться на земле для себя и для своей родины[24].
Земля-то какова! Воейков установил, что в Индии огромные пространства земли заняты почвами, похожими на черноземы. Путешествуя по стране, он составлял наброски карты распространения «черноземов» в Индии. Эту карту он впоследствии опубликовал в России. Особенно часто встречаются такие почвы на западе и юге страны…
Несравненно больше, чем помощью голодающему населению, английское правительство интересовалось сбором налогов. Была проведена тщательная опись всех земельных участков и установлены размеры налогов. По собственному признанию англичан, они довели систему максимального налогового обложения крестьян до совершенства, не останавливаясь даже перед применением пыток[25]. Все подати были переведены на деньги, и при низких ценах на сельскохозяйственную продукцию индийскому крестьянину не оставалось хлеба для пропитания семьи.
Воейков подчеркивал гибельность для индийского народа английской системы взимания налогов. Денежная форма взимания налога отдавала малоимущих крестьян-земледельцев в руки ростовщиков. Нигде не процветало так ростовщичество, как в Индии.
«Англичане — мастера скрывать то, что для них неудобно», — писал Воейков в 1893 году в своем возражении русскому экономисту Ламанскому, идеализировавшему финансовую систему англичан.
Воейкова возмущало то, что Ламанский принимал на веру английские сведения о развитии народного образования в Индии. Между тем, по его же собственным цифрам, на образование расходуется немного больше 27 миллионов рублей, из которых только 14 миллионов падает на долю правительства, остальное — средства отдельных общин и частных лиц. Воейков отмечал, что эта сумма составляет всего 1,7 процента индийского бюджета — семь копеек на одного жителя Индии.