Но разведки не дали ожидаемого результата. Иначе и быть не могло. Нефть, в настоящее время добываемая в Поволжье, залегает на больших глубинах, во времена Воейковых недоступных даже для разведочных инструментов. Однако на одном из обследованных участков был найден природный асфальт. Дмитрий Иванович вложил в строительство завода всю свою денежную наличность, уговорил брата взять на свое имя порядочное количество паев и занял денег в банке. Завод был построен.
Качество асфальта оказалось хорошим. Воейковским асфальтом залили несколько центральных улиц в Москве. Образцы асфальта с сызранского завода Воейковых получили медаль на Парижской выставке.
Но доходов не было. Неумелое управление Дмитрия Ивановича, неопытного в коммерческих делах, привело к долгам. Александр Иванович неоднократно жертвовал свое профессорское жалованье на выкуп векселей, выданных братом. В конце концов Воейковы ликвидировали завод с большими убытками.
Сохранилась часть дневника Воейкова, в котором отражена его летняя поездка. Записи довольно неразборчивы. Воейков вообще писал очень нечетко, а в дневнике, не предназначенном для печати, эта особенность его почерка была еще ярче выражена. Можно все-таки понять, что 3 июля Воейков с одним спутником, которого он называет Сократом, выехал из Сызрани. По дороге Сократ, вятский помещик, много рассказывал ему о беспорядках в уездных земствах.
На другой день на ставропольской пристани Александр Иванович услыхал от крестьян легенды о волжских разбойниках. Стан разбойников находился на Молодецком кургане, и Воейкову захотелось осмотреть его. Оказалось, что курган не выше соседних, но склон его в сторону Волги значительно круче. Когда вырубили леса, ушли и разбойники. Воейкова заинтересовали и другие «разбойничьи» горы. Гору Лепешку Воейков называет узким бастионом. Он упоминает также Девичью гору по ту сторону реки Усы. В записях, помеченных следующим днем, Воейков рассказывает о впечатлениях от посещения своего гудронного завода.
О чем говорит дневник Воейкова? О том, что Александр Иванович не любил терять времени, бездействовать. Круг его интересов очень широк. Это не только метеорология, но и сельское хозяйство, промышленность, добыча полезных ископаемых. Воейков охотно вступает в разговор с людьми различного круга: и с помещиком, критикующим земство, и с пронырливым дельцом, ищущим наживы, и с крестьянином. Со всеми приветливый, внимательный к собеседникам, Александр Иванович изучает жизнь и людей родины.
Исследования Самарской Луки дали Воейкову материал для суждений о микроклимате[51]. Ему также удалось установить зависимость температуры, давления и атмосферы, количества и времени выпадения осадков от высоты наблюдаемого пункта, устройства земной поверхности, характера растительности и т. п.
Очень заинтересовала Воейкова и структура почвы. Обнаружив в районе Сызрани чернозем высокого качества, Воейков посоветовал знаменитому впоследствии почвоведу Василию Васильевичу Докучаеву, который занимался тогда обследованием русских черноземое, обязательно посетить Сызранский уезд.
Летние поездки по России вошли в привычку Воейкова. Сначала он ограничивался только районами, близкими к самайкинскому имению, а в последующие годы ездил по центральной черноземной области, по Украине, Черноморскому побережью.
Во время путешествий Воейков делал заметки очень краткие. До последних дней он обладал такой прекрасной памятью, что ему не нужны «были подробные записи. Но всегда он тщательно отмечал дорожные расходы. Воейков был экономен. Он не желал тратить на себя лишние деньги.
Целью поездок Воейкова было изучение климатических особенностей отдельных местностей: влияние возвышенностей, формы и расположения склонов, лесов и внутренних вод на преобразование воздушных масс.
Воейков понимал науку о климате очень широко. «Книжные» познания о сельском, лесном хозяйстве, о промышленной деятельности края он не упускал случая проверить в беседе с жителями. Добытые сведения Воейков использовал в своих работах.
Впоследствии один из крупных климатологов, оценивая деятельность Александра Ивановича, говорил, что в трудах Воейкова «две враждующие сестры — метеорология и климатология жили в дружбе».
Александр Иванович никогда не одобрял ученых, боявшихся выйти за пределы своей узкой специальности. Сам он добросовестно изучал агрономию и молодую тогда науку о почвах.
Мы видели уже, что Александр Иванович, путешествуя по Центральной Европе, Америке, Азии, всегда интересовался почвенным покровом. По возвращении в Россию он опубликовал в «Трудах» Вольного экономического общества обстоятельную статью «Чернозем в Индии». В письмах, напечатанных в «Известиях географического общества», Воейков подверг критике взгляды английских геологов по вопросу о происхождении чернозема.
В январе 1881 года в Петербургском обществе естествоиспытателей состоялся доклад Докучаева о растительно-наземных почвах России. Плавно лилась речь Василия Васильевича. Бывший бурсак, бросивший духовную академию и поступивший в университет, Докучаев был типичным представителем разночинцев — нового типа людей в тогдашней русской культурной и общественной жизни. Ему пришлось пережить много горя, терпеть материальную нужду, но он не сдался и всю жизнь оставался верен избранной им специальности. Когда Докучаеву в результате настойчивых научных исследований удавалось прийти к верному решению интересовавших его проблем, он становился непреклонным и со всей энергией отстаивал свои предложения, неизменной целью которых было коренное переустройство сельского хозяйства.
Русское лицо с большой окладистой бородой, которую он носил еще со студенческих лет, благородная осанка, умные, проникновенные глаза докладчика привлекали симпатии присутствовавших. Докучаев высказал глубокую мысль: характер и свойства растительно-наземной почвы зависят от материнской (тоесть исходной) горной породы, от возраста страны (времени появления породы на дневную поверхность), от климата и растительности. В докладе Докучаев отмечал большое влияние климата на процессы почвообразования. Далее он изложил сведения о географическом размещении почв в России.
Воейков, присутствовавший на заседании, слушал настороженно. Он не любил необоснованных, по его мнению, ссылок на климат. Собственные поездки по России и по зарубежным странам убедили Воейкова, что географическое размещение почв далеко не совпадает с климатическими провинциями. Работа Докучаева не удовлетворила Воейкова. Не слишком ли поторопился докладчик? Воейкова удивили быстрые темпы переездов Докучаева из одной губернии в другую. Он упрекнул Докучаева, в недостаточной углубленности работы и заявил, что не может согласиться с «климатической теорией» почв, изложенной в сообщении.
Геологи выступили с защитой Докучаева. Они знали, какой труд был положен в основу доклада ученого. Для геологов было ясно, что Воейков не прав, утверждая, будто Докучаев бегло ознакомился с местностями, о которых докладывал. Правда, Василий Васильевич проехал на лошадях свыше десяти тысяч километров, но это говорило скорее в пользу его работы.
Опровержению позиции Воейкова посвятил свою речь и сам докладчик. Он отметил, что считает климат не главной и не единственной причиной, а только одной из указанных им причин образования почв.
Подробно ознакомившись с трудом Докучаева, Александр Иванович убедился в неправильности своего выступления. Он понял, что Василий Васильевич кладет основание науки о почвах. И Воейков с увлечением стал помогать Докучаеву, а впоследствии и сам обращался к нему за советами. Несколько обострившиеся было отношения скоро сменились тесным многолетним содружеством.
Суточный ход температур и осадки на земном шаре.
Влияние лесов на климат.
Температура воды океанов.
Климаты в условиях ледникового периода.
Даже этот далеко не полный перечень вопросов, освещенных Воейковым в печати и в публичных выступлениях за два года (1880 — 1881), говорит о широте его научного горизонта.
При этом надо помнить, что все это были не компилятивные работы, повторявшие общепризнанные истины, а законченные исследования, поражавшие оригинальностью и новизной взглядов.
Александр Иванович интересовался многими проблемами, но неизменно выступал по каждому вопросу не как дилетант, а как эрудированный специалист.
Приходилось только поражаться неутомимости и высокой научной продуктивности Александра Ивановича. В эти же годы он отдал очень много времени комиссии Географического общества по подготовке экспедиции на Сахалин. Его недавнее посещение Японии, знакомство с айнами помогли повести работу этой комиссии по правильному пути.
Александр Иванович внес ценный вклад и в такую область, которая, казалось бы, не имела отношения и его прямой специальности.
Отличный лингвист, Воейков считал, что иностранные географические названия часто неправильно пишутся по-русски. Это искажение особенно чувствовалось в тех случаях, когда названия переходили в русский язык через западноевропейские языки. Немцы, англичане искажали китайские, индийские и другие названия, мы же переносили эти искажения в свои книги и карты. Если собственные имена восточных стран становились нам известными через русских путешественников, таких ошибок бывало меньше. Так, например, мы правильно пишем «Шанхай» и «Ханькоу», но наряду с этим ошибочно называем Йокохаму Иокогамой, а Хонгконг — Гонконгом.
Воейков оспаривает принятое в России правило передавать иностранные «д» и «h» русским «г». В Англии и Северной Америке есть две распространенные фамилии: Harrison и Garisson. По-русски их пишут одинаково «Гаррисон», а следовало бы писать первую — «Харрисон», вторую — «Гариссон».
«Вообще мне не известно случая, где бы на романских и германских языках «h» произносилось бы как наше «г», — писал Воейков в своем докладе, оставшемся, к сожалению, неопубликованным[52]. Он приводит большой список случаев неправильной транскрипции немецких, французских, английских, испанских, голландских, португальских и других географических названий в русских книгах и картах. Воейков считал, что надо писать «Хамбург», а не Гамбург, «Хавр», а не Гавр, «Холландия», а не Голландия, «Техас», а не Тексас, «Мехико», а не Мексико, «Копенхаган», а не Копенгаген и т. п.
Отделение этнографии Русского географического общества еще в 1879 году, согласившись с мнением Воейкова, направило его соображения в министерство народного просвещения, но там не сочли нужным обратить внимание на доклад ученого.
Вопросы транскрипции географических названий, поднятые Воейковым, не утратили своей актуальности и в настоящее время. Фонетический принцип передачи иностранных названий, выдвигавшийся Воейковым, советские картографы и географы считают наиболее правильным, хотя и допускают традиционную транскрипцию ряда географических названий (Париж, а не «Пари», Голландия и т. п.). Во многих же случаях уже введены исправления, совпадающие с предложениями Воейкова. Советские географы и картографы пишут: Техас, Мехико, Хайдарабад и т. д.
Выдающаяся деятельность Александра Ивановича Воейкова на научном поприще была снова отмечена: в марте 1881 года его избрали первым делегатом Русского географического общества (руководителем делегации) на Международный географический конгресс в Венеции.
Прославленная «жемчужина Адриатики» всегда была полна туристов, любовавшихся необычайным городом на воде, его бесчисленными каналами, причудливыми мостами, замечательными памятниками искусства и архитектуры. Такое событие, как Международный конгресс, не могло пройти здесь незамеченным.
Каждую прибывающую делегацию атаковали пронырливые журналисты, жаждавшие сенсаций. Как же могли они пройти мимо ученых из далекой северной страны, о которой распространялось столько небылиц? Александр Иванович и здесь остался верен себе. Ему претила всякая реклама, и корреспондентам, жаждавшим пространного и эффектного интервью, пришлось уйти несолоно хлебавши.
Воейков выступил на конгрессе с содержательным докладом о влиянии лесов на температуру и влажность воздуха. Он рассказал не только о русских лесах, но поделился впечатлениями и об американских влажных тропических лесах. Живой и образный доклад Александра Ивановича выделялся среди других сообщений.
Воейков занялся организацией при конгрессе выставки, на которую Русское географическое общество представило разнообразные экспонаты. Сравнивая их е экспонатами других стран, Александр Иванович отмечал, что русские геодезические и топографические работы стоят на более высоком уровне.
Воейков с неодобрением наблюдал, как некоторые делегаты превращали конгресс в «арену для тщеславия». Приходилось выслушивать пустые речи с рекламными самовосхвалениями. Общие собрания конгресса утомляли и не давали пищи для ума.
Тяготило его также участие в комиссии по распределению наград за экспонаты.
«Раздача наград скорее вредна, чем полезна», — говорил после конгресса Воейков.
Его точка зрения оправдывалась тем, что во многих случаях назначение наград не зависело от научных заслуг, а диктовалось политическими соображениями или превращалось в акт любезности по отношению к некоторым обществам или лицам, близким к членам жюри.
В отчете Русскому географическому обществу о конгрессе в Венеции Воейков высказал свое мнение о том, как должны быть организованы международные конгрессы:
«Меньше общих собраний, больше внимания работе секций, отмена наград за экспонаты».
В течение многих лет Воейков был непременным представителем России на международных географических и метеорологических конгрессах, совещаниях и съездах.
«На всех международных конгрессах Александр Иванович был по праву одним из самых дорогих и почтеннейших гостей, — писал Вениамин Петрович Семенов-Тян-Шанский, — и его своеобразная внешность ярко запечатлевалась на однообразном сером фоне обыденных конгрессистов, а его всегда свежие и богатейшие по содержанию доклады, равно как и полные глубоких познаний замечания во время прений, оставляли неизгладимый след на занятиях съездов».
В своей оценке Воейкова Вениамин Петрович Семенов-Тян-Шанский не был одинок. Так, блестящие выступления Воейкова на Международном географическом конгрессе, происходившем в 1889 году в Берлине, вызвали восторженную реплику со стороны обычно сурового и молчаливого известного географа А. Зупана: