Для большей оперативности руководства отрядами наш ПКП с развитием боевых действий решено было держать вместе со штабом артиллерии 21-й армии, а отрядам продвигаться вместе с артчастями.
Надо сказать, что сама природа Карельского перешейка - густые леса, изрезанный рельеф - идеальная маскировка позиций, и противник так хорошо использовал это, что даже с самых ближних наземных наблюдательных пунктов отыскать его было очень непросто. К тому же звукометрическая разведка не успевала развертываться. Так что надежда на нас была основная.
В целях скрытности подготовки к наступлению работать воздухоплавателям пришлось ночами. А ведь июнь-то месяц белых ночей. Лишь полчаса, которые отводил поэт ночи, помните: "Одна заря сменить другую опешит, дав ночи полчаса" - использовали мы на совесть. Одиночные подъемы - в основном с целью разведки - до 9 июня. А с 9 июня наша дальнобойная артиллерия начала методическое разрушение обороны врага, и уже все аэростаты отрядов день и ночь в воздухе. Но это еще шла только предварительная обработка позиций: выявлялись огневые средства противника, ранее скрытые.
На следующий день в шесть утра началась артиллерийская подготовка. Несколько тысяч наших дальнобойных орудий и минометов ударили по укреплениям первой оборонительной полосы и обрабатывали ее более двух часов. Затем пошел в наступление корпус генерала Симоняка.
К 12 июня гвардейцы штурмовали особо мощный узел обороны у Кивеннапа (Первомайское) - это в 25 километрах от второй полосы вражеской обороны. Здесь насчитывалось до пятнадцати мощных дотов на километр фронта с системой рвов, надолб, траншей. А воздухоплаватели то и дело отыскивали еще батареи противника и в глубине их обороны.
Наступление наших войск тем не менее развивалось быстро: пока поступит то или иное донесение, глядишь, ситуация изменилась. Огонь артиллерии на подавление и уничтожение врага вызвать порой было просто невозможно. ПКП дивизиона превратился в настоящий узел связи - командиры артполков то и дело требовали нашей работы в их секторах, но воздухоплавателей не хватало, постоянные выводы из строя аэростатов задерживали подъемы. Что делать?..
Было решено артиллеристов прикомандировывать прямо к нам. Они вместе с нашими воздухоплавателями стали корректировать огонь прямо с воздуха.
Но если в начале операции нас беспокоила только артиллерия противника и наши лебедочные мотористы приноровились к обстрелам, и Никоненко с Рыжковым, Лещенко с Дубовцом и Васютиным лихими маневрами по высоте и по земле уходили от разрывов, то с развитием боевых действий начала активизироваться авиация противника, и мы начали нести потери. То одна, то другая оболочка черной тучей распластывалась в небе, и все замирали в тревоге, устремив вопрошающие взгляды в поднебесье - ну, прыгай же!.. Мгновения нужны корректировщику, для того чтобы собрать в планшетку карты, артпанораму, другие драгоценные сведения, но эти мгновения порой казались вечностью.
У Кивеннапа в воздух поднялся Федор Иняев. Взяв с собой только фотоаппарат, планшет ПУАОС с картами и бинокль, он выполнил фотосъемки и решил подняться выше. Выбросил два балластных мешка. Аэростат пошел на высоту, и вскоре Федор заметил стреляющую по нашим колоннам артбатарею, скопление вражеских танков, машин. Он запросил огня и удачно скорректировал его. Но тут другая батарея открыла огонь по лебедке. В сплошном грохоте разрывов со стороны нашего тыла внезапно вынырнули три вражеских истребителя. Иняев заметил их, но что из этого, если в корзине воздухоплавателя, кроме пистолета, ничего нет.
Аэростат уже обложило клубками разрывов наших зениток - зенитчики всегда старались выручить нас, однако самолеты противника сделали свое дело и ушли.
Оболочку аэростата охватило пламенем, кто-то из связистов еще передавал артиллеристам наблюдения, переданные Федором: "Цели накрыты! Давай беглый огонь!.." А из пламени и дыма вывалилась человеческая фигурка и, не раскрывая парашюта, падала к земле. Секунда, вторая... Пора бы раскрыть парашют, и Федор это выполнил, но "мессеры" будто того и ждали - парой пошли в атаку на зависшего в воздухе нашего товарища...
По-всякому заканчивались такие неравные поединки. Тогда один из "мессеров" был сбит нашими зенитками и упал на лес. Невдалеке приземляется Федор.
Вот она война. Все просто. Было и будто не было... Но за первые пять дней наступления так вот примерно мы потеряли шесть аэростатов. Воздухоплавателям пока везло. Бишоков, Киприянов, Клишин, Кириков, Битюк, Можаев, Белов, Ольшанский - все оказались удачниками в боях, да и парашюты наши срабатывали безотказно - спасибо Тарасову!
О больших потерях аэростатов я доложил командующему артиллерией фронта, поставил вопрос о необходимости более сильной защиты аэростатов зенитными средствами, а при выполнении особо сложных заданий - и истребителями: наши счетверенные установки станковых пулеметов не давали должного эффекта в борьбе с самолетами врага. По армии без промедления был издан приказ: всем зенитным средствам, какие только будут находиться во время нашей работы вблизи аэростата, непреклонно отражать нападения вражеской авиации!
Налеты на аэростаты, конечно, продолжались, но стараниями зенитчиков спесь у "мессеров" поубавилась.
* * *
12 июня генерал Н. Н. Жданов приказал соединениям и частям своего корпуса в двое суток передислоцироваться с центрального направления Выборгского шоссе, где был нанесен первый удар, на левый приморский фланг 21-й армии. Отсюда планировалось нанести главный удар по прорыву второй полосы обороны, так как разведка установила, что в направлении Выборгского шоссе противник подтянул большие резервы.
На следующий день генерал Жданов вызвал меня и приказал зачитать воздухоплавателям телеграмму главного маршала артиллерии Воронова, в которой нас и артиллеристов поздравляли с успешными боевыми действиями.
- А завтра с утра, - поставил новую задачу генерал Жданов, - будете вести разведку в районе прорыва. Для прикрытия от "мессеров" за вашим дивизионом закреплены зенитки...
И вот 14 июня утром - прорыв второй полосы вражеской обороны. Посменно поднимаются на задание Шестаков, Кириков, Битюк, Белов, Можаев, Гречаный, Когут. В корзине с нашими воздухоплавателями артиллеристы - они дело свое знают!
И все же как ни хорошо работают зенитчики, а приходится покидать горящие аэростаты в этот день и Можаеву, и опять Федору Иняеву, и раненому Когуту. Но наступление продолжается, значит, продолжаем работать и мы. Более того, поступает приказание усилить разведку: пехоту удерживает вражеский огонь.
В районе Сийранмяки работу 151-го артполка обеспечивает отряд Шестакова. Он располагается на опушке леса, метрах в двухстах от батареи.
Вместе с лейтенантом Дурницыным на задание поднимается и командир батареи артполка капитан Позомик. Четко работают они, корректируя огонь артиллеристов, но неожиданно показываются самолеты с красными звездами на крыльях и открывают по аэростату огонь. Это оказались "мессеры".
Выгадав миг растерянности зенитчиков, они атаковали и подожгли аэростат. Капитану Позомику так и не пришлось прыгать с парашютом. Убитый наповал, он упал вместе обгорелой корзиной невдалеке от своих батарей.
И тут, словно спохватившись, ударили все шестнадцать пулеметов прикрывавшей нас роты ДШК и батарея МЗА-8. Двумя самолетами поплатился враг за смерть Позомика. Горящие, они врезались на наших глазах в землю.
А в воздух на боевое задание пошел лейтенант Немещаев. Бой разгорался. Несмотря на мощь заградительного огня наших зенитчиков, в сплошном грохоте и реве моторов его аэростат атаковали уже три "мессершмитта".
Зенитчики сбили ведущего - он упал в озеро. Но два других все-таки подожгли аэростат. Тогда снаряжается новый - со старшим лейтенантом Можаевым. Ему тоже приходится прыгать с парашютом - осколок бризантного снаряда перебивает трос аэростата. В последний миг Можаев все-таки успевает клапаном стравить газ и вскрыть аэростат при помощи разрывного устройства. Оболочка спасена. Она быстро восстанавливается и наполняется водородом для немедленного подъема.
Трудный это был день. Одиннадцать подъемов, шестнадцать корректировок по выявленным батареям противника. И непрерывное движение вперед.
К шести часам вечера наши войска штурмом овладели Кутерселькя, Мустамяки (Горьковское) и Саха-Кюля (Мухино).
На следующий день был взят форт Ино (Приветненское). Потерь в этот день у нас не было, и к вечеру начальник штаба дивизиона М. Скачков и его оперативный помощник С. Тимошевский отправились в отряд А. Баурова передать распоряжения командования и запасные парашюты.
Дороги-то были запружены подбитыми орудиями, танками, автомашинами. Добираться группой решили по лесным просекам, а то и прямиком по лесу. Но случилось так, что ни в отряд не пришли, ни в штаб не вернулись. Не увидел я больше ни Миши Скачкова, ни Сергея Тимошевского. Наши боевые товарищи подорвались на мине.
Три долгих года вместе защищали Ленинград. Дождались наконец желанного наступления, о котором мечтали с первых дней войны, и вот...
Похоронили мы своих товарищей прямо на месте гибели, у воронки. Сколько еще останется таких могил по дорогам войны!..
А уже 18 июня 1944 года. В этот день - прорыв третьей Маннергеймовской полосы обороны, и у нас напряженная работа. Во время подъема Шестаков и Бауров замечают с воздуха кочующие батареи, отдельные кочующие орудия, и я доношу об этом в штаб артиллерии армии. В разведотделе сомневаются. Данные звукометристов они считают более точными.
Но мы оказываемся правы, и в этом артиллеристы убедились сами сразу же после прорыва. Противник таким способом пытался создать видимость насыщенности своей артиллерией. Не помогло. Не устояла перед мощью нашей техники и обновленная, усиленная маннергеймовская линия. Все ближе и ближе подступали мы вместе с артчастями к Выборгу.
Только за три дня до штурма этого города в отрядах Кирикова и Ферцева аэростаты с воздухоплавателями А. Можаевым, Ф. Иняевым, В. Киприяновым, А. Клишиным и другими поднимались на задания девятнадцать раз. И молодые, и опытные "старички" задания артиллеристов выполняли отлично. Не одну благодарность получили тогда от них и от командования армии.
Хотя порой случалось и такое. Как-то выбрали мы очередную площадку для бивака и подъемов у местечка Кутерселькя. Подходит один из любопытствующих пехотинцев и допытывается:
- И что же вы собираетесь делать с этой грозной техникой?
- Как "что", воевать, - отвечают воздухоплаватели.
- Воюют на переднем крае, - не без иронии замечает служивый.
Но первый же подъем "разъясняет" недоверчивым пехотинцам, где и как воюют. Обстрел аэростата и подъемного поля заставляет с уважением взглянуть на нашу работу. Особенно когда один снаряд, предназначенный нам, угождает в походную кухню пехоты...
Война - везде война. У нас она и в воздухе, и на земле.
* * *
Все светлые июньские ночи дивизион воздухоплавателей вел боевую работу. Активные действия наших бомбардировщиков и прикрывающих их истребителей были надежной защитой и нам, а укрываться и уходить маневрами от артобстрелов мы научились.
Начался штурм Выборга - последнего опорного пункта противника на Карельском перешейке.
К этому времени из госпиталя вернулся М. П. Крючков и вступил вновь в командование отрядом. Грамотный артиллерист-воздухоплаватель, он умел держать свой отряд всегда в боевой готовности, четко ставить конкретные задачи, указывать на то главное, что должен делать на определенном этапе боевой работы каждый воин.
Помню, когда я приехал в отряд Крючкова, неожиданно налетели "мессершмитты". Михаил Павлович распоряжался огнем счетверенных установок, и один самолет удалось обить. Задымил и второй "мессер", но аэростат наш противник все-таки подбил.
Пришлось Крючкову срочно готовить к подъему новую оболочку, только что мной привезенную. А команды на подъем долго ждать нам почти не приходилось. Из штаба артиллерии просили срочной корректировки огня для 5-го гвардейского артдивизиона особой мощности.
И вот серебристое тело аэростата, удерживаемое девчатами, готово к подъему. В корзине Когут и Гречаный проверяют связь с лебедкой, артдивизионом. Командир подъема лейтенант А. Можаев сообщает артиллеристам координаты аэростата и четко подает команды.