ЭТО СЛЕДЫ ОДНОГО ИЗ 148478 СНАРЯДОВ, ВЫПУЩЕННЫХ ФАШИСТАМИ ПО ЛЕНИНГРАДУ В 1941-44 гг.
В осажденном Ленинграде создается такая обстановка, которая требует от командования фронтом решительных мер по защите города от варварских обстрелов. И Военный совет фронта ставит задачу организовать контрбатарейную борьбу с вражеской артиллерией.
Спустя годы генерал Н. Н. Жданов в своей книге "Огневой щит Ленинграда" напишет:
"Для решения поставленных задач штаб артиллерии фронта прежде всего установил тесную связь со всеми звеньями сложной контрбатарейной машины. Была установлена связь с каждым артиллерийским полком, огневыми подразделениями Краснознаменного Балтийского флота, отдельными разведывательными артиллерийскими дивизионами (орад), с эскадрильями корректировочной авиации, воздухоплавательным дивизионом и с основными наблюдательными пунктами"{1}.
С весны сорок второго года наша артиллерия уже не ждет, когда противник начнет артобстрел города. Имея разведданные о его батареях, контрбатарейщики сами открывают по ним огонь и не на подавление, а на уничтожение. Управление контрбатарейной борьбой ведет штаб командующего артиллерийским фронтом. По его решению, чтобы обеспечить артиллерию разведывательными средствами, все шесть отрядов нашего дивизиона распределяются по армиям.
Один отряд придается КБФ, другой - 23-й армии, третий - Невской оперативной группе, а остальные три отряда, дислоцирующиеся на направлении Пулково, Колпино, закрепляются за 42-й и 55-й армиями.
Оперативные направленцы отдела фронта В. А. Огурцов, Н. А. Чохонелидзе и Ю. П. Харитонов проводят с нами занятия, на которых присутствуют и командиры отрядов. Штабу дивизиона выдаются оперативные карты с нанесенными на них огневыми средствами противника. Теперь и я свободно могу готовить каждому отряду оперативные карты боевой работы его района.
В то же время начальник штаба артиллерии фронта Н. Н. Жданов проводит совещание с командирами артиллерийских частей, инструментальной разведки, корректировочной эскадрильи и воздухоплавателей. Мы знакомимся с первоочередными задачами, которые намечает фронт в борьбе с вражеской артиллерией.
Вместе с Вавилоновым на таком совещании впервые присутствую и я. Это дает возможность установить личные контакты с разведотделом фронта, командирами артчастей, А у себя в дивизионе командирами отрядов мы имели самых опытных воздухоплавателей - С. Джилкишиева, В. Судакова, П. Степушкина, П. Осадчего, А. Шальопу и Г. Галата.
По просьбе артиллеристов из двух отрядов нам пришлось выделить экипажи с аэростатами для работы на отдельных особо важных направлениях. То есть практически на фронте начинают работать восемь наших отрядов. Но вот обеспечение отрядов материальной частью и газом оказывается не таким уж и простым делом. Если раньше в трех отрядах с большим обслуживающим составом хватало и транспорта, и газоводов "Окселит-ЗИС-12" большой производительности, то теперь для отрядов с сокращенными штатами принимается на вооружение новый аэростат АН-540, а оболочек для этих аэростатов при наших потерях не хватает.
А тут и помогающий нам химический завод, что называется, режет нас без ножа - из-за нехватки электроэнергии и сырья ощутимо убавляет выработку водорода, просто необходимого в нашем деле! Приходится добывать газ на полевых газоводах, производительность которых чрезвычайно мала. Где выход?..
Узнав, что на складе дивизиона залежались оболочки снятого с вооружения аэростата АН-350 - объемом триста пятьдесят кубических метров, - я предложил использовать его. Пусть вынужденный, но все же выход. А вынужденный он потому, что этот аэростат может осилить высоту не больше семисот метров и поднять лишь одного наблюдателя. Двоих не тянет - силенки маловато. Это очень ограничивает нашу работу, к тому же сам аэростат при мало-мальски крепком ветре неустойчив в воздухе. А еще оказалось, что работа на АН-350 таит и свои секреты, открываются которые поначалу далеко не каждому.
Шальопа, к примеру, однажды оторопел в воздухе от неожиданного финта, который выкинул его аэростат. Резкий порыв ветра натянул трос, и аэростат, приняв отрицательный угол атаки, стремительно пошел к земле. Ударившись носом о стену разрушенного здания, он как мячик отскочил от него и как ни в чем не бывало занял отведенное ему в поднебесье место. Воздухоплаватель опомнился, только и успев изумленно покачать головой. Работать дальше в этот день он, конечно, не смог.
Судаков до войны тоже поднимался на таком аэростате, с готовностью поддержал меня:
- Работать можно! А коль шквалом бросит этого воздушного змея в пике, главное - лови момент касания с землей. Тут не теряйся. Покрепче хватайся за трапецию и мигом подтягивайся на руках. Гондола, естественно, принимает на себя удар, ну а потом спокойно уносит тебя опять вверх. Вот и все.
Все-то оно вроде все, да только в отрядах нетерпеливо ждали другие аэростаты - АН-540. И вскоре мы получили их. По душе пришлись они воздухоплавателям. Без особых потуг поднимал аэростат в корзине двух человек. В воздухе вел себя пристойно, не шарахался туда-сюда на ветру. А подъем и спуск занимали каких-нибудь четыре-пять минут. Лебедка была смонтирована на шасси знаменитой, исколесившей всю войну полуторки. Если противник обстреливал подъемное поле, машина сноровисто начинала лавировать со скоростью до двадцати пяти километров в час, увертливо уходя от снарядов, - за ней послушно тянулся в небе и аэростат.
А требования к корректировке и разведке с каждым днем повышались. Враг набирался опыта, становился хитрее, изворотливее, коварнее. И конечно же, мы не имели права работать по-вчерашнему. Мы должны были упреждать его, чтобы в конечном счете победить. Ведь боеприпасов у артиллеристов не хватало. Их ежедневная норма доходила порой до трех-четырех снарядов на орудие.
Решаем точнее учитывать отклонение снарядов. Я предлагаю с этой целью график определения цены деления бинокля по дальности в зависимости от высоты подъема аэростата и на расстояниях до цели от пяти до двадцати километров. Этот график пришелся по душе всем наблюдателям, он быстро помогал улавливать отклонения снарядов. Теперь еще как-то учесть бы изменения погоды, научиться вносить поправки на метеоусловия.
Советуюсь с майором П. Г. Осадчим. Он подхватывает идею, и вот вместе с лейтенантом С. Тимошевским штудируем литературу, а затем кропотливо конструируем миниатюрный прибор поправки на метеоусловия. Наш мастер старший сержант Г. Просянников серийно изготовляет его для отрядов - и намного точнее начинают ложится на цель наши снаряды.
Недолго мне, к сожалению, довелось работать с Петром Григорьевичем Осадчим, но как много знаний успел я перепять у него, какую добрую службу сослужили они мне на практике!
В начале 1943 года грамотного и опытного командира 6-го отряда П. Г. Осадчего отзовут на формирование новых воздухоплавательных частей. Необходимое это дело, я понимал, но вот жаль было расставаться...
А пока что в сводках гитлеровское командование все чаще и чаще кичливо заявляло об обстрелах "военных объектов" Ленинграда - практически же фашисты стремились полностью уничтожить город и его жителей. Все жизненные центры Ленинграда они пронумеровали как цели обстрела. Под этими номерными целями значились больницы, школы, уникальные архитектурные памятники. Зимний дворец - цель № 236, Дворец пионеров - цель № 192, Гостиный двор - цель № 295...
В архиве ленинградского штаба МПВО хранятся показания пленного немецкого солдата 170-й пехотной дивизии:
"Батареи 240-го артполка вели огонь по Ленинграду утром в 8-9 часов, днем - с 11 до 12, вечером - наиболее интенсивно, с 20 до 22 часов одиночными выстрелами. Основная задача была - разрушение жилых зданий и истребление жителей Ленинграда..."
Вот такие "военные объекты" ловила в свои прицелы гитлеровская артиллерия. Для этого немцы развернули широкую сеть наблюдения, куда кроме инструментальной разведки и корректировочной авиации входили также аэростаты наблюдения. Вопрос кто кого - в прямом смысле висел в воздухе в виде наших и их аэростатов.
Однако у нас накапливался уже немалый опыт боевой работы. Так, в 5-м отряде, у старшего лейтенанта А. И. Выборнова, работавшего с моряками на Лисьем Носу, появился интересный метод - сопряженного наблюдения. Его суть была проста. Моряки поместили свои орудия в надежные бетонированные капониры, а огонь корректировали с наблюдательных пунктов, которые расположили далеко от огневых позиций: один - в Кронштадте, другой - в порту. И те и другие уточняли разрыв каждого снаряда по дальности, то есть вели сопряженные наблюдения. Я ознакомился с этим методом, мы переняли его, а вскоре во всех отрядах начали наблюдать огонь врага поначалу с двух, а потом уж и с трех аэростатов сразу.
В 12-й корректировочной эскадрилье мы подметили как-то фотопланшеты территории противника с дешифрованными целями. Решили использовать опыт, с которым работали летнабы. Затем прибор управления артогнем с самолета привяли на себя. Он стал основным прибором для воздухоплавателей.
В поисках совершенствования организации боевой работы добрались мы однажды и до знаменитого ленинградского ученого А. Б. Вериго. И вот, решив проконсультироваться, уточнили адрес профессора - жил он на улице Восстания, неподалеку от Знаменской церкви, - едем к нему.
Запомнилось: огромная, метров пятьдесят, похожая то ли на склад, то ли на мастерскую комната. У стены - токарный станок, в углу - куча автомобильных деталей, на полу - разобранный мотоцикл. С потолка свисает деревянный пропеллер, куда вмонтирована запыленная лампочка, а у голландской кафельной печи сооружено из шкафа и буфета нечто напоминающее и ярангу эскимоса, и медвежью берлогу одновременно. Сверху сооружения - матрац, портьеры, ковры, шубы. Внутри - койка, стол и табурет, где и работает знаменитый профессор. Железная труба маленькой печурки аккуратно вделана в кафель.
Помню, на кровати у профессора лежали три плитки столярного клея, из которых, как выяснилось потом, он готовил похлебку, и, по его словам, наваристую. Сам профессор, с обмотанной шалью головой, встретил нас дружелюбно, на вопрос "чем занимается?" не без гордости ответил, что выполняет оборонное задание. И Александр Брониславович рассказал об изыскании запасов светящихся красок для заводов, изготовляющих приборы. Этот состав требовал радиоактивных препаратов, вот в "старой химичке", десятки лет работавшей с радием, теперь и сметают пыль со стен, с мебели, жгут столы и доски пола - из всего, даже из золы, специалисты извлекают радиоактивные концентраты.
Напоминаем ему о воздухоплавателях.
- Да, было время! - молодо отозвался профессор. - Летал, нырял, поднимался на горные вершины, опускался в глубины земные... Как же, как же, помню: Кристап Иванович Зилле выбросил меня из гондолы. Признаюсь, струсил я тогда основательно. Мало-мальски очухался, когда болтался уже под куполом парашюта...
Александр Брониславович с готовностью согласился нам помочь и стал частым гостем в дивизионе. По его рекомендации нам разрешили принять на вооружение восемнадцатикратную панократическую трубу. Он разработал новый оптический прибор для наблюдателей, обучил нас делать панорамные снимки фотоаппаратом АФА-27М. Эти панорамы с нанесением целей противника со временем стали для нас обязательными.
Немало и других новшеств ввели воздухоплаватели в свою боевую практику. И не случайно генерал Н. Н. Жданов писал в одном из отчетов:
"Штурманы 1-го воздухоплавательного дивизиона проявляли большую изобретательность и мастерство в создании различных приборов, графиков, номограмм, которые существенно помогали в разведке и корректировке огня..." И далее: "За два года осады города с помощью аэростатов наблюдения корректировалось 538 стрельб, из них 151 стрельба - по артиллерийским батареям противника".
Если внимательно вглядеться в карту, показывавшую работу наших отрядов в блокадные дни, то станет очевидным, что практически весь Ленинградский фронт просматривался воздухоплавателями. Немцам, понятно, это основательно мешало, и они во что бы то ни стало пытались нашу воздушную разведку остановить. Невдалеке от поселка Отрадное фашисты развернули зенитную батарею специально для обстрела аэростатов и гондол. Охотились за нами и "мессершмитты". Прямо открыли настоящий сезон для охоты!
Запомнился подъем 30 августа у поселка Отрадное. Часов в 6 утра поднялись в воздух лейтенант Ферцев и Граневский. Для Володи Грановского это был первый подъем. Он, конечно, волновался, хотя виду не подавал. Разве что слегка бросалась в глаза излишняя скованность.
Еще при подготовке аэростата на подъемном поле нас предупредили, что в воздухе патрулируют два немецких истребителя. Но вот наблюдатели уже в корзине, однако капитан Галат приказывает задержать подъем в надежде, что гитлеровцы улетят, не заметив нашего приготовления. И действительно, через несколько минут самолеты исчезают. Аэростат сдается в воздух.
Ясное погожее утро конца лета. Воздух чист, местность хотя и незнакома - отряд только накануне переброшен сюда, - но просматривается далеко. Наблюдатели быстро ориентируются по карте, и уже с высоты двухсот метров в телефонной трубке слышится бодрый голос Ферцева.
Они довольны - Ферцев и Грановский. Еще не успевают подняться на заданную высоту - семьсот - восемьсот метров, - а результаты их разведки пожалуйста, получите. И работа воздухоплавателя исподволь начинает мниться Володе Грановскому простой и доступной. Но вдруг стрелка высотомера замирает на цифре четыреста.
- Запроси, почему остановка? - удивляется Грановский.
А в следующий миг аэростат "клюет" и быстро снижается.
- Ты смотри, Володя, как скоро выбирают, даже нос аэростата ведет вниз! - еще больше удивляется Ферцев. - В чем дело?
И тут пулеметная очередь вносит ясность. "Мессершмитты", оказывается, схитрили: демонстративно покинули подъемное поле, выждали чуток, пока аэростат поднимут, и атаковали его.
Оболочка загорелась с первого же захода истребителей. Высота была чуть более двухсот метров. Прыгать, не прыгать?.. Ферцев, скользнув по гайдропу, раскрыл парашют, а Грановский так и не смог оторваться от корзины.
"Ну, все..." - мелькнуло в сознании. И тут гондола опрокидывается. Володя вылетает из нее, чудом успевает дернуть за кольцо парашюта и в ту же секунду одновременно ощущает рывок купола и удар о землю...
Воздухоплаватель нерешительно поднимается, смотрит на бегущих к нему бойцов. Он, конечно, горд первым боевым прыжком, жаль только вот, что полотнище парашюта запуталось в раскинутых ветвях двух берез. До сознания воздухоплавателя пока не доходит, что они-то, белоствольные, и есть его спасительницы. Лишь к вечеру проходит возбуждение, и бравого лейтенанта догоняет страх, пронимая до озноба.
Вот так начинается изнурительно коварная охота за воздухоплавателями дивизиона. Ведь авиация противника пока еще господствует в воздухе, а наше зенитное прикрытие - две счетверенные пулеметные установки, - признаться, что слону дробина. Больше - символическая защита от врага. Но воздухоплаватели не собираются быть легкой добычей для стервятников. Мы анализируем разные уловки фашистов и придумываем тактический маневр начинаем работать, так сказать, "уколами".
Обычно наблюдатель висит в воздухе часа два, а при "уколе" аэростат поднимают минут на десять - двенадцать. Быстрая разведка, пристрелка - и аэростат выбирается на четвертой скорости вниз. На земле корзина его загружается балластом, расчет прячется в укрытиях, а "мессер" тут как тут, но лишь порыскает в сторонке от подъемного поля - к самому-то полю подходить все-таки опасно, все-таки зенитки - и дует назад. Нам это только и надо: балласт долой - и снова в воздух.