Как-то фашистский истребитель все-таки подкрался к аэростату; выбрать его не успели - и огненные трассы полоснули оболочку.
- Прыгай! - скомандовал по телефону Криушенкову Алексей Ферцев. Он руководил подъемом.
А в ответ в трубке спокойно-недоуменное:
- А зачем прыгать? Выбирайте. Аэростат ведь не горит.
Все на земле разом задирают головы - чудеса в решете! Действительно, ни привычно-черного смрадного дыма, ни огня. Оказывается, может случиться и такое. Правда, аэростат начинает дрябнуть прямо на глазах - теряется газ. И вот он уже просто падает. Мотористы еле-еле поспевают наматывать трос, но Криушенков-то уже на земле, целехонек!.. На оболочке же аэростата тогда нам пришлось залатать почти три сотни пробоин - не оболочка, а решето.
Вскоре за нас основательно принялась вражеская артиллерия. Бризантные снаряды действовали довольно эффективно, и гитлеровцы норовили уничтожить уже не только аэростат, но и автолебедку прямо на подъемном поле.
Особенно зловеще угрожала артиллерия врага вашим отрядам у Колпино и у Средней Рогатки. Тогда лебедочные мотористы А. Лещенко и Т. Рыжков находчиво пристроили свою лебедку в тыловой части дота. Обстрелы артиллерии для них стали не страшны: чуть что - подъемная команда в дот, а там, случалось, даже прямые попадания никому вреда не приносили.
Эти частые обстрелы как-то навели меня на мысль подсунуть аэростат врагу как мишень. Пускай, думаю, бьет впустую.
А дальше все просто. На складах дивизиона для этой цели отыскали непригодные к боевой работе, снятые с вооружения оболочки. В корзине соорудили искусно, прямо-таки с любовью сделанное чучело, нахлобучили на него шлем, приспособили очки - консервные банки. И вот, по договоренности, артиллеристы ударили по врагу раза два-три - создали видимость пристрелки, немцы всполошились и давай бить по аэростату! Несколько батарей работало. А как-то даже подняли и истребителей. Мы же спокойно сидим в укрытиях да подсчитываем впустую выпущенные вражеские снаряды, предназначавшиеся для города.
Первый удачный трюк с ложным аэростатом воодушевил нас, опыт переняли почти все отряды. К тому времени по задумке помпотеха капитана И. П. Торбы и техников старших лейтенантов Н. П. Чайко и С. В. Разумова модернизируется и автолебедка. В дивизионных мастерских они смастерили на ней броневую защиту, а чтобы заставить противника не сомневаться в реальности воздушных "разведчиков", мотористы в надежной броневой защите научились имитировать и боевую работу: маневрировать высотой, местом расположения.
У Лисьего Носа был случай, когда два "мессера" пошли в атаку на такой аэростат. Одного сбили наши зенитчики, а другой как-то прорвался сквозь заградительный огонь, атаковал ложный аэростат, поджег его, но сам так и не управился выскочить из пике - врезался в волны Финского залива.
Забегая вперед, хочу добавить, что за время боев под Ленинградом фашисты выпустили по аэростатам-ловушкам 7780 снарядов калибром свыше 150 миллиметров. А зенитчики сбили три гитлеровских самолета, атаковавшие ложные аэростаты.
Выходит, не впустую искали и мы пути, как бить врага "не числом, а уменьем...".
В августе на совещании у командующего артиллерией франта генерал-майора Г. Ф. Одинцова, где присутствовал и Вавилонов, огласили приказ о создании на невском направлении специальной артиллерийской группы. Нам, воздухоплавателям, предстояло усилить воздушную разведку от Усть-Тосно до 8-й ГЭС в интересах артиллеристов. В эти дни в дивизионе прошла некоторая реорганизация.
Меня назначили начальником штаба вместо капитана Черкасова, который добился все-таки желаемого перевода - командиром отряда. Я дружески, с легкой грустью расстался с Михаилом Михайловичем Черкасовым: он успел передать мне свой опыт, помог быстро войти в курс воздухоплавательного дела, освоить штабную работу.
По приказу штаба артиллерии Невской оперативной группы отряд Джилкишиева мы разместили в трех километрах восточнее Большого Манушкина для работы в секторе 8-я ГЭС, Мга. Отряд Осадчего - у поселка Самарки для работы в секторе Мга, Отрадное.
Место для того и другого отрядов было выбрано удачно. Тут и лес - он надежно укрывает аэростаты на биваках - и хорошие дороги. А хорошая дорога хороший маневр. Даже пугающе-зыбкое торфяное болото - и оно на руку воздухоплавателям. На картах-то болото значится непроходимым, а намости гать - и легко укрыться от особо неистовых обстрелов подъемного поля.
Наш 1-й отряд под командованием Галата занял было боевые порядки у поселка Сифолово, но вскоре его перебрасывают к поселку Ганнибаловка, что западнее Шлиссельбурга. Его задача - разведка стреляющих батарей противника по Дороге жизни, а также работа в секторе Шлиссельбург, 8-я ГЭС.
В расположении отряда Саида Джилкишиева я организовываю оперативную группу штаба во главе с моим помощником старшим лейтенантом Е. П. Юловым и начальником связи А. И. Бауровым. Эта группа должна будет обеспечивать отряды связью, оперативными документами, приказами, материальной частью, газом.
Вот так весь участок от Шлиссельбурга до поселка Отрадное был задействован разведкой с аэростатов, закрепленных за артиллерийскими частями. Приказ генерала Г. Ф. Одинцова был выполнен.
В начале сентября из штаба артиллерии фронта поступает новое указание организовать еще одну оперативную группу. Вавилонов недоумевает: чем вызвано? Любопытствует у начальника разведки.
- Вы дока оборудуйте себе командный пункт, изучайте оборону противника, - немногословно поясняет Витте. - Через Малое Манушкино проходит магистральная дорога из поселка Колтуши к Невской Дубровке. Перекресток дорог - самое опасное место. Он у противника на виду, хорошо пристрелян его артиллерией. Вот за ним и предстоит наблюдать.
А 26 сентября под прикрытием дымовых завес на левый берег Невы высаживается десант из двух стрелковых дивизий и морской бригады. Вновь захвачен плацдарм на Московской Дубровке - Арбузово. Отсюда должно быть наступление на Синявино - навстречу ударной группировке Волховского фронта. Противник чувствует реальную угрозу окружения под Шлиссельбургом. И Манштейн по личному приказу Гитлера бросает в бой свою вторую армию, холеную и лелеянную для штурма Ленинграда.
В эти дни мы напряженно работаем, корректируя огонь нашей артиллерии. Только за сентябрь было выполнено 148 подъемов в воздух.
План штурма города тогда был сорван. Но бои за Синявинско-Шлиссельбургокий выступ продолжались до октября. Затем поступил приказ об отходе наших частей. Только на левом берегу Невы остался у нас крохотный плацдарм - легендарный Невский пятачок. Как покажут дальнейшие события, ему вновь предстоит сыграть особую роль в борьбе за город.
За много тревожных дней и ночей поздней осенью сорок первого я исходил, а больше исползал, обдирая до крови руки, обжигая снегом лицо, все эти места. Мне хочется рассказать об этом личному составу дивизиона - людям, которых еще поджидают здесь бои. И вот стою я в полевом клубе. На меня смотрят десятки серьезных, по-доброму внимательных глаз, и память возвращает меня к началу войны.
...Морозная осень сорок первого. Предстоит наступление с Невского пятачка. Фронт для такого дела выделяет еще три дивизии. В головных отрядах формируются три Ударных коммунистических полка из добровольцев. Одним из них командует генерал-майор П. А. Зайцев. Я назначен к нему начальником инженерной службы.
Несколько дней в полку комплектуются батальоны, специальные роты, взводы. Комплектуется отдельная саперная рота увеличенного состава, в которую отбирают хорошо подготовленных и обстрелянных бойцов и командиров. Командует ротой лейтенант С. Н. Бондаренко. Мы все гордимся, что попадаем в Ударный коммунистический полк.
В канун боев состоится митинг. Говорит член Военного совета фронта секретарь горкома партии А. А. Кузнецов. Он не многословен. Но из сказанного ясно, что жизнь многих тысяч ленинградцев в наших руках. Берет слово генерал Зайцев. Коренастый, с черными пушистыми усами, он кажется добродушным и поначалу даже каким-то домашним на вид. Но слова его суровы, голос решителен. Мужество и храбрость - вот что он ждет от нас в бою, наш генерал. Он говорит, что лично поведет ударный полк в атаку, что мы обязаны выполнить боевое задание. Не запахами домашних пирогов веет от этих слов - суровым холодом ненависти к врагу обдает ряды бойцов.
И мы готовимся к бою. Вместе с Бондаренко принимаем взрывчатку, мины, инструмент, с помощью которого надлежит наводить переправу.
Седьмого ноября узнаем о параде на Красной площади. Необычайное возбуждение охватывает всех нас. Казалось бы, такое тяжкое положение на фронтах - о каком параде речь! И вдруг... На трибуне Мавзолея, как всегда, руководители партии, Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин. Трудно представить лучшую демонстрацию веры в победу. И мы верим. Иначе и быть не может...
На следующий день Ударный полк выстроен побатальонно. Смотр проводит командир. Мало у нас автоматов - лишь у половины бойцов. Остальные недовольны. Но что делать генералу? Фронт и так выделил до предела возможного.
Утром получаем паек, сухой спирт в коробочках - подогревать еду, и выходим по направлению к багряному зареву, багряному не от солнца, которое затаилось в мутно-серой пелене, а от ракет, пожаров и взрывов. Сполохи блуждают в поднебесье на десятки километров, заполняя тревожным гулом окрестности.
От Манушкино идем к исходным рубежам поначалу лесом, затем по промерзшим полевым тропам. Саперная рота раньше других знакомится с этими исходными рубежами.
Ноябрьский день короток. Вечер быстро переходит в ночь, и тогда особенно ярко горят деревянные дома, играют блики от ракет на черной железобетонной громаде 8-й ГЭС. До войны и я вложил в эту ГЭС долю своего труда в качестве конструктора. Больно теперь глядеть на ее израненный, словно изгрызенный прожорливым чудовищем, силуэт.
Мы стоим в полкилометре от Невы, а то и ближе. У пологого спуска к реке то тут, то там темнеют разбитые машины, дымят танки... Над головой мечутся трассирующие очереди, всюду грохот, треск мин, разрывы снарядов. Справа от нашего "причала" слышен гул моторов, снуют бойцы. Надрывные команды, крики, стоны, ругань... И разрывы, разрывы. Они везде - спереди и сзади. Горит даже земля. Жутковато. В то же время охватывает какое-то чувство азарта. Наконец-то настоящее дело. Идем вперед! А то все отступаем да отступаем...
На левом берегу пятачка нам надлежит соорудить крепкий блиндаж для КП полка и ходы сообщения к нему, расчистить проходы в минных полях, где наши будут наступать на рощу Фигурную. Но сначала надо сделать переправу.
Мороз что ни ночь, то крепче, и вот мы решаем укреплять переправу намораживанием льда. Я хочу приспособить для этой цели обрывки проводов разрушенной электролинии. Так как переправа будет предназначена только для повозок и машин с боеприпасами, минами и ранеными, то мое решение соорудить настил из пластин и досок разрушенных строений, уложенных на провода, одобряется.
Трудимся по ночам, но освещения вполне хватает. Только вот лед ходуном ходит от разрывов. Много раненых, убитых. Гибнут саперы. А живые, обметанные снегом, прошпаклеванные поземкой, все кладут и кладут доски, выдалбливают проруби и обливают настил водой. Ночь, еще ночь. Наконец переправа готова. Потянулась, запульсировала цепочка жизни с пятачка на пятачок. Сани, повозки, машины... Но ударит в переправу точный снаряд, обдаст железно-ледяным осколочным вихрем, разорвет эту цепочку - и саперы вновь тут как тут. Заделывают ледяную брешь. Час, другой - и, глядишь, вновь пошло-поехало наше воинство.
А мы уже на пятачке. Долбим пробетонированную морозом землю. Генерал наш бесстрашен: приказал соорудить ему наблюдательный пункт под носом у врага. Да какой уж тут "нос", когда весь-то пятачок в глубину всего-навсего семьсот метров. Держит свое слово генерал Зайцев крепко: вновь и вновь ведет бойцов в атаку. Он поспевает везде, он просто вездесущ, наш генерал. И - вот чудо! - целехонек, ни тебе царапины, ни даже синяка. Вот уж поистине смелого пуля боится...
А бои на плацдарме идут тяжелые, кровопролитнее. Пятачок настолько простреливается пулеметами и минометами врага, что приходится только ползать. Но почти каждый вражеский снаряд делает свое черное дело - лишает кого-нибудь из наших то руки, то ноги, а то и жизни. Нервы на пределе. Порой начинает охватывать такое состояние, что перестаешь остерегаться трассирующих пуль, свиста мин - становится как-то безразлично. И мы, саперы, работаем день и ночь под обстрелом - снимаем мины, заграждения врага, ставим свои, блокируем вражеские дзоты.
В тех ноябрьских боях наши ударные полки непосредственного успеха не добились. Но, приняв на себя удар, оттягивая силы врага, который в это время наступал на Тихвин, чтобы соединиться с финской армией и полностью замкнуть кольцо блокады, разве мы не выполнили боевого задания?! Наша 4-я армия в контрударе разбила замысел врага, и 9 декабря Тихвин был освобожден.
* * *
И вот я вновь еду в эти места - в оперативную группу. Еду по той же дороге через Малое Манушкино. А впереди, так же как и в сорок первом, на полнеба красное зарево от ракет и пожаров. Так же раскатисто громыхают орудия.
Со мной едет вновь назначенный заместитель командира дивизиона подполковник Зыков. Аэронавт Иван Иванович Зыков с 1915 года на военной службе, а с 1918 - в Красной Армии. Воевал с колчаковцами на Волге и Каме в воздухоплавательном отряде Волжской военной флотилии, а затем испытывал новую технику. Фронты гражданской войны, малярия, тиф, повреждение ног при неудачной посадке - все познал и испытал Иван Иванович. Небольшого роста, худощавый, он выглядит старше своих сорока шести лет. В противоположность Вавилонову, простодушие в нем отсутствует.
Вот и перекресток, и, как я предполагал, попадаем под обстрел. Наш "пикап" ведет лихой шофер Вася Романов. Он виртуозно научился лавировать между разрывами, но в этот раз малость сплоховал - осколками пробивает покрышку, и мы задерживаемся под обстрелом. Лишь поздней ночью добираемся в оперативную группу к Юлову. С утра пораньше знакомимся с работой группы, затем едем в отряды Джилкишиева, Осадчего.
В праздничные ноябрьские дни во всех отрядах приказано установить особый контроль за целями противника. Надо дать возможность ленинградцам относительно спокойно провести праздник. В театрах намечена премьера спектакля А. Корнейчука "Фронт".
Но вот неожиданно получен еще один приказ. Вначале в нем шла речь об усилении противовоздушной обороны города - это понятно. А далее - как снег на голову: Виктор Васильевич Вавилонов назначен командиром полка аэростатов заграждения, а командиром 1 ВДААН - подполковник И. И. Зыков. Приказ есть приказ, и мы расстаемся с нашим первым командиром.
Наконец получаем конкретную задачу: 7 ноября скорректировать огонь артиллерии на уничтожение цели № 559 и тем самым отметить 25-ю годовщину Октября, что называется, с огоньком. Для прикрытия аэростата командующий выделяет пару истребителей. Выполнить это ответственное почетное задание поручается Кирикову.