Три часа ночи. Безоблачно. Видимость отличная. Подходим к линии фронта между Витебском и Оршей. На северо-востоке уже хорошо просматривается горизонт. Неожиданно слева и немного выше нас я замечаю промелькнувший на встречном курсе истребитель противника. Выполняя противоистребительный маневр, подаю команду:
- Экипаж, в воздухе истребители противника. Усилить осмотрительность!
В течение нескольких секунд все было спокойно. И вдруг слева пронесся сноп огненных трасс. Воздушный разбойник нажал на все гашетки. Загорелась левая плоскость. Самолет начало разворачивать. Удерживая его, я спросил:
- Радисты, вы видели истребитель?
- Нет, не видели, - ответили оба в один голос.
Ясно, радисты потеряли бдительность. Молодой решил, видимо, пораньше доложить по дальней радиосвязи о выполнении задания и за воздухом не следил. А опытный радист контролировал работу молодого и тоже не наблюдал за воздушной обстановкой.
На этом эпизоде очень наглядно видны изъяны существовавшей в то время методики обучения летных кадров. Нельзя посылать в боевой полет экипаж с двумя радистами, но без стрелка. Недопустимо ослаблять оборону самолета. Это иногда очень дорого обходится.
Бомбардировщик продолжал гореть и разворачиваться влево. Я делал все возможное, чтобы удержать его на прямой, но безуспешно.
Высота 4100 метров. Отчетливо видны вспышки огней на линии фронта. Она совсем рядом. Еще чуть-чуть, и мы у своих...
Но самолет по-прежнему продолжает разворачивать.
- Командир, ты что делаешь?! Линия фронта же впереди! - возмущается штурман.
- Не могу удержать самолет на прямой, сил не хватает, - объясняю я. Нужна помощь. Давай, Володя, жми на правую педаль!
Он развернулся ко мне (наши кабины сообщались), обхватил обеими руками ступню моей правой ноги вместе с педалью и так потянул, что я почувствовал сильную боль. Но терпел. Надо было терпеть.
- Немного, совсем немного по прямой, командир, и мы будем над своей территорией, - как заклинание твердил штурман.
Но и его усилия не помогали. Тогда я максимально увеличил мощность левого двигателя, а сектор газа правого убрал до отказа, полностью выкрутив при этом штурвальчики триммеров элеронов и руля поворота на правый разворот. Безрезультатно.
Положение создавалось катастрофическое. Горит обшивка левого крыла, горит бензин, вытекающий из пробитых баков. Горит левый двигатель и центроплан. За самолетом тянется огромный шлейф пламени. Каждую секунду может произойти взрыв бензобаков! Бомбардировщик становится неуправляемым и входит в глубокую левую спираль. В любой момент он может перевернуться и перейти в беспорядочное падение. От этого я его удерживаю последним напряжением сил; надо дать возможность экипажу покинуть обреченный самолет.
Оценив обстановку и полностью убедившись в том, что перетянуть линию фронта не удастся, подаю команду:
- Экипаж, покинуть самолет!
Через секунду-другую почувствовал удар в лицо струи свежего воздуха и понял, что штурман покинул самолет. Взглянул на высотомер и зафиксировал 2100 метров.
Надо прыгать и мне. Быстро оцениваю обстановку.
Самолет находится в левой спирали. Следовательно, прыгать надо влево. Но там бушует пламя. Можно сгореть в воздухе. Прыгать вправо. Что же делать? Где выход?!
Лихорадочное течение моих мыслей прерывает радист:
- Командир! Стрелок лег на пулемет, боится прыгать и мне не дает!
На самолете Ил-4, чтобы открыть нижний входной люк в кормовой кабине, надо поднять вверх и застопорить пулеметную установку. По СПУ требую: "Вася, постарайся вытолкнуть стрелка из люка. Только не забудь дернуть за кольцо, чтобы парашют раскрылся. И прыгай сам. Я подержу самолет".
Мучительно долго тянутся секунды ожидания. Высота катастрофически падает. Уже горят фюзеляж и кабина. Задыхаюсь от едкого дыма. В любое мгновение могут взорваться бензобаки. Напряжение доходит до крайнего предела. Дальше ждать уже невозможно. Спрашиваю: "Вася, как там у тебя?" - "Мертвая хватка у него, отвечает радист. - Ничего поделать не могу. Прыгай, командир, и прощай!" "Сбрось колпак турели и прыгай вверх! - кричу я. - До встречи на земле!"
Бросив взгляд на высотомер - 400 метров! - я отпустил штурвал. Самолет сразу же начал переворачиваться. Сомнений нет - надо прыгать вправо! Открываю фонарь и приподнимаюсь с сиденья. Встречный поток воздуха тут же выбрасывает меня из кабины.
Стремительно лечу вниз и пытаюсь правой рукой отыскать вытяжное кольцо парашюта. Но его на положенном месте не оказывается! Где же оно?! Искать некогда. Времени - считанные секунды. Тогда левой рукой нащупываю на ранце парашюта вытяжной тросик и резко дергаю за него. Слышу шум строп, вытягиваемых куполом из ранца, - парашют раскрывается! В голове лишь одна мысль: только бы он успел раскрыться полностью до удара о землю. Но вот чувствую наконец долгожданный (каждая секунда казалась вечностью) и хорошо знакомый аэродинамический удар - купол наполнился воздухом. Понял: я спасен! И тут же еще удар. На этот раз о землю...
Когда пришел в себя, то совсем рядом услышал перестрелку. Не мои ли это товарищи отбиваются от немцев? Надо спешить на помощь. Быстро освобождаюсь от подвесной системы парашюта. При этом чувствую сильную боль в позвоночнике этого еще не хватало! Пытаюсь стянуть купол парашюта с деревьев - ничего не получается. Правой рукой и зубами (пальцы левой руки не сгибаются) перезаряжаю пистолет и направляюсь в сторону, где слышны выстрелы.
Метров через сто наблюдаю догорающие обломки самолета. Периодически взрываются патроны в пулеметных лентах, отсюда впечатление перестрелки. Людей поблизости не видно. Подхожу ближе и под одной из сосен вижу обгоревший труп человека.
Кто же это? Узнать невозможно. Осматриваю все вокруг и нахожу часть поясного ремня и кобуру с пистолетом. Сомнений нет: это наш радист Василий Сорокодумов. Перехватило дыхание. Всего лишь несколько минут назад разговаривал с человеком, и вот...
Однако надо принимать какое-то решение. В сложившейся ситуации у меня было два возможных варианта действий. Первый - не теряя времени, идти на восток, к своим, и попытаться перейти линию фронта. Второй - искать встречи с партизанами. Мне было известно, что они находятся в лесах в районе западнее населенного пункта Сенно, до которого напрямую около сорока километров. Но где, в каком именно лесу разыскивать партизанские отряды? Сколько дней и ночей уйдет на это? Где брать продукты, чем питаться? В прифронтовой полосе немецкие войска расположены почти во всех населенных пунктах. Поэтому заходить в них нельзя. Заниматься же охотой небезопасно: можно привлечь внимание врага.
Взвесив хорошо все эти обстоятельства, я из двух вариантов выбрал первый: идти к линии фронта!
* * *
Я прекрасно понимал, что до рассвета мне необходимо постараться как можно дальше уйти от места падения самолета. Направление движения определяю по звездам. Но идти было очень тяжело: сильно болела левая нога. Мало того, что вывихнул несколько пальцев, так еще и сапог потерял; сорвало, когда покидал самолет. А ступать босой ногой в темном лесу по сухим сучкам и сосновым шишкам - почти то же, что идти босиком по колючей проволоке. С каждым шагом боль в ноге усиливалась. Стало ясно, что долго так не протяну. Но идти надо. Любой ценой, но идти. Тогда я присел на кочку, снял нательную рубашку и обмотал ею ступню левой ноги. Подобрал подходящую палку для опоры и продолжил движение на восток.
Пройдя два-три километра, решил передохнуть, сделать малый привал. Выбрав место посуше - местность была сильно заболочена, - присел, перемотал левую ногу и решил немного вздремнуть. Сон, как известно, лучший отдых.
Когда проснулся, солнце уже высоко забралось в небо и порядком пригревало. Быстро сориентировавшись, я снова двинулся в сторону линии фронта.
Шел очень осторожно, оглядываясь по сторонам и ловя каждый шорох. Тишину, окружавшую меня, ничто не нарушало, и казалось, лес не таил в себе никакой опасности.
И вдруг совсем близко я услышал немецкую речь. Тут же бросился на землю и быстро пополз в кустарник, росший метрах в трех впереди. Переведя дыхание и осмотревшись, увидел слева двух немецких офицеров, медленно ехавших на велосипедах по проселочной дороге и громко что-то обсуждавших.
Переждав несколько минут, я поднялся и, быстро перейдя дорогу, через густой колючий кустарник выбрался к небольшой, метров 5-7 шириной, речушке. Напившись, прошел немного вдоль берега и перебрался через реку вброд. Метрах в трехстах от реки пролегала грунтовая дорога, а сразу за ней начинался густой лес.
В лесу я почувствовал себя спокойнее, но продолжал двигаться очень осторожно, прислушиваясь к каждому звуку, каждому шороху.
Уже довольно отчетливо стали слышны звуки артиллерийской канонады. Следовательно, иду в правильном направлении. Линия фронта все ближе.
Во второй половине дня почувствовал голод и усталость. Чтобы немножко подкрепиться и отдохнуть, выбрал заросли погуще и присел на землю. Из комплекта НЗ съел немного шоколада и пару сухих галет. Хотелось пить. Но воды не было. Ничего не поделаешь, надо терпеть. Подумал: как все же нужна фляга с водой или чаем для летного состава на такой вот аварийный случай. Она всегда должна быть при тебе, как и пакет НЗ, в кармане комбинезона или летного костюма. Но по табелю оснащения фляга летчикам не полагалась. А жаль.
Когда начало темнеть, я, соблюдая все меры предосторожности , продолжил движение в сторону линии фронта. Вскоре лес начал постепенно редеть, и я оказался на опушке. Впереди, сквозь сетку редкого кустарника, просматривался небольшой холм. Неожиданно с холма выстрелило артиллерийское орудие. Через несколько секунд, с небольшим интервалом - еще два выстрела. Видимо, в холме был оборудован дот. Следовательно, идти прямо нельзя. Тогда я двинулся вправо вдоль опушки леса и вскоре вышел к сплошной траншее, тянувшейся с севера на юг. Прижавшись к дереву, внимательно осмотрелся вокруг. Траншея имела вид ломаной линии и была оборудована в полный профиль. Длина прямых участков не превышала 15 метров. Сверху, в целях маскировки, траншею накрыли жердями и ветками. Вдали слева виднелась едва различимая фигура солдата - должно быть, охрана, выставленная у командного пункта.
Впереди этой траншеи, метрах в 20-25, была вырыта еще одна, такая же: похоже на вторую полосу обороны. За ней лес кончался, местность резко понижалась и переходила в болото, поросшее кустарником и редкими небольшими деревьями. Перед болотом я обнаружил довольно сложную систему проволочных заграждений. Самым трудным препятствием оказалось проволочное заграждение спирального типа: одна спираль здесь входит в другую, причем витки их намотаны в разные стороны, а диаметр внешней спирали около метра. Ни перешагнуть, ни обойти невозможно, так как по обе стороны спирали колючая проволока натянута крест-накрест на колья и рогатки разной высоты. Значит - только вперед, несмотря на разодранную в клочья одежду и кровоточащие царапины на теле.
За проволочными заграждениями начиналось болото. Что ж, придется преодолеть и это препятствие...
Из болота я выбрался промокшим до нитки и сразу же почувствовал, как тяжело стало идти. Ватный комбинезон набух и сковывал движения. Поэтому я снял его и, аккуратно свернув, спрятал в густом кустарнике.
Наступал самый ответственный момент - переход переднего края. До своих оставалось каких-нибудь 2 - 3 километра. Днем, по хорошей дороге, такое расстояние можно преодолеть минут за двадцать-тридцать. А сколько времени потребуется мне? Не знаю. И никто не знает. Ясно одно: к рассвету я должен быть у своих.
По-прежнему мучительно хотелось пить. В горле пересохло настолько, что трудно стало дышать. И тут меня осенило - роса! Роса на траве. Пусть и не напьюсь, но хоть немного да утолю жажду.
Дальше двигался с еще большей осторожностью. Вскоре отчетливо услышал немецкую речь и увидел мерцающие огоньки сигарет. Пришлось постоять несколько минут, прижавшись к дереву, чтобы разобраться в обстановке и выбрать правильное направление дальнейшего движения.