переговоров надо было пообещать уничтожить всех заложников. Если Путин
согласится - он будет неслыханно унижен. Если не согласится - будет объявлен
трусом и на его совести окажутся сотни жертв. Но "террористы" делали лишь
невнятные заявления в том духе, что "мы пришли сюда умирать", но при этом
старательно прятали под масками свои лица, что для смертников совершенно
нетипично, ибо им скрывать и бояться уже нечего. Требования немедленного
вывода войск из Чечни нельзя назвать реальными. Настоящий террорист Басаев во
время налета на Буденновск вполне разумно требовал начать процесс мирного
урегулирования в Чечне, лишь конечным результатом которого должно было быть
решение о выводе войск.
В Беслане «террористы» вообще не выдвигали
никаких требований. Кто-то наспех начеркал на листке несколько строк, после
чего было объявлено, что это «письмо Басаева». Обо всем этом на допросе
откровенно рассказал разжалованный губернатор Северной Осетии Дзасохов (читать
протокол допроса).
Ну и, наконец, какие были у «террористов» мотивы? Не могли же они
совершить захват заложников по личному почину? Чеченскому народу, если
налетчики представляли его интересы, это не сулило ничего кроме вреда.
Рассчитывать привлечь симпатии мирового сообщества, помешанного на борьбе с
терроризмом, такой акцией может только полнейший кретин. Кремлю же как раз
выгодно было представить чеченских сепаратистов отмороженными кровопийцами,
чтобы отбрехаться от навязчивых обвинений в нарушении прав человека на
Кавказе. В Беслане сюжет как две капли воды напоминал норд-остовские события.
Все те же
неизвестно откуда взявшиеся и никого не представляющие налетчики, которые не
могут сказать, чего они хотят.
Так же, как в Москве в 2002 г., силовики совершенно не желали знать, кто
за всем этим стоит – всех «террористов» прикончили. Правда, одного – Нурпаши
Кулаева, якобы захватили живьем, и даже судили, но нетрудно понять, что это
был ряженый, играющий роль террориста для публики. Собственно, именно в этом
качестве его и воспринимали потерпевшие, участвовавшие в процессе. По крайней
мере, на суде он не сказал абсолютно ничего, что могло бы пролить свет на
случившееся, а обвинение не пыталось настаивать на том, чтобы он говорил
правду. Наоборот, он давал показания, которые были выгодны ФСБ – например,
утверждал, что взрыв в спортзале произошел от того, что снайпер-спецназовец
убил подрывника, стоящего «на кнопке». Никто из выживших заложников эту
информацию не подтверждает, более того, заявляют, что «подрывник» находился в
мертвой для обстрела зоне, что подтвердилось в ходе следственного
эксперимента. Многие свидетели отмечают странности в поведении Кулаева – он
держался от террористов особняком, при нем не оказалось оружия, он никуда не
пытался бежать, его фактически спас заложник – учитель физкультуры, который
вытолкнул его из спортзала, когда там начался пожар.
Стиль этих представлений роднит и то, что в обоих случаях силовики не
пытались эвакуировать жителей домов, находящихся в зоне проведения
спецоперации. Это не просто недоработка – это грубейшее попрание элементарных
аксиом проведения операций такого рода. Ведь если бы театральный центр на
Дубровке захватили настоящие террористы, и зал с заложниками был бы реально
заминирован, как они об этом заявляли, то в случае взрыва запросто могли бы