Я понял: начинаются сложности.
Он отвел меня назад к дежурному, рядом с которым на этот раз стоял еще один подполковник. Физиономия у него была непостижимым образом одновременно багровой и бледной. Подбородок, как и положено, каменный. Спрашивать, кто он такой не имело смысла. Такое выражение лиц бывает только у особистов.
Он еще раз, но уже без всякого сочувствия, выслушал мой рассказ об аккредитации, про которую не могут сообщить из Москвы в Цхинвали, просьбу помочь добраться до Иванова с Кулахметовым, или хотя бы дать совет, где их искать, покрутил в толстых, но ловких пальцах удостоверение обозревателя журнала «Русский Newsweek», и с удовлетворением процедил:
— А что, журнал то-американский, значит?
И не дожидаясь ответа:
—Значит, ты у нас американец... Та-а-ааак!
Все это не сулило мне ничего хорошего. Понимая, что начинается русская народная забава «смерть шпионам», я несолидно затараторил про лицензию нашего журнала, зарегистрированного в минпечати России, про то, что мою аккредитацию подписал лично главком Сухопутных Войск Болдырев, предложил тут же по моему мобильнику позвонить в Москву в штаб.
Особист снизошел:
— Звони!
Взяв из моих рук телефон, он долго выяснял, кто с ним беседует, а потом ввел московского собеседника в курс дела:
— Тут какой-то Джемаль из американского журнала пытается выяснить дислокацию и перемещение наших частей.
Вот значит, как переводится на армейский язык просьба, «помогите найти Кулахметова». Я всегда знал, что настоящий военный глядит на мир иными глазами, нежели штатский шпак, но не мог и представить, что до такой степени. Было ясно, что ближайшую неделю мне светит провести в лучшем случае где-нибудь на гарнизонной гауптвахте.
Впрочем, неизвестный мне благодетель в Москве шпиономанию особиста охладил. Нажав на отбой и вернув мне мобильник, подполковник сменил гнев на милость:
— Так мне сказали, ты аккредитован при миротворцах, а не при 58-й армии…
— Ну, а я о чем!
— А сюда-то ты зачем пришел?
— Может, вы поможете мне добраться до миротворцев?
— У нас нет инструкций тебе помогать, — завершил беседу особист, — Иди отсюда!
Капитан с лошадиным лицом, проводил меня до КПП, пожелал успехов и всего хорошего. Все время, пока мы разговаривали, он продолжал по-дурацки улыбаться. Я сделал вид, будто очень расстроен и даже немного обижен тем, что не хотят мне помочь. Хотя на самом деле было ясно: я выскочил сухим из воды. Такие беседы в военное время могут закончиться очень плохо, а меня особисты просто отпустили.
Я развернулся и ушел. Становилось ясно, что в Цхинвали мне предстоит добираться самостоятельно.
Первая ночь войны. Цхинвали
К мировой общественности обе стороны апеллировали в стиле, — а он первый начал! В первый же день грузинский лидер Михаил Саакашвили заявил:
— Россия ведет против нас войну на нашей собственной территории. Мы занимаемся самообороной против большого и могущественного соседа. Мы — нация, которая подверглась нападению!
Война в этот момент уже шла, а никакого нападения еще не было. В этот момент российские боевые части даже не вошли в Южную Осетию. Грузинские солдаты имели дело по большей части с югоосетинским ополчением — жителями их собственной страны.
С точки зрения российского премьера Владимира Путина все было с точностью до наоборот:
— Тбилиси предпринимает очень агрессивные действия в отношении Южной Осетии и это, конечно, будет вызывать ответные действия. Мы не можем оставить происходящее без внимания.
Без внимания Путин не желал оставлять судьбу российских граждан. Еще в средине 1990-х жителей Южной Осетии поголовно снабдили российскими паспортами и теперь Россия собиралась их защищать. В Грузии коллеги-журналисты в это время были убеждены, что в Цхинвали никакого мирного населения давно нет, а есть лишь вооруженные ополченцы, которых они называли «членами бандформирований».
Отчасти так все и было. В первый же день все мужское население, способное держать оружие в руках, либо разбежалось, либо вооружилось. Самые решительные сбились в группы по десять-двадцать человек и заняли позиции на окраинах Цхинвали. Те, кто оружие держать не могли, помогали в меру сил. Прямо в подъездах ставились столики с вареным мясом, хлебом, домашним вином, сыром, соленьями, компотами. Все это понемногу подъедалось в ожидании момента, когда будет можно уничтожать уже не мясо и вино, а грузинских солдат.
Солдаты не шли. Вместо них на защитников сыпались авиационные бомбы, гаубичные снаряды и «град». Боевой задор мало помалу таял. Менее решительные заняли позиции не на окраинах города, а во дворах собственных домов. Собравшись по три-четыре человека, они браво клацали затворами, дарили заглянувшим на огонек журналистам патроны на память, ожидали противника, а покуда, разбирались все с тем же вином, мясом и соленьями.
Между тем в подвалах домов, превратившихся в импровизированные бомбоубежища, в это время находилось порядка 15000 женщин, стариков и детей. Гордое имя «бомбоубежищ» эти подвалы носили совершенно незаслуженно. В основном это были просто кладовки безо всяких бетонных перекрытий. Они неплохо защищали от осколков «Градов», которые без остановки работали по городу, но не выдерживали попадания гаубичного снаряда и, тем более, авиационной бомбы. Прямое попадание, — и подвал становится большой братской могилой. Основные жертвы среди мирного населения Цхинвала появились именно в первую ночь во время бомбардировок и артобстрела Цхинвали.
В каждом таком подвале-кладовке сидели насмерть перепуганные люди, рыдали дети, любому вновь появившемуся человеку задавали один и тот же вопрос:
— Русские на помощь идут?
В первую ночь никто не знал на него ответа. Помощь русских каким то непостижимом образом увязывалась с количеством потерь. Спустя сутки многие пересказывали диалог некого безымянного осетина, спешащего из Владикавказа в Цхинвали с таким же безымянным танкистом из 58-й армии:
— Чего стоите на дороге? Чего ждете? Сейчас вы нужны там!
— Команды «Вперед!» нет. Начальству нужны основания для вторжения. Пока жертв мало, вроде как и причины вмешиваться нет.
Эдуард Какойты в первый же день войны заявил о тысяче погибших. На второй день он говорил уже о двух тысячах. Как президент, сразу же удравший из Цхинвали в Джаву и не имевший нормальной связи с осажденной столицей, мог узнать о количестве жертв, — не понятно. В первые два дня и в самом то городе никто не понимал масштабов потерь, — ни среди ополченцев, ни среди мирных жителей. Какойтовские цифры были, конечно, пропагандистскими, но люди под грузинской бомбежкой погибали и в самом деле. Может быть их были десятки… может сотни.
К утру 8-го августа Цхинвал стал похож на Сталинград, каким его привыкли видеть на кадрах кинохроники времен Второй мировой войны. И на рассвете вперед пошли грузинские танки…
Первый день войны. Цхинвали
В ночь с 7-го на 8-е августа грузинская армия была введена в Южную Осетию почти в полном составе.
В операции участвовали: четыре пехотных бригады, одна артиллерийская бригада, на вооружении которой стояло сорок четыре самоходные гаубицы (в том числе тяжелые 203-милиметровые «Пионы»). Высокомобильные чешские 152-мм «Даны» и мощные советские «Акации» того же калибра. Сорок две системы реактивного залпового огня (в основном БМ-21 «Град»). Несколько танковых батальонов, располагавших двумя сотнями модернизированных танков Т-72. Ряд подразделений спецназа натасканных в Ираке на борьбу с партизанами. С воздуха их поддерживали десять штурмовиков СУ-25, которые модернизировали израильские специалисты (по грузинской военной терминологии эти усовершенствованные самолеты именовались «Мимино»). Кроме них грузинская авиация располагала несколькими боевыми вертолетами.
Им противостояли значительно меньшие силы, которые вдобавок были из рук вон плохо организованы. Вокруг Цхинвали имелись части миротворцев, — однако единственным боеспособным подразделением у них оказалась прикомандированная весной рота чеченского спецназа из батальона «Восток», которая занимала позиции на горе Паук. Так же в городе находилось несколько сотен осетинских ополченцев и цхинвальская милиция. В их распоряжении было примерно восемьдесят устаревших танков Т-72, и около ста артиллерийских единиц, считая минометы и установки залпового огня «Град».
Теоретически, попытаться организовать оборону можно было даже с такими силами. Но югоосетинские ополченцы просто не умели всем этим пользоваться. Централизованное управление войсками, многоканальная связь, артиллерийские и противотанковые резервы, — ничего этого у них просто не было. Инструменты общевойскового боя у осетин отсутствовали полностью. Боевая техника по большей части находилась не в Цхинвале, а в тыловой Джаве. Ее распределили по ополченческим отрядам, однако техника так и простояла без экипажей и, как правило, в неисправном состоянии.
С воздуха их поначалу поддерживала российская авиация. В районе Дубовой рощи (окраина Цхинвала) она даже успела разбомбить колону грузинских танков. Однако после того как грузинские ПВО сбили два российских штурмовика Су-25 защитники Цхинвала остались без поддержки с воздуха. Российское командование осторожничало и не хотело терять самолеты. А основные подразделения российской 58-й армии находились в тот момент и вовсе вне театра боевых действий. Они стояли за Рокским туннелем — главной дорогой связывающей Южную Осетию с Россией.
Всю ночь грузинская армия готовилась ко входу в Цхинвали. Штурм планировался по всем правилам военной науки. За последние пять лет она была усвоена с помощью американских и израильских советников. До утра город находился под ни на минуту не прекращающимся шквалом огня. Шла авиационная и артиллерийская подготовка танкового прорыва. На высотах окружающих Цхинвали и в самой столице Южной Осетии подавлялись огневые позиции осетин, реальные и потенциально возможные.
К полудню 8-го августа президент Грузии Михаил Саакашвили сделал заявление:
— Большая часть территории Южной Осетии освобождена, и находится под контролем силовых структур Грузии. Бои идут уже в центре Цхинвали.
Это было правдой. Грузинские танки, выдвигавшиеся с юга, прошли по улице Героев, подавляя по пути редкие очаги сопротивления. У железнодорожного вокзала они свернули к миротворческому штабу. Координировать оборону Цхинвала было некому. Где находится лидер Южной Осетии Эдуард Кокойты, никто не знал. Невозможно было найти и главу Министерства обороны Южной Осетии Василия Лунева. Позже мне рассказывали, что где-то около полудня Кокойты звонил из Джавы в Москву и говорил, что к ночи придется признать: Цхинвали перешел в руки грузин.
Единственным должностным лицом, из всех, кто присутствовал в Цхинвале и пытался руководить обороной, был глава Совбеза Южной Осетии отставной российский полковник Анатолий Баранкевич. Абсолютно беспомощный, не имеющий связи ни с Москвой, ни с ополченцами, которые держали оборону на окраинах... Даже со штабом Сухопутных войск в Москве он связывался через журналистов. Военкор телеканала ТВ-Центр Евгений Поддубный по его просьбе передал генералу армии Владимиру Болдыреву сообщение, что возможности оборонять город исчерпаны. После этого секретарь Совбеза взял в руки гранатомет и вышел навстречу танкам. К этому времени они подходили прямо к КПП миротворческого штаба.
Через двадцать минут полковник подбил первый грузинский танк. Это произошло всего в ста метрах от КПП. Второй грузинский танк сгорел здесь же еще через десять минут. Его экипаж пытался оттащить первую подбитую машину, но у той неожиданно сдетонировал боекомплект. Кадры с обгоревшими танковыми остовами, с вывороченными башнями и обугленными танкистами день спустя обошли все российские телеканалы.