Так на четвертом месяце войны, 3 октября, для Московского военного округа, все еще продолжавшего жить по штатам округа тылового, началась боевая страда.
Помню, что и в те дни (и, полагаю, не одному мне) еще верилось, что войска Брянского фронта сумеют отойти организованно, закрепятся на подходящем рубеже и положение нормализуется. Но время шло, а отрезанные друг от друга соединения 50, 3 и 13-й армий Брянского фронта продолжали отходить с тяжелыми боями.
Правда, срочная переброска 1-го гвардейского корпуса под Мценск несколько улучшила положение. Его части успели занять выгодные позиции я остановили на этом направлении продвижение противника. Особенно отличилась танковая бригада полковника М. Е. Катукова: танкисты наносили по противнику неожиданные удары из засад и, невзирая на численное превосходство немецко-фашистских войск, в том числе и танковых, предпринимали смелые рейды по тылам противника. Попытка врага с ходу ворваться в Тулу была сорвана, однако, как показало дальнейшее развитие событий, нависшая над городом опасность не миновала.
Как нам было известно, основное внимание Ставки в те дни было сосредоточено на орловско-курском направлении, куда спешно перебрасывалась с вяземского рубежа 49-я армия генерал-лейтенанта И. Г. Захаркина. Сам факт переброски туда целой армии вносил некоторое успокоение, однако крайне настораживало отсутствие связи с Западным и Резервным фронтами, и днем 4 октября я решил уточнить ситуацию в Генштабе. Ответ последовал самого успокоительного содержания: на Западном и Резервном фронтах за истекшие сутки существенных изменений обстановки не произошло...
Незадолго до событий этого дня Военный совет направил на решающие участки строительства Можайской линии обороны нескольких работников штаба и политуправления. Из их докладов после возвращения следовало, что коллективными усилиями населения и выведенных на рубеж строительных подразделений уже удалось построить огневых точек из сборного железобетона - 289, деревоземляных и с железобетонными колпаками - 534, отрыть 111 километров противотанковых рвов и 95 километров эскарпов. В стадии завершения находилось строительство 110 дотов и 433 дзотов{1}. Работа за короткий срок была проделана поистине огромная, но все же оставалась далекой от завершения. Особенно слабо был подготовлен Калужский УР, ибо его оборудование началось позже других. Несколько отставал от общего хода строительства и Волоколамский укрепрайон. Но, повторяю, строителей рубежей обвинять было не в чем - они трудились на пределе человеческих сил, до кровавых мозолей, недосыпая и недоедая. Никто из наших замечательных советских людей не роптал, не пытался отлынивать от дела. Повседневная, целенаправленная политико-воспитательная работа, личный пример коммунистов и комсомольцев делали труд на оборонительных объектах столицы равным выполнению боевой задачи.
Политическому и трудовому подъему строителей способствовали и работники выездной редакции окружной газеты "Красный воин". Они помогли политработникам и местным партийным организациям развернуть предоктябрьское социалистическое соревнование, разъясняли важность и срочность выполняемого задания партии и Государственного Комитета Обороны, широко освещали факты трудового героизма.
Командир взвода товарищ Шальме написал в газете о своем бойце Кравченко: "Он не думает о своем времени, не считается с непогодой. Дождь ли сечет, свищет ли ветер, Кравченко не уйдет, пока не выполнит задания. Работает за двоих. На вопрос отвечает: "Я знаю, за что борюсь. Я борюсь за укрепление могущества моей Родины. Пусть мой скромный труд поможет разгромить и уничтожить фашистские полчища!"
Газета опубликовала обращение передовиков стройбата, возглавляемого товарищем Дежкиным, ко всем строителям, рассказала о лучших его людях командирах отделений товарищах Тимофееве, Спиридонове, Тяпкине, Маскевиче, красноармейцах Акимове, Фомине, Родионове, выполнявших нормы на 150-200 процентов. Подлинными героями стройки проявили себя в те дни бойцы отделения Каюченко, впятеро перевыполнявшие нормы. Широко пропагандировался передовой опыт личного состава роты старшего лейтенанта Калинина и политрука Барсукова, освоившей скоростные методы строительства{2}.
Газета "Красный воин" во главе с ее ответственным редактором полковым комиссаром Я. М. Ушеренко всей своей деятельностью, а главное, ее результатами еще раз подтвердила правоту ленинского положения о том, что газета не только коллективный пропагандист и агитатор, но и коллективный организатор...
* * *
...Несмотря на успокоительные ответы из Генштаба, меня все время беспокоила мысль о том, что мы приближаемся к какому-то качественно новому периоду обороны Москвы. Да ведь и причин для тревоги было предостаточно. Особенно настораживала неизвестность, противоречивость сообщений о положении на подступах к столбце.
Вечером 4 октября снова позвонил П. А. Артемьев. Слышимость была хорошей, и в голосе командующего отчетливо чувствовалась предельная усталость. Он очень коротко проинформировал меня об обстановке, сложившейся под Тулой, и подчеркнул необходимость немедленного выведения на оборонительные рубежи воинских формирований, способных принять на себя неизбежный, по его мнению, в самое ближайшее время удар противника. Просил передать приказание М. С. Громадину срочно направить под Тулу два зенитных артиллерийских полка или отдельных дивизиона. Заканчивая разговор, Павел Артемьевич обещал связаться со мной еще раз попозже. Но где-то около полуночи последовал звонок от Василия Гавриловича Жаворонкова. Он сообщил о том, что Артемьев уехал с группой командиров в сторону Малоярославца и связь с ним утеряна. Положение становится все более угрожающим: прибывшие соединения 1-го гвардейского корпуса, части местного гарнизона пока отбивают атаки противника, но его нажим усиливается с каждым часом.
Я вызвал начальника ВОСО полковника А. Г. Чернякова и вместе с ним переговорил с Наркоматом путей сообщения и комендантами нескольких станций об ускорении продвижения к Туле и Калуге эшелонов 1-го гвардейского стрелкового корпуса, управления 49-й армии, 5-й гвардейской и 194-й стрелковой дивизий.
Отпустив А. Г. Чернякова, потушил свет, поднял светомаскировочную штору и открыл окно. Стояла глубокая ночь. Погруженный во тьму город отдыхал. Немного подышав свежим воздухом, закрыл окно, прилег на диван, чтобы отдохнуть хотя бы пару часов. Но сон но шел и, ворочаясь с боку на бок, по привычке перебирал в памяти самые неотложные дела, которыми предстояло заняться с утра наступившего 5 октября. Мог ли я подумать тогда, что именно этот день станет для меня самым трудным за всю предыдущую, если не сказать, 0 последующую жизнь.
В шесть утра в кабинет вошел порученец старший политрук В. С. Алешин и открыл окно. В прокуренное помещение ворвался сырой осенний воздух. Отходить ото сна не было необходимости: по существу, мне так и не удалось сомкнуть глаз.
Через 15 минут, после обязательной физзарядки и утреннего туалета, чувствуя себя достаточно свежим, уже сидел за рабочим столом и, отхлебывая из кружки крепчайший чай, просматривал поступившие ночью донесения.
Ровно в 8.00 пришел с докладом начальник штаба И. С. Белов. Наверное, следует напомнить, что по воле обстоятельств мне довелось в эти дай совмещать в единственном лице командование округом, то есть пребывать в качестве руководителя, никакими положениями и инструкциями не предусмотренного. Этим в значительной мере объясняется характер всех моих последующих действий.
И. С. Белов доложил, что за минувшую ночь сколько-нибудь значительных событий не произошло, однако проводная связь Наркомата обороны со штабами Западного и Резервного фронтов все еще не восстановлена, что, как заметил И. С. Белов, какому-либо разумному объяснению не поддается. Что только ни делали связисты, но переговорить с кем-либо из работников штабов этих фронтов не удалось. Связь Генерального штаба с Брянским фронтом неустойчива: южнее Брянска части 13-й армии и группы генерала Ермакова ведут тяжелые бои, в районе Мценска противник перед рассветом возобновил наступление, а положение 50-й армии остается не выясненным.
Доклад окончен. Задав несколько вопросов, я отпустил Белова.
Из Тулы позвонил командующий. Он просил потребовать от штаба округа ускорения формирования дополнительных трех артиллерийско-пулеметных батальонов, так как 14-я бригада заняла оборонительный рубеж в другом районе.
В десятом часу утра поступил первый тревожный сигнал с запада. Начальник оперативного отдела строительства рубежа полковник Д. А. Чернов, находившийся в Малоярославецком укрепленном районе, по телефону доложил, что рано утром на шоссе задержаны повозки и автомашины из тылов 43-й армии, а также отдельные военнослужащие, утверждавшие, что противник начал наступление: немецко-фашистские войска атакуют нашу оборону с применением большого количества танков, вражеская авиация беспрерывно бомбит наши войска, некоторые наши дивизии уже ведут бой в окружении.
Как мало все это было похоже на обстановку, доложенную только что начальником штаба! Именно разительное несоответствие давало повод отнестись к новому сообщению с предельной осторожностью, заподозрить, в частности, возможность дезинформации. Был отдан приказ полковнику Д. А. Чернову выставить на всех дорогах западнее Москвы хорошо вооруженные заставы, задерживать и подробно опрашивать отходящих к столице военнослужащих и гражданских лиц, а в направлении Спас-Деменска выслать на автомашине разведку во главе с надежным командиром.
Как будто все сделано правильно. Видимо, скоро Чернов доложит и прояснит обстановку. Но выжидать результатов нельзя. Звоню Д. А. Журавлеву, спрашиваю, нет ли каких-нибудь новых данных от передовых постов ВНОС о положении на Западном направлении и объясняю, почему об этом спрашиваю.
- Пока ничего нового не поступало, - отвечает Журавлев. - Однако сейчас же дам предупреждение с главного поста о повышении бдительности и по получении каких-либо новых сведений немедленно доложу...
Сразу же вслед за тем позвонил командующему ВВС МВО полковнику Н. А. Сбытову, спросил у него, что наблюдали летчики, вернувшиеся в минувшие часы из зон барражирования?
Николай Александрович ответил, что во время облета зоны в 8.00 каких-либо существенных изменений в обстановке не отмечено. Только на дороге, идущей из Спас-Деменска через Юхнов на Медынь, обнаружено движение отдельных групп военных и гражданских автомашин, повозок, а также колонны артиллерии численностью до полка...
Объяснив командующему ВВС, чем вызваны мои вопросы, приказал ему немедленно поднять в воздух два-три самолета, поставив экипажам задачу тщательно осмотреть дороги в районах Юхнова, Спас-Деменска, Рославля и Сухмничей.
Несколько успокоенный единодушным содержанием докладов об отсутствии "чего-либо существенного", погрузился в текущие дела, тем более что многие из них требовали самого пристального внимания.
Однако, когда около полудня позвонил Н. А. Сбытов, в его голосе не осталось и следа от недавнего спокойствия:
- Товарищ член Военного совета! Вылетавшие на задание летчики только что приземлились в Люберцах и доложили, что ими обнаружено движение большой колонны танков противника со стороны Спас-Деменска на Юхнов!
- Не может быть! - усомнился я. - Немедленно зайдите ко мне.
Дождавшись Н. А. Сбытова, попросил нескольких посетителей, находившихся в кабинете перейти в приемную: полученные данные были пока весьма спорными и не следовало посвящать в них кого-либо, не имевшего к решению таких вопросов непосредственного отношения.
Командующий ВВС взволнованно доложил, что воздушную разведку выполняли летчики 120-го истребительного авиаполка Дружков и Серов - люди мужественные я опытные, заслуживающие всяческого доверия. Видимо, заметив, что меня его аргументы еще но убедили, Николай Александрович продолжал настаивать:
- Товарищ дивизионный комиссар! Если бы речь шла о передвижении подразделения, даже части, я тоже мог бы усомниться. Но ведь обнаружена колонна вражеской техники, растянувшаяся почти на двадцать пять километров. Летчики прошли над ней на небольшой высоте, ясно видели кресты на танках и были обстреляны из зенитных пулеметов и малокалиберной зенитной артиллерии. Никаких сомнений: враг движется на Юхнов!
Николай Александрович Сбытов верил в своих людей, зная способности и возможности чуть ля не каждого летчика ВВС округа. Но сообщение, с которым он пришел, имело чрезвычайно важное значение не только для судьбы Москвы, но и для всей нашей Родины. И я прямо высказал свои сомнения Сбытову. Но он твердо стоял на своем.
Ломать голову над вопросами, как такое могло произойти и почему округ не поставлен об этом в известность, не было смысла. Требовалось что-то предпринимать, и немедленно. Ведь оставлять без внимания такие сведения было бы преступлением. Но возможно, подобную информацию имеет уже и Генштаб?
Снимаю трубку "кремлевки", вновь набираю номер Маршала Советского Союза Б. М. Шапошникова. У телефона дежурный генерал. Представляюсь ему, спрашиваю:
- Скажите, пожалуйста, каково положение на Западном фронте?
- От штабов Западного и Резервного фронтов новых данных не поступало! отвечает дежурный все тем же спокойным голосом.
На этот раз меня все же ответ дежурного не удовлетворил. Ведь самые последние данные о продвижении войск противника к нему могли просто еще и не поступить. Поэтому попросил соединить меня с маршалом Б. М. Шапошниковым.
Доложив маршалу обо всем, что сделано во исполнение срочных заданий Генштаба, я осторожно поинтересовался положением дел на Западном фронте.
- Ничего, голубчик (известное любимое обращение маршала)! Ничего тревожного пока нет. Все спокойно, если под спокойствием понимать войну.
Признаюсь, меня буквально бросило в жар при мысли о том, что мог, опираясь на неподтвержденные наблюдения двух летчиков, поднять в столь напряженное время ложную тревогу, чреватую труднопредсказуемыми последствиями.
И все же... Приказываю Н. А. Сбытову немедленно послать на повторную разведку еще двух самых надежных летчиков, приказать им снизиться до бреющего, пройти над колонной, определить ее состав, примерную численность техники и направление движения.
Сбытов поспешно покинул кабинет.
Подсчет того, чем конкретно мы располагаем и что можно будет задействовать в случае, если разведчики все же не ошиблись, радости не прибавил.
Из войск, непосредственно подчиненных округу, в повышенной боевой готовности находились только военные учебные заведения, два-три полка артиллерии и части ПВО.
Правда, в районе Москвы формировались 14 танковых бригад, но пока что их боеготовность была очень низкой, личным составом они были укомплектованы только частично, боевой техники не имели. Прямо скажем, немного. Такими силами танковые соединения врага не остановишь. Возможно, что в самое ближайшее время понадобится принимать какие-то весьма ответственные решения. Как сейчас здесь был бы нужен командующий войсками! Однако попытки разыскать его закончились безрезультатно.
И тогда, еще до получения очередного донесения воздушных разведчиков, мной был отдан приказ связаться с начальниками подольских военных пехотного и артиллерийского училищ, объявить в гарнизонах боевую тревогу. Туда же послали помощника командующего по вузам комбрига Елисеева. Он должен был форсировать приведение училищ в полную боевую готовность и наладить связь со штабом МВО. И. С. Белову дано указание тщательнейшим образом изучить состояние боеготовности 33-й запасной стрелковой бригады. Начальнику 1-го Московского Краснознаменного артиллерийского училища полковнику Ю. П. Бажанову принять меры к ускорению формирования первоочередных гвардейских минометных и противотанковых артиллерийских полков. С генералами М. С. Громадиным и Д. А. Журавлевым обсудили возможности перекрытия путей фашистским войскам силами и средствами ПВО.