У него был любимый портсигар. Были замечательные золотые часы Omega — такие же, какие он Косте Ковалеву подарил во время его приезда в Новосибирск. Еще он очень любил курить, и у него были трубка и табак. Причем, если я не ошибаюсь, трубку ему подарил Сталин. И он с большим удовольствием затягивался… У меня сохранилась зажигалка, которую Вольф мне подарил через много лет, когда я уже был взрослым и сам курил. Бензиновая, с мелодией “Давай закурим, товарищ, по одной”…».
Эгмонт Львович также отрицал, что после смерти Мессинга остался миллион рублей: «Насколько мне известно, его состояние было более скромным, хотя внушительным — после смерти на его книжке осталось около 100 тысяч рублей. Много всяких странностей произошло с его вещами, когда Вольфа не стало. Некоторые бесследно пропали. То, что я смог забрать и сохранить — это фотографии, фильм о передаче Косте Ковалеву самолета, построенного в Новосибирске на его деньги, кое-что из грамот и переписки. Бумаги, которые говорят о том, что он вносил деньги за самолет. Кстати, не надо забывать, что он подарил два самолета, в том числе польскому летчику — Як-1 в 1944 году».
Эгмонт Львович настаивал, что слухи о богатстве Мессинга «сильно преувеличены. Да, Вольф Григорьевич постоянно перечислял деньги детскому дому в Ташкенте, сам купил себе двухкомнатную квартиру. После смерти на его счету оставался вовсе не миллион рублей, как принято считать, а сотня тысяч… (здесь они вполне сходятся с Лунгиной, только та считает в «старых» деньгах, а он — в «новых», пореформенных. — Б. С.). Этот человек был истинным тружеником — работал до последнего. И ничего не боялся — ни черта, ни Берии. Возможно, страх и появился в его душе, но только в последние дни жизни, уже перед операцией. Опасности, грозившие ему, он всегда предчувствовал и старался их попросту избегать…
В августе 1974 года я приехал к нему посоветоваться, ехать ли мне отдыхать — мое начальство было против. Он сказал, чтобы я не беспокоился и ехал. В эту встречу он предложил мне составить гороскоп. Но я, представьте, отказался. “Если я все буду знать наперед, мне, наверное, будет неинтересно жить”, — сказал я. Сейчас я жалею об этом. Но тогда я попросил Вольфа Григорьевича найти моего деда. Дело в том, что мой дед, георгиевский кавалер, при отступлении врангелевцев уехал за границу. Я знаю, что он был с Аркадием Аверченко в Стамбуле, потом уехал вроде бы в Париж. Бабушка, его жена, вела с ним переписку до 30-х годов, потом связь прервалась. Мессинг мне обещал, что после операции, которая ему предстояла, он в состоянии каталепсии все узнает…
Но Мессинг не вышел из больницы. Умер из-за пустяка — видимо, отказал аппарат искусственного дыхания. Я плакал, когда он умер. Но все-таки он исполнил свое обещание, какой бы мистикой это ни казалось. Прошло тридцать лет, я в очередной раз пришел на Востряковское кладбище, где он похоронен. Пригласил кантора отпеть, навел порядок, поставил свечку, стою, и так мне стало печально. “Вольф Григорьевич, — говорю, — всем все вы предсказали, а насчет деда моего не подсказали”. Дня через два я оказался в Ленинской библиотеке, в которой не был уже очень давно. Там в киосках продавали книги, и я подошел полюбопытствовать. И вдруг вижу — лежат три черных тома: “Незабытые могилы. Русское зарубежье”. Я открываю один и нахожу сообщение о своем деде. Он умер 31 декабря 1974 года в госпитале Святого Иосифа в Париже, похоронен на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа. После я был в Париже, нашел могилу, заплатил за аренду места на 15 лет вперед, побывал там, где дед жил и умер…».
Насчет объема оставшихся после Мессинга денежных сумм судить, как мы уже говорили, трудно. Утверждение же Месин-Полякова, будто Мессинг предлагал ему составить гороскоп, кажется невероятным. Не только сам Мессинг, но и ни один другой мемуарист ничего не говорят о том, что великий телепат занимался астрологией. Напротив, Вольф Григорьевич всячески подчеркивал научную основу своего дара, а астрология давно уже была не только в СССР, но и во всем мире занесена в разряд лженаук.
Эпизод же с «посмертной» подсказкой Мессинга либо является вымыслом, либо передает реальное убеждение Эгмонта Львовича в том, что именно посещение могилы Мессинга помогло обнаружить ему данные о дате смерти и могиле своего предка в многотомнике «Незабытые могилы». Однако и без визита на могилу Мессинга этот многотомник должен был попасться на глаза Эдгара Львовича, который таким образом выяснил бы судьбу своего деда, который, кстати сказать, умер всего лишь через 53 дня после кончины Мессинга. И непонятно, почему же тогда Мессинг все-таки не сказал Месин-Полякову, что его дед жив.
Если какие-то таинственные богатства у Мессинга все же были, то в конце концов они могли оказаться в Израиле. Лунгина вспоминала: «Как-то Вольф Григорьевич перечитывал письмо, ранее полученное им из Израиля. Пересказал нам его содержание — о тамошней жизни. Как раз наступил рубеж 70-х годов, и уже первые ручейки еврейского Исхода потекли из советской России.
Присутствовавшая при этом наша общая знакомая спросила, почему бы не уехать и Вольфу Григорьевичу, раз уж наступили такие времена — многие покидают неуютную родину. Вольф Григорьевич взглянул на Анну Михайловну и ответил:
— Вот она, — и показал глазами на меня, — с Сашей уедет, и Саша будет работать врачом где-то на севере Америки. Я ведь Тане это уже однажды сказал в день рождения Саши, когда ему исполнилось 10 лет. Я знаю, она не верила, и сейчас станет возражать, мол, маму не оставит, да и меня, но нас уже не будет. Она уедет в 78-м году. Что же касается меня, то меня скорее уберут, чем выпустят.
Глядя в пол, тихо и размеренно произнес эту фразу Мессинг. И ни тогда, ни в другое время не комментировал эти сакраментальные слова. И они были слишком весомо произнесены, чтобы я позволила себе лезть за разгадкой ему в душу. Сам он никогда даже не заикался о возможности получить вызов, как ни разу не было и разговора о том, чтобы съездить хотя бы по туристской путевке, скажем, в Болгарию или на прежнюю родину — в Польшу, которую он помнил и любил до последних дней. И это казалось особенно странным, если учесть, что первые сорок лет жизни он провел в непрерывных заморских путешествиях. Не исключаю, что ключи от тайны держали на Лубянке.
Предсказание Мессинга сбылось. В 78-м году мы с сыном покинули Родину. И слова Мессинга “где-то на севере Америки” означают теперь конкретный адрес. Мой сын успешно кончил за два года колледж в Охайо и при нем оставлен работать врачом и преподавателем…»
Думаю, что слова о том, что его скорее уберут, чем выпустят, действительно были произнесены Мессингом. Он намекал на то, что, как человек, общавшийся со Сталиным и Берией, он является носителем таких государственных секретов, что его ни в коем случае не выпустят за пределы СССР. И это должно было объяснить окружающим, почему Мессинг никогда не ездит за границу. В действительности же ни в Израиль, ни в какую-либо другую страну эмигрировать Вольф Григорьевич не хотел. Он прекрасно понимал, что его талант имеет шанс на признание только в советских границах. В том же Израиле и уж тем более в Америке Мессинг столкнулся бы с сильной конкуренцией в своем жанре, которой мог и не выдержать. Да и интереса к психологическим опытам у западного зрителя было значительно меньше, чем у советского, не избалованного индустрией развлечений.
Был ли у Мессинга архив? По этому поводу следователю Николаю Китаеву писала последняя ассистентка Мессинга Валентина Ивановская: «…Вы — единственный человек, который интересуется архивом Вольфа Григорьевича, или, по паспорту — Гершиковича, — Мессинга после его смерти. Обычно интересовались его бриллиантами… Насчет архива Вольфа Григорьевича могу сказать, что рукописей у него не было… Если называть архивом газеты, журналы, фотографии, афиши, грамоты за шефские выступления, письма с просьбой о лечении, то это хранится у меня в папках…»
Полагаю, что здесь Валентине Иосифовне можно верить. В сокрытии или присвоении мессинговских рукописей она никак не могла быть заинтересована. Тем более что Мессинг не обладал никакими литературными способностями и поэтому не мог самостоятельно написать даже собственные мемуары. Поэтому не стоило ожидать, что он оставил после себя какие-либо философские или психологические трактаты.
Кстати сказать, существуют люди, и сегодня претендующие на родство с Вольфом Мессингом. Есть версия, что Вольф Григорьевич ошибался, когда думал, что его братья погибли во время холокоста. После его смерти у него объявилась племянница. Лидия Мессинг родилась в 1953 году в Бельгии. Ее отец Беньямин будто бы был родным братом Вольфа Мессинга. Он сумел бежать из Варшавского гетто к партизанам, затем пробрался во Францию, потом оказался в Марокко, после войны вернулся во Францию, где женился на еврейке из Польши. Позднее семья Лидии Мессинг переехала в Аргентину, а оттуда в 1976 году — в Израиль. Однако рассказ Лидии доверия не вызывает и изобилует явно фантастическими подробностями. Она утверждала в интервью журналисту Борису Рохленко: «В 1966 году (мне тогда было 13 лет) отец мне сказал, что в Москве у него есть брат Вольф и что он хочет познакомиться со мной. Отец объяснил мне, что я поеду в Берлин, Вольф будет ждать меня в Берлине, а оттуда мы полетим в Москву.
Я приехала в Москву летом, было много пуха от тополей. Спросила: “Это ваш снег?” Он сказал, что это “снег лета”, но зимой снег тоже есть.
Дом, в котором жил Вольф, — это был отдельный дом. Что я помню — лестница наверх посреди зала. Было два этажа. Дом очень красивый. В каком-то привилегированном районе Москвы. У меня была отдельная комната.
С ним жила или глухая, или немая женщина. Очень красивая. Я не знаю, была ли она ему женой (я была слишком мала для того, чтобы это понять). Она кормила меня завтраком. Мы не разговаривали, она только ставила мне еду, гладила меня. Я не знала ни слова по-русски, с ним разговаривала на идиш. А с домработницей объяснялась знаками, выучила только: “Я хочу кольбас!”
У Вольфа был громадный письменный стол и пишущая машинка. Очень шумная. Помню, что он пил водку. От него узнала, что есть водка с перцем. Для меня это было очень странно, до России я этого не знала. Он мне объяснил, что она еще и острая. Я попробовала. Это я помню. До сегодняшнего дня.
Он ложился спать поздно, вставал рано. Утром делал зарядку. Дома, на улицу не выходил. Утром он всегда был в синем тренировочном костюме с белыми лампасами. Так были одеты все, на всех были одинаковые тренировочные костюмы. Я спрашивала: “Что, в России есть только одна швейная фабрика, и она шьет только один фасон?” Он мне ответил: “Здесь нет моды. Здесь есть только нужда в том, чтобы одеться и не быть голым”.
Невозможно быть в контакте с человеком, который все знает, читает мысли. Очень тяжело. Он знал, в какой день я родилась, в какой час. Я сказала ему: “Папа рассказывал мне, что, когда ты сердился на своего отца, ты мог парализовать коров. Они стояли, как статуи, и не давали молока”. Он рассмеялся и подтвердил, что это правда.
— Папа говорил мне, что ты немножко “ку-ку”.
— Нет, но у меня есть сила.
— Какая сила?
— Сейчас, если я сосредоточусь, вот тот лист могу перенести оттуда сюда.
— Я не верю!
Я видела, как он движением головы поднял лист бумаги в воздух, медленно-медленно перенес его — и лист упал.
Однажды он спросил меня: “Что будем делать на этой неделе?” Я очень любила балет: “Я хочу балет!” Отправились в Большой театр. Он взял обрывки газеты и сказал мне: “Пошли. Сейчас ты подойдешь к кассе с этими клочками. Купишь билеты и получишь сдачу”. Я про себя подумала: “Полный дурачок!” Он ответил: “Я не дурачок. У меня есть сила. Кассирша будет уверена, что это деньги, и даст билеты и сдачу”.
Подошли к кассе. Вольф дал кассирше обрывки, что-то сказал, и она дала сдачу деньгами и два билета. Я была поражена. Отошли от кассы. Я опять про себя думаю: “Наверное, это фальшивые билеты. Нам не дадут пройти". Он говорит: “Нет, мы войдем. Ты посмотришь балет. Все будет в порядке”. Так оно и было — все в порядке.
Однажды я писала домой письмо. Вольф спросил меня, что я пишу: “Не хочу, чтобы твой отец подумал, что я дегенерат”. Я сказала: “Нет-нет, я пишу о том, как ты поднял взглядом лист бумаги, и что он упал в трех метрах. Я ему пишу, что если ты о чем-то подумал, то я это делаю, даже если я этого не хочу. Я могу сказать тебе, что я не хочу, а потом, через несколько минут, иду и делаю. Я знаю, что этого делать не хотела, но в любом случае — сделала. Это что-то совершенно неуправляемое. Ты говоришь: ‘Иди! Вставай!’ — и я несу какую-то мелочь”.
Я стеснялась есть в одиночку. Он идет, приносит что-нибудь, ставит на стол. Я говорю, что не хочу есть. И вдруг начинаю есть. Я же сказала, что я не хочу. А он говорит, что все в порядке, продолжай есть. Я точно знала, что не хочу. И вдруг я ем? Я даже злилась на себя. Я писала отцу: “Папа, я не тупая. Но я не понимаю, как он это делает”».
По словам Лидии, она гостила в Москве целых девять месяцев. Однако никто из знакомых Мессинга в своих мемуарах никакой племянницы Мессинга, в течение столь длительного времени гостившей у дяди в 1966 году, не упоминает. А ведь в это время с Мессингом дружили Михаил Хвастунов и люди его круга, а также Лунгина, которые в своих воспоминаниях и интервью никакой племянницы не упоминают. Мессинг никогда не выезжал в Берлин, тем более для встречи с родственницей из Аргентины. Да и кто бы для этой цели пустил его даже в Восточный Берлин? Вольф Григорьевич никогда не жил в элитном двухэтажном доме с лестницей между двумя этажами. А в привилегированный район Москвы (на улицу Герцена) он переселился лишь за два года до своей смерти. Вообще, чувствуется, что Лидия Мессинг не знает не только русского языка, но и реалий советской жизни. Кстати сказать, удивительно само по себе то, что за девять месяцев пребывания в Москве 13-летняя девочка выучила по-русски всего одно слово «колбаса». Обычно дети в этом возрасте гораздо лучше восприимчивы к языкам. У Мессинга никогда не было в доме большой залы. В его квартире была только одна комната, и он никак не мог предоставить гостье из Аргентины отдельное помещение. Никакой униформы в виде синих тренировочных костюмов в квартире Мессинга не было. Никто из других мемуаристов не упоминает о наличии у Мессинга пишущей машинки. Она была бы ему без надобности — ведь никаких текстов, кроме коротких писем от руки, Мессинг не писал. Столь же «достоверны» утверждения Лидии насчет способности Мессинга взглядом поднять в воздух лист бумаги или пройти вместе с племянницей в театр по клочкам бумаги вместо билетов.
А главное — никаких документов, подтверждающих родство с Вольфом Мессингом, Лидия Мессинг так и не предоставила. Скорее всего, она просто хотела прославиться благодаря мнимому родству с известным лицом, поскольку в 1990-е годы в Израиле Мессинг уже был достаточно известной фигурой. Тот же интерес движет другими людьми, выступающими в печати с откровениями о своих родственных или дружеских связях с покойным телепатом. Их число с годами не становится меньше, поскольку имя Мессинга и в наши дни продолжает привлекать внимание публики. О нем выходят книги, делаются телепередачи, снимаются документальные, а последнее время уже и художественные фильмы. В 2009 году телезрители увидели сразу два масштабных проекта: фильм Николая Викторова «Я — Вольф Мессинг» (в нем участвовали Э. Месин-Поляков и сын Т. Лунгиной Александр) и сериал В. Краснопольского и В. Ускова «Вольф Мессинг: видевший сквозь время». Последний привлек большое внимание публики, хотя его создатели не только воспроизвели все вымыслы мемуаров Мессинга, но и в изобилии дополнили их собственными. В результате образ великого телепата в глазах публики не только не проясняется, но окружается все большим мистическим туманом.
Каким же человеком остался Вольф Мессинг в памяти современников и потомков? Кем он вошел в историю, гением или шарлатаном? А если гением, то каким? Думаю, что гениальность в Мессинге была. Он был гениальным артистом, умевшим завораживать зрителей, заставить их поверить в то, что он действительно способен читать их мысли. И тем самым поверить во всемогущество науки, способной творить чудеса, поверить в другую, лучшую жизнь, которая вот-вот наступит, как только наука познает те способности, которыми обладает Мессинг, и сделает их доступными для всех. С одной стороны, это очень хорошо ложилось в усиленно пропагандируемую концепцию светлого коммунистического будущего. Но, с другой стороны, Мессинг своим искусством также освобождал людей от идеологической пропаганды, заставлял их верить в чудеса и погружаться в другой, волшебный мир, гораздо лучший, чем серая советская повседневность, небогатая на развлечения. А вот вопрос, обладал ли Мессинг какими-либо сверхъестественными, уникальными способностями, отличавшими его от всех других людей на Земле, боюсь, так навсегда и останется без ответа.
1899, 10 сентября — в городе Гура-Кальвария Варшавской губернии в семье садовода-арендатора родился Вольф Григорьевич (Велвел Гершкович) Мессинг.
1905, сентябрь — поступление в хедер.
1908, сентябрь — поступление в иешибот.
1914, 1 августа — Россия вступает в Первую мировую войну.
1915, 5 августа — германские войска заняли Варшаву.
1918, 11 ноября — Германия подписала капитуляцию в Компьене. В тот же день в Варшаве Юзефом Пилсудским провозглашено восстановление независимого Польского государства.
1920 — Мессинг мобилизован в польскую армию. Участие в польско-советской войне.
1921 — демобилизация из армии. Начало выступлений с психологическими опытами в Польше.
1939, 1 сентября — нападение нацистской Германии на Польшу. Начало Второй мировой войны.
9 сентября — германские войска заняли Гуру-Кальварию.
Ноябрь — Мессинг переходит советско-германскую демаркационную линию в Бресте и оказывается на территории СССР. Становится артистом Брестской, а затем Минской филармонии.
1940, май — первые гастроли Мессинга за пределами Белоруссии, на Украине, с импресарио — писателем Виктором Финком.
1941, 22 июня — нападение нацистской Германии на СССР. Начало Великой Отечественной войны. Мессинг в этот момент находится в Грузии.
Осень — эвакуация в Новосибирск с артистами Москонцерта. 1941–1945 — выступления Мессинга перед ранеными в госпиталях, перед отправлявшимися на фронт красноармейцами, а также перед самой широкой публикой по всему Советскому Союзу.