— А возвратилась ли она?
— Должна давно здесь быть.
— Поди, узнай.
Возвращается капельдинер обратно и заявляет:
— Г. Монахов приехали.
— Да где же он?
— Не могу знать, но кучер говорить, что привез.
— Иди и ищи.
Обежал капельдинер все уборные — нет, заглянул в режиссерскую— тоже, ни в бутафорской, ни в костюмерной тоже его не было.
— Нигде не нашел.
— Делать нечего, господа, будем репетировать без него, — сказал режиссер, — а Ипполита Ивановича подвергнуть штрафу.
По окончании репетиции, все участвующее вышли к подъезду и стали рассаживаться по каретам. Вдруг кто-то испуганно вскрикивает.
— Что такое?
— Кто-то в карете спит.
Подошли, взглянули — Монахов. Разбудили[14].
— Что это вы, Ипполит Иванович?
— А уж разве приехали?
— Давно.
Петр Андреевич подошел к Монахову и сказал:
— Я не дивлюсь твоему безмятежному сну. Вероятно, ты в карете роль из новой пьесы учил?!
Как-то представляют Каратыгину провинциального актера, служившего когда-то, но не долго, на казенной сцене:'
— Вы, вероятно, его помните, как актера.
— О, да, я злопамятен, — ответил Петр Андреевич, сконфузив бедного актера, имевшего было намерение просить его содействия к поступлению вторично на сцену императорского театра.
Когда праздновали пятидесятилетней юбилей Каратыгина, явилась в его уборную депутация артистов, и один из них сказал прескучную речь, преисполненную чрезмерной лестью, которой не терпел Петр Андреевич никогда.
В самом конце речи Каратыгин прерывает оратора.
— Погодите, ради Бога погодите.
Все на него удивленно глядят. Юбиляр взбирается на стул и поспешно захлопывает отворенную форточку.
— Теперь продолжайте! Я и не заметил сначала, что вы говорили на ветер.
В уборной Каратыгина некий актер С. расхвастался вновь приобретенными золотыми часами.
— Часики хорошенькие, — заметил кто-то и спросил:— а цепочка медная?
— Нет, тоже золотая. У меня ничего нет медного…
— А лоб-то?— перебил его Петр Андреевич.
Это только тысячная доля тех анекдотов про Каратыгина, которые известны были его друзьям, знакомым и публике.
Нижний Новгород. — Знакомство с М.Г. Савиной. — Савина в Петербурге.
В то лето, когда в Москве устроена была политехническая выставка, Н.Ф. Сазонов и я были приглашены нижегородским антрепренером Смольковым на гастроли. Мы пробыли почти все время ярмарки в Нижнем, играя ежедневно. Репертуар состоял преимущественно из легких комедий и опереток, которыми по просьбе Смолькова я и режиссировал.
Эти гастроли для меня памятны тем, что я познакомился с юной тогда Марией Гавриловной Савиной, нынешней премьершей Александринской сцены.
Я занят был постановкой «Орфея в аду». Все роли разошлись как нельзя лучше, не было только Амура.
— Кому же поручить эту роль?— спросил я Смолькова.
— К-к-к-кому н-н-нибудь, — не долго задумываясь и возмутительно заикаясь, ответил Смольков.
— Однако…
— Х-х-о-о-оть С-с-с-са-а-авиной.
— Какой Савиной?
— А-а-актри-и-иске мо-о-о-ей…
— Сыграет ли?
— Не-е-е знаю…
Передали Амура Савиной, занимавшей у Смолькова амплуа незначительных ролей. Сыграла она его очень мило, но никак нельзя было предполагать по исполнению этой роли, что из нее выработается такая большая артистка. Я там же видел ее и в нескольких водевильных ролях, но и в них она не проявляла своего выдающегося дарования, только впоследствии на казенной сцене развернувшегося во всю.
Не задолго перед моим с ней знакомством, она была повенчана с провинциальным актером Савиным, под фамилией которого и стала фигурировать на сцене, а до этого она называлась Стремляновою. Тогда же я узнал, что происхождением своим она вполне театральная особа. Ее родители, что называется, «коренные» провинциальные актеры; от самого рождения она была около сцены и очень юной начала подвизаться на театральных подмостках.
Вторая моя встреча с Марией Гавриловной была в Петербурге, в Благородном собрании. Весною 1875 года она появилась в Северной Пальмире уже известною провинциальною артисткою и была приглашена антрепренером этого клуба С.М. Сосновским дебютировать у него. Впервые выступила она в неизвестной тогда столице комедии Антропова «Блуждающие огни».
Дебютом этим заинтересованы были многие. Всем завзятым театралам было известно, что дебютантка не заурядная актриса, а талантливая артистка, и что это не та школьная знаменитость, которые размножаются в бессчетном количестве в последние годы, благодаря различным «драматическим училищам», представляющим из себя что-то весьма тяжелое для искусства, что-то удивительно обидное для театра, а настоящая вдохновенная артистка, самобытная и самостоятельная, систематически ничему не учившаяся, но производящая на зрителя цельное, неотразимое впечатаете.