Мы спускались по холму прямо к домику Хагрида.
— Ты ведь знаешь, что носишь в этом теле небольшую частицу другого человека? — уточнила Смерть.
— Если тут все почти так, как в той истории, которую я читала, то я знаю и про это, и про Квиррелла… И про все остальное, — осторожно ответила я.
Мы вошли в хижину, но оказались не в той обстановке, которую я ожидала. Вместо небольшого жилища лесничего мы очутились в до боли мне знакомой комнате. На глаза мгновенно навернулись слезы. Я прошла вперед и с трепетом коснулась желтого бархатного абажура, бахромы на нем, а потом дернула за тонкий витой шнурок. Знакомый желтый свет тут же вызолотил вышитые шелком цветы на желтой скатерти и тускло осветил остальные детали комнаты, которую я не видела почти семь лет: железную кровать, застеленную белым кружевным покрывалом с горой мал мала меньше подушек, телевизор под кружевной же салфеткой на тумбочке, разномастные половички и ковры, застилавшие пол так плотно, что не рассмотреть выкрашенных темно-коричневой краской досок. Смахнув слезы со щек, я глянула в три больших окна, не надеясь высмотреть старые сгорбленные яблони, обернулась к Смерти и застыла, взирая на ту, кого не видела много лет.
— Бабушка?
В плаще Смерти, глядя на меня со знакомой нежностью, стояла моя прабабушка. Стоило шагнуть ближе — и серый плащ исчез, превратившись в темно-зеленое платье в мелкий цветочный рисунок. Я порывисто обняла женщину, прижимаясь к ее худому плечу.
— Спасибо, — не без горечи, но с огромной благодарностью прошептала я. — Я знаю, что вы — не она. Но… спасибо!
— Почему же? — мягко прошептала Смерть, голосом прабабушки. — Тот, кто уходит ко мне навечно, становится частью меня.
Я улыбнулась и позволила усадить себя за стол. Передо мной тут же появилась широкая чашка, наполненная чем-то серебристым и искрящимся.
— Что это? — спросила я. Смерть в облике моей бабы Ганнули опустилась напротив, и в душе разлился покой и счастье. Пусть это не моя прабабушка, но уже не безликое в своей многоликости создание. Теперь Смерть воспринималась по-настоящему родным человеком.
— Всего лишь вода, — ответила Смерть.
— Мертвая вода? — предположила я, помня по сказкам, что именно эта жидкость способна излечивать даже самые страшные раны.
Бабушка неопределенно пожала плечами и улыбнулась. Я же без сомнений подняла чашку, собираясь глотнуть, и вздрогнула, когда жидкость струйкой дыма влетела мне прямо в рот. На миг меня охватил ужас, но ни боли, ни каких-то иных необычных ощущений не последовало. И я не без противоестественной обиды взглянула на бабушку, а та весело рассмеялась.
— Выдумщица, — пожурила она меня. — Зачем мне обижать ребенка?
— Но я ведь взрослая, пусть и в теле ребенка, — поправила я.
— Ты дитя, малое дитя, — не согласилась Смерть.
Я не решилась продолжить спор.
— Тебе стоит быть более осторожной, — посоветовала бабушка. — Вокруг тебя не так много тех, кому стоит доверять. И слишком много тех, кто по той или иной причине легко причинит вред.
Я виновато наклонила голову.
— Не огорчайся, — шепнула бабушка. — Ты ни в чем не виновата. Просто береги себя. Пусть я и рада навещать тебя, но нам не стоит видеться слишком часто.
Я вздохнула.
— Как мне избежать опасности, если все эти волшебники… Даже дети! А уж взрослые… — выдохнула я. — Дамблдор! Он должен защищать студентов, но именно он приволок в школу философский камень, чем привлек Того-Кого-Нельзя-Называть. Так еще посчитал правильным организовать всю эту защиту с цербером, троллем, гигантскими шахматами и… зеркалом!
Моему возмущению не было предела. То, что раздражало меня и прежде, и теперь, так и рвалось наружу.
— И хуже всего то, что не знаю, чего от этого бородатого интригана ждать теперь, когда я внутри всего происходящего. Он ничего не предпринимает. И это меня очень беспокоит!
— Судя по всему, он пока отложил идею создания из тебя знамени новой войны, — ответила Смерть. — Ты разрушила многие его планы.
Меня начало трясти от беспокойства. Если планы Дамблдора поменяются, то все может обернуться так, что все мои знания окажутся ненужными.
— Но более всего меня беспокоит другое, — прервала мои размышления Смерть.
— Что же?
— Я не вмешивалась, зная, что Альбус Дамблдор планирует вернуть мантию, — ответила Смерть. — Но, как оказалось, этот человек передумал! Он посчитал, что моя наследница не достойна мантии-невидимки, мною дарованной.
На миг сквозь черты лица бабушки проступило что-то иное, подобное на белую костяную маску какого-то хищника, но Смерть быстро взяла эмоции под контроль.
— Этот человек считает себя вершителем чужих судеб, — холодно выдохнула великая. — Считает, что вправе решать, как жить другим. И кто чего достоин.
Смерть поднялась. Тени из углов скользнули к ней, укрывая знакомым темно-серым плащом, скрывая даже лицо. Из тех же теней в белоснежных тонких ладонях Смерти соткалась тонкая серебрящаяся мантия.
— Она иная здесь, — пояснила бабушка, опять подсмотрев мои мысли, в которых я сравнивала эту мантию-невидимку с той, которую видела в фильмах. — Мы ведь в реальности снов.
После этого Смерть собственноручно набросила мантию мне на плечи и величественно сказала:
— Носи мой подарок и будь достойна его.
— Хорошо. А Дамблдор? Он ведь узнает, что мантия пропала. И могут возникнуть вопросы, как мантия оказалась у меня.
— Не узнает, — усмехнулась Смерть и набросила капюшон мне на лицо так, что тонкая ткань закрыла обзор.
Я дернулась, попыталась сбросить капюшон, забарахталась и внезапно упала куда-то во тьму…
27
— Ай! — воскликнула я и осознала себя сидящей на полу возле кровати.
— Харо? — сонно позвал Невилл.
— Все хорошо, — прокряхтела я, не спеша подниматься.
— Точно все хорошо? — засомневался мальчик.
— Да-да, — заверила я и заставила себя встать. — Просто сон приснился.
— А, ну ладно… — с зевком ответил Лонгботтом.
Я выдохнула, взобралась на кровать и нащупала на тумбочке волшебную палочку. Через пару минут полог моей кровати был укреплен связкой чар, не позволяющих проникнуть наружу звукам и свету. После этого я засветила Люмос и оглядела себя в наколдованном зеркале.
В отражении не было ничего необычного. Я. Моя пижама в рисунок из забавных пандочек. И на фоне темно-зеленый полог в тонкую серебряную полоску.
Но ощущения разнились с отражением. Я чувствовала на плечах тяжесть ткани и мягкое обволакивающее тепло. Появилось и не желало исчезать иррациональное чувство защищенности. Будто за моей спиной стоял кто-то родной, положа ладони мне на плечи.
— И как это понимать?