Мальчик-Которого-Нет - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 41

«Язва ты, проф, — про себя расхохоталась я. — Какая же язва!»

После того вечера с разговорами под какао и бутерброды я знала о Дамблдоре много такого, чего никогда не узнала бы, очутись я на Гриффиндоре. И теперь мне было понятно отношение чистокровных волшебников к верховному чародею.

Драко, в отличие от остальных, с очень раннего возраста пришлось учиться контролировать свой дар, а не развивать его. Способности Малфоя нередко включались без всяких усилий, что не только создавало дискомфорт, а просто таки мешало нормально жить.

Видящие, как оказалось, способны рассмотреть ауру мага даже сквозь искусственную защиту, создаваемую артефактами. Ну и сами артефакты, если те не являются родовыми перстнями, такие маги видят довольно хорошо.

Дети, в виду отсутствия опыта, не умеют скрывать ауру. С возрастом волшебники этому учатся. Правда, не все. Магглорожденные не считают это необходимым. И живут, как говориться, душа нараспашку. И если обычные маги, способные видеть магию, ауры различают, как неясные пятна, то Видящие буквально слепнут от вида ауры особо сильных волшебников.

В прежние времена Видящих было больше. Да и просто магов, способных рассмотреть силовые потоки — тоже. Именно поэтому скрывать ауру за природными щитами в магическом обществе всегда считалось признаком уважения к окружающим и воспитанностью. И только детям прощалось откровенное «сияние».

Дамблдор же в магическом спектре просто слепил всех вокруг себя. Возможно, он не знал о правилах приличия. Или думал, что великому волшебнику положено сверкать как рождественской ели, демонстрируя мощь. Но он мало того, что лишь раздражал этим чистокровных, совсем не зря в кулуарах называвших его невоспитанным полукровкой, так еще и Видящие, вроде Малфоев, давно прекрасно рассмотрели, что все это сияние исходит не от самого волшебника, а от десятков артефактов, которыми Светоч облепляет себя, как заправский нюхлер.

— Именно поэтому он носит такие аляповато яркие мантии, — пояснил нам Драко. — На фоне звезд, снитчей и тому подобных рисуночков не видно рун, а кристаллы смотрятся обычным украшением, хотя каждый такой камешек — накопитель.

Во время того разговора я заодно узнала, что сама сияю очень ярко. Ярче многих сверстников, что говорит о высоком магическом потенциале.

А еще, что волшебная палочка обычно сливается с аурой мага. Но не в случае Дамблдора. Его палочка выделяется на фоне сверкающей искусственной ауры.

— Его палочку я вижу как серебристый росчерк с черными искрами. От нее веет чем-то… холодным? Нет, ужасающе ледяным, — пояснил Малфой. — Родная аура директора не такая… мрачная.

Я тогда едва удержалась от замечания, что палочка, созданная Смертью, не может выглядеть как-то иначе.

— А если не может снять, то почему в Мунго не обращается? — снова сделав вид, что я маленький и наивный мальчик, бросила я вопрос в воздух и искоса глянула на декана.

— Это не ваше дело, Поттер, — устало ответил Снейп.

Сколько я ни всматривалась, зельевар не казался мне слишком обеспокоенным. Почему-то казалось, знай Северус Снейп о Лорде в затылке коллеги, вел бы себя иначе. Да и Драко подтвердил мою догадку, описывая ауру преподавателя ЗОТИ. То ли Тот-Кого-Нельзя-Называть был слишком слаб, то ли умел хорошо прятаться, но присутствие подселенца заметно не было. А состоянию преподавателя тот же блондинчик нашел дюжину объяснений. Опытный в темных искусствах Снейп наверняка объяснил себе все еще лучше.

Готовясь к этому разговору, я провела довольно много ночных часов в Библиотеке, надеясь найти какое-нибудь подходящее диагностическое заклинание. Но в общем доступе нашлось что угодно, но не чары, способные определить присутствие в теле человека еще одной души. И это притом, что маги, похоже, придумали распознающие заклинания абсолютно для всего. Я даже нашла большое пособие для колдомедиков, где упоминалось двенадцать способов определить целомудрие ведьмы или волшебника и в два раза больше заклинаний для выявления совершенного над кем-то насилия. Кстати, ментальное насилие в магическом мире приравнивалось к физическому, так что чтение чужих мыслей без разрешения могло повлечь за собой наказание. Правда… опытные легилементы проворачивали это практически незаметно.

Уже не надеясь найти что-то полезное, я наткнулась на небольшой трактат одного американского исследователя, который жил на два мира и очень интересовался маггловскими науками. Тонкая тетрадка каким-то образом очутилась в другом разделе, хотя мадам Пинс строго следила за своей вотчиной. Трактат с магической точки зрения в пух и прах разбивал теорию Дункана Макдугалла о весе души, к тому моменту уже раскритикованную другими маггловскими врачами. Тут-то я и вспомнила, что когда-то читала о данной теории в какой-то художественной книге. И пусть теория была ошибочной, но для моей затеи подходила куда лучше, чем простое заявление в лоб: «Знаете, профессор Снейп, кажется, профессор Квиррелл под тюрбаном носит кусок Того-Кого-Нельзя-Называть!»

— А разве профессор Квиррелл не должен поспешить с лечением? — спросила я осторожно. — Он же с детьми работает.

— Темные проклятия не заразны, мистер Поттер, — заверил меня зельевар. — За редким исключением. Ваш преподаватель не опасен.

— Да, а вот сумасшедшие для окружающих — очень даже, — как бы задумчиво произнесла я. — Знаете, как-то дядя и тетя смотрели одну передачу… Там было что-то про известные мистификации и всякие выдумки, в которые верят люди. И там упоминалась одна теория, будто бы душа человека весит двадцать один грамм. В начале века один американский врач провел исследование на этот счет… Он взвешивал людей до смерти и после нее, кажется. Но его доказательства быстро опровергли.

Снейп оторвался от проверки эссе и даже попытался сделать вид, что слушает.

— Это все бред, конечно, но иногда так посмотришь на какого-нибудь человека… как он себе бормочет под нос… как то заикается, то говорит нормально… и начинает казаться, что эта теория самая настоящая истина, а странные люди — не странные вовсе. Просто у них душа тяжелее, чем у других. Будто к ним прицепилось что-то. Лишнее. Грамма так три. Магглы называют это одержимостью. Профессор Квиррелл точно безопасен для окружающих?

Выражение лица декана почти не изменилось. Он только совсем немного нахмурился. И выставил из своих владений через считанные минуты после этого разговора.

31

Когда выяснилось, что имя «Гарри Поттер» уже внесено в список остающихся на каникулы в Хогвартсе, я ни капельки не удивилась.

«Терпи, Линка, — велела я себе, когда МакГонагалл обходила столы и уточняла злополучный список. — Терпи. Нужно временно усыпить бдительность Дамблдора».

Пусть верит, что я не могу выносить Дурслей, а в остальном — предсказуемая фигура в его игре.

Из Слизерина оставалась я одна. Ребята за меня переживали, обещали писать и присылать гостинцы из дома. Я же дала слово нашей мамочке Панси, что не буду скучать, а Невиллу — что присмотрю за Тревором. В остальном же перспектива единоличного царствования на факультете почти две недели меня не тяготила. Зато эта новость лезвием топора упала на голову декану, осознавшему, что он-то ни на какие каникулы никуда уехать не может и будет заперт в подземельях со своим личным наказанием в моем лице.

— Гарри, мальчик мой, — дружелюбно сказал Дамблдор на первом ужине после отъезда школьников, когда немногочисленные обитатели Хогвартса собрались за одним столом и раскладывали еду по тарелкам, — ты ведь один в гостиной Слизерина? Тебе там, наверняка, одиноко. Давай ты переедешь на эти дни на Гриффиндор? Как видишь, там осталось больше всего ребят. — Директор указал на братьев Уизли и еще нескольких львят со старших курсов. — Там тебе будет веселее.

Я заметила, что зельевар после слов Дамблдора на миг воодушевился, но тут же его полуулыбка сменилась гримасой недовольства.

Думали от меня избавиться, профессор? Отдохнуть? А потом осознали варианты того, чем мое близкое общение с гриффиндорцами может закончиться?

Если честно, я сама не знала ответа на данный вопрос.

Как мне рассказали девочки-сплетницы, поступившие в один год с близнецами Уизли, эта парочка постоянно что-то устраивала. Порой их выходки на самом деле оказывались просто забавными розыгрышами, но гораздо чаще жертвы экспериментов Фреда и Джорджа занимали койко-место в Больничном крыле.

Чаще всего под удар попадали гриффиндорцы. Над барсуками и воронами Уизли «шутили» реже и, судя по тому, что выбирали только магглорожденных, полукровок и небогатых чистокровных без влиятельных родичей, мальчишки прекрасно осознавали возможные последствия. А раз так, то кто они на самом деле: просто добрые шутники-затейники, не всегда просчитывающие последствия, или хладнокровные экспериментаторы, нацепившие клоунские маски?

Директор и МакГонагалл спускали им все. А тех, кто ходил жаловаться, убеждали не выносить сор за порог. Возможно, не будь Снейп лучшим зельеваром, а Помфри — великолепным целителем, даже Дамблдору не удалось бы замять проделки парней, а парни наконец ощутили вину за свои действия. Но вряд ли декан и колдомедик возьмутся проверить. Они слишком ответственные.

К слизеринцам близнецы никогда не лезли, точно зная, что серебристо-зеленые не побегут к Дамблдору, а пожалуются сразу родственникам.

А потом появилась я: маггловоспитанный нахаленок Гарри Поттер, посмевший поступить не на тот факультет. Братцы и своих-то не жалели, но того, кто не с ними, кого они могут считать предателем…

В общем, я была благодарна Маркусу и остальным старшим ребятам, которые два месяца не давали Уизли жить спокойно, пока мы, первокурсники, делали вид, что ничего не случилось. Но сейчас Флинта в школе нет… И я не знала наверняка, будут ли близнецы что-то предпринимать, пока есть такая возможность. А если меня еще и подселят в Гриффиндор…

Я не обманывалась. Мне нечего противопоставить третьекурсникам, будь я хоть двадцать раз лучшая студентка. На Перси и Рона надежды нет, близнецы их ни в грош не ставят.

«Вы дурак или делаете это сознательно? — так и хотелось спросить мне у директора. — После этих каникул может так статься, что мои взаимоотношения с Уизли будут разрушены навсегда. Вы этого не понимаете? Или вы надеетесь, что я простила и забыла? Или может… что кто-то за вас отыграется на Гарри Поттере? Загонит зарвавшегося мальчика из чулана туда, где ему место. А вы останетесь незапятнанным, чистеньким. Еще и станете меня убеждать, что близнецы — просто дети. Или попытаетесь подправить мне память, волею главы Визенгамота закрыв глаза на нарушение закона?»

— Директор, вам не кажется, что это неприемлемо? — прервал мои размышления спокойный баритон Снейпа. — Мистер Поттер — студент моего факультета, который славится дисциплиной и прилежностью в учебе. А вы хотите отправить моего подопечного туда, где о правилах пусть и слышали, но считают их выдумкой, сказками.

— Северус! — воскликнула МакГонагалл.

Я же про себя усмехнулась. Знал ли зельевар об опасности для меня или нет, но он выбрал идеальную причину отказать директору. А заметив взгляд близнецов, я решила не только избегать визитов в башню Гриффиндора, но и по коридорам открыто не ходить.

В том, что это решение верное, я убедилась уже утром, когда активированная мантия-невидимка внезапно странно полыхнула серебром, когда я шла от гостиной к лестнице в холл. Похоже, меня поджидала какая-то магическая ловушка, но мантия просто развеяла ее.

Последние дни до Рождества я или отсиживалась в гостиной, или доставала декана. А в сочельник разговорилась с шестикурсницей с Хаффлпаффа, Эльзой. Мы обе явились на завтрак с корзинками, но в моей с недовольным видом кряхтел Тревор, а у девушки из-под крышки торчал пучок разноцветных ниток.

Мы улыбнулись друг другу, начали обмен комплиментами корзинкам, и выяснилось, что Эльза состоит в школьном клубе любителей вязания. За столом из-за раннего времени собралось совсем мало людей и никого из Уизли, так что мы с девушкой спокойно поболтали о вязании. В прошлой жизни на меня то и дело снисходило вдохновение, и я брала в руки спицы или крючок. И пусть знала не очень много, но могла поддержать разговор, не уточняя каждый термин. А Эльзу совершенно не смутил интерес к вязанию со стороны мальчика. И она не удивилась, когда я напросилась в гости в барсучью гостиную.

Пусть магов и было гораздо больше, чем мне когда-то казалось при чтении книг, как таковое массовое производство они почти не развивали. Да, существовали большие фермерские хозяйства, делившие между собой рынок продуктов питания, мануфактуры, производившие различные товары, вроде строительных материалов, мебели, тканей, посуды, книг. Тех же метел. Но большинство вещей все же изготавливалось в единственном экземпляре. Тот же мастер Олливандер и не думал создавать универсальные волшебные палочки, а мантии, если не считать школьных наборов мадам Малкин, всегда шились по индивидуальному заказу. При этом в магическом мире не существовало чисто мужских или женских профессий или увлечений. Квиддич не делился на мужскую и женскую лиги, ведь каждая команда создавалась из сильных и талантливых спортсменов, а не представителей одного из гендеров. В драконьих заповедниках волшебниц работало не меньше, чем колдунов. Авроры, охотники на редких магических зверей, любой из служащих Министерства, директора Хогвартса, преподаватели… Куда ни ткни, нигде не было предвзятости. И увлечения, вроде вязания, не были исключением.

В магическом аналоге «Бурда. Вязание» статьи волшебниц перемежались статьями волшебников, на волшебных вклейках с несколькими колдофото мелькали и мужские, и женские руки, демонстрирующие процесс вывязывания того или иного узора или рисунка жаккарда*. А ежегодный каталог с платными описаниями от разных авторов создавал некто мистер Крошет. И участники вязального хогвартского клуба мечтали однажды представить плоды своего труда на страницах этого почтенного цветного издания, диктовавшего моду в магическом мире.

На школьную моду «Нить и крючок», правда, влиял мало. Судя по колдофото, даже во времена учебы Реддла, Хагрида и Миртл студенты одевались так же, как сейчас. А десятью-пятнадцатью годами ранее носили мантии с чуть иной застежкой. Единственной явно меняющейся деталью стали шарфы. В этом году все носили эти аксессуары с одинаковыми по ширине полосами факультетских цветов, но, судя по статьям в журнале, через год или два даже до ателье мадам Малкин докатится мода на узкие светлые полоски на более темном фоне. И Эльза с упоением рассказывала, что данную тенденцию еще три года назад предрек основатель клуба, Шимон Линдсей.

[image_24742|center]