вычурных финтифлюшек на фасадах домов. Крайне непрактичное
поселение, вполне в стиле ванилек. Даже удивительно, почему их до сих
пор никто не завоевал. Наверное, потенциальные противники побаиваются
набить оскомину приторной сладостью местного стиля.
Впрочем, Габриэль сегодня чувствовал себя в полном соответствии с
обстановкой. Его изысканный костюм, над которым трудились лучшие
портные Фартра, украшала злосчастная брошь. Мерзостный розовый
котёнок на его груди покачивал усами и… цветочком в такт движению.
Князь едва ли не впервые в жизни пожалел, что едет не в карете, а верхом.
Ему стоило немалых усилий сохранять открытую доброжелательную
улыбку на лице, потому что нелепость внешнего вида неожиданно отняла у
него часть уверенности в себе. Нет, он никогда не был модником, и
доводилось ему хаживать в простой крестьянской рубахе. До сегодняшнего
дня он был уверен, что будет чувствовать себя прекрасно в любой одежде.
Но оказалось, что одно дело сохранять достоинство, накинув грубую ткань, другое – выглядеть идиотом.
Жители и в самом деле ликовали и, как показалось князю, совершенно
искренне. Дарон ехал рядом и умудрялся не замолкать ни на минуту, рассказывая о городе, примечательных домах и некоторых обычаях
столицы. Он же и объяснил Габриэлю причину ликования – принца в
столице очень любили. Не за что-то конкретно, а просто так. Стоило
спросить «почему?», ответом было «он такой очаровательный!». И не
важно, у кого спрашивать, у торговца на рынке или аристократки, рыбака в
порту или королевского повара. Все одинаково умилялись облику кумира и
готовы были кулаками доказывать свою правоту. Поэтому теперь они
приветствовали того, кто обязуется сделать их принца счастливым, и
радовались предстоящему романтичному событию, осыпая жениха цветами
и радужным конфетти.
Торжественные арки были великолепны, это пришлось признать даже
придирчивым гостям. Но череда улиц слилась в бесконечное утомительное
мелькание разноцветных клочков и картинок, лиц и пёстрой одежды, поднятых рук и восторженных глаз, приветственных выкриков и весёлых
песен. Так что к площади подъезжали уже изрядно измотанными и слегка
осоловелыми. Церемонию вручения символического сердца Анкиравы
князь не запомнил. Кто-то произносил речи, радостно жестикулировал, сыпал пожеланиями и надеждами, жонглировал словами, утомлял
длинными фразами. Затем Габриэлю преподнесли крупный рубин
великолепной огранки на ложе из белых лепестков и пропустили, наконец, к главным воротам дворца.
Проехав по украшенной лентами, цветами и яркими фонариками
аллее, остановились у парадной лестницы. Сооружение впечатляло своей
грандиозной бесполезностью и изобилием золочёной лепнины, впрочем, как и сам дворец. Огромные округлые ступени уходили вдаль и ввысь, постепенно сужаясь. Там, на вершине лестницы, у колоссальных резных
дверей главного входа их ожидали неподвижные крохотные фигурки
людей. Гости спешились, князь и его приближённые ступили на первую
неудобно широкую ступень. Грянул оркестр, пугая лошадей.
Путь к встречающему монарху был труден и долог. Несколько раз
Габриэля подмывало плюнуть на всё и развернуть стопы к дому, но он не
привык сдаваться и не любил чувствовать себя слабаком. Немного
запыхавшийся Марвис что-то тихонько недовольно бурчал себе под нос и, не выдержав, процедил сквозь зубы:
- Они над всеми гостями так издеваются, или нам выпала невиданная
честь?
- Вообще-то этой лестницей не пользуются очень давно, – с трудом
переводя дыхание, пояснил посол. – Еще во времена деда нынешнего
короля была выстроена другая лестница, не менее богатая, но более