— Ты не соображаешь, что от вас подозрения отводят? — Кристина дергает плечами в растегнутой куртке, отряхивается и липнет ладошками, морщится. — Кому в здравом уме в голову придет, что банда, когда у них миллионы на руках, рискует и шутит шутки с полицией. Они телефонных хулиганов и вооруженных налетчиков не свяжут, и Пуха искать здесь не будут, понимаешь, Линда? — Кристина трясет слипшимися волосами. — Блин, ну и нафига ты на меня это вылила? — она задирает футболку и вытирает мокрое лицо.
Смотрю на ее плоский загорелый живот, на контрасте с белой тканью бесподобный, сорок восемь часов анатомии, в память врезался каждый изгиб, я целовал и мял каждый сантиметр, моя красавица, кажется, это любовь.
Она поправляет одежду, встречаемся взглядами. Она осторожно улыбается.
Отвлекаюсь на вибрирующий телефон. Читаю сообщение от Егора. Кристина подходит, заглядывает через мой локоть:
— Вызвал? Уехал? Молодец. Скоро эвакуация начнется, что будем делать?
Глава 21
У меня есть двести десять тысяч рублей.
За каждый пройденный круг игры банк выплачивает двести тысяч, десять у меня было, я играю по второму кругу, в квартире я, “Монополия” и полночь.
Вместо макарон попыталась испечь пирог, но или с духовкой непорядок, или с моими умениями — тесто не пропеклось, не отдиралось от листа, я расколошматила эту лепешку лопаткой и унесла на мусорку. Саша остался без ужина.
По телевизору показывают российский фильм: каждый год тридцать первого декабря мужчина ждет женщину на площади, она не приходит, а он ждет, и вот она пришла, а его нет. Страшный случай, но я не переживаю, смотрела уже — они встретятся в конце и будет все у них тип-топ.
Зимняя сказка на подходе.
До праздника осталась какая-то неделя, мы купили ёлку, но на ее наряд времени не хватило, игрушки в коробке под деревом, там есть и шары, и звездочка на верхушку, и гирлянды пушистые, и лампочки, и даже Дед Мороз.
А еще купили мне зубную щетку и крема, и выделили мне две полочки в шкафу.
И поставили мою фотографию на заставке на его ноутбуке. Это я сама, конечно, управилась, но он вроде как не против.
У него в квартире не хватало немножко меня. Когда на ручке холодильника висит его галстук и рядом за бретельку моя новая ночнушка — это красиво напоминает утро, как он хотел принести мне кофе в постель и не успел, я проснулась и чудесно позавтракала сексом на стойке под бодрящий аромат выкипающей на плите арабики, м-м.
Не знала, что так бывает, даже если просто смотрите вместе стендап и сидишь далеко, он тащит к себе по дивану, чтобы ближе была, и когда встаешь, смотрит, куда пошла, и слушает все, что ты болтаешь, и расстраивается, когда ты есть не хочешь, а он специально для тебя готовил.
Наливаю вино под скрежет ключа в двери, тороплюсь в коридор и морщу нос, вместо Алекса на пороге топчется Егор. Расстегивает куртку и сбрасывает на полки, разувается, проходит мимо меня в квартиру.
— Он в клубе остался, — бросает через плечо. Поворачивается. — Ты мне из-за него помогаешь. Из-за отца. Но все равно. Спасибо.
— Спрятал рюкзак?
Он кивает.
— В ДК?
— Да.
Пью вино.
Сегодня в доме культуры собрание для алкоголиков, в том же кабинете, где наркоманы собираются. Захламленное помещение, куча шкафов, сумку с деньгами он тогда за шкаф сунул, теперь, получается, и рюкзак туда же. Не то, чтобы идеально, но все таки.
Как по мне, лучше всё тихо отдать полиции. Если награбленное к ним вернется, то и стараться, наверное, не будут, преступников вычислять. Просто еще разок анонимно позвонить и сказать, где деньги и драгоценности.
Моя карьера пока не началась, а уже в криминальных пятнах. Беда.
— У вас с ним все хорошо, да? — Егор садится на диван, смотрит на разложенную на столе “Монополию”. — Сама с собой играешь?
— Короче, — ставлю бокал на клеточки. — Ругаться неуместно.
— Не собирался, — он откидывается на спинку. — Спросить только хотел. Зачем в сентябре после секса меня заблокировала. А папу почему не заблокировала? Наоборот, почти живешь здесь. Когда свадьба? Пригласишь?
— Ты меня пристыдить хочешь? — хмыкаю. — Это не твое дело. Вообще.
— Сказала бы сразу, чего тебе надо. Примерь, — он лезет в карман и выбрасывает на стол горсть колец. Как игральные кости по картону, разлетаются в стороны, блестят камнями и падают на пол. Живописные, дорогие, ворованные штрихи для холста о бесконечном счастье, атрибут лиричной баллады о легендарной любви. — Я не придурок и понял, что первый был, — он встает с дивана. — И кровь видел на резинке. Ты могла не включать недотрогу оскорбленную? И все было бы нормально у нас.
— То есть ты переломишься, но не признаешься девушке, а я виновата? — медлю. Пинаю украшения. — Тебе лишь бы понтоваться, какой ты мачо. Ничего не было бы нормально у нас.
— Я не один всё запорол.
— Уже нет разницы.
Он берет мое вино. Пьет. Звонит домофон. Повод смотаться в коридор.
Нажимаю кнопку и распахиваю дверь.
Не поворачиваюсь.
Мне неудобно, неловко, не по себе, хотя я ничего плохого не делала, просто так сложилось. Я ведь переживала из-за него, долго, а он только доставать меня умел, популярность, оказывается, может обернуться злом, привыкший, что к нему в кровать бегут по первой смске, гордость умерить не в силах, чтобы первый шаг сделать, способен лишь на ежедневные детские подколки, а ведь хватило бы той же самой жалкой смс, но с другим текстом, “я о тебе думаю”, например. Но он бы, похоже, в собственных глазах упал, если бы открылся.
На этаже гремит лифт.
Сдвигаю брови и смотрю на Николь с Ваней в разъехавшихся дверях.
— За Егором следом, — говорит Ваня, отстраняя меня. — Как в детективах, прыгаешь в такси: командир, гони за той красной тойотой. Ну что? Опять отмазались?
— Кристина, я от тебя не ожидала, — Николь сбрасывает сапожки и по-хозяйски осматривает дом. — Классно устроились, ага. Егор! К чему были эти ограбления, и зачем ты нас втянул, объяснишь, наконец? Адреналина не хватало? А ты в курсе, что за нами теперь следят?
— Кто?
— Откуда я знаю? Какой-то чел на синей десятке. У нашего дома машину видела, Ваня ее видел, возле института ее видели, у клуба, и щас за нами ехала. Мы ждали, он так из двора и не сдернул. Что за хрень происходит? Это полицейские?
Они роются у Саши в шкафу, достают еще вино и ром, рассаживаются на диване, и перебивая друг друга, нападают на Егора.
Гашу свет и выглядываю в окно.
Во дворе фонари, но машин так много, ночь, люди спят или собираются, забили парковку, и рассмотреть синюю десятку не могу.
Рядом топчется Егор, тоже напрягает глаза и чешет затылок.
— Может, нас вычислили? — говорит.