Привет из кабаре,
Где песенки поются,
Куда приходишь ты,
А деньги остаются...
Вас, наверное, удивляет, чего это я намазал лицо и приклеил нос?.. Ребята, если я все это сниму, будет еще страшнее... Меня поэтому даже в армию не взяли... На призывном пункте обнаружили близорукость, дальноногость, частичное плоскостопие и полное плоскопопие... И главное не смогли установить пол... Вызывали профессора с микроскопом! Не знаю, что он там увидел, но дал мне отличную характеристику. “Господа, – сказал он, – не знаю, кто это, но вижу, что, слава богу, не еврей”... (Танцует, поет.)
Привет из кабаре,
Где девушки танцуют.
Привет из кабаре,
Где жены не ночуют.
Привет из кабаре,
Где песенки поются,
Куда приходишь ты,
А деньги остаются...
Кстати о женах. Вы, наверное, скучаете по своим, я по своей милашке тоже... У меня с собой ее снимок... Вот! Не удивляйтесь, что рентгеновский, на фото она хуже получается! Вообще она красивая женщина... Вот такие глаза... (Жест возле груди.) И вот такая душа... (Жест у бедер.) Но главное ее достоинство – рост! Два с лишним метра... Поэтому для поцелуя я встаю на табуретку. А поцелуи такие жаркие, что она вышибает у меня из-под ног табуретку, и тогда я парю в засосе, как ангел, пока она меня не выплюнет!.. (Плачет.) Она меня настроила на лирическую ноту. Сейчас, господа, наступит самый страшный момент. Я буду играть на скрипке... нервных прошу сразу удалиться!.. Контуженых нет? Ну ничего. Сейчас могут быть! Я закрою глаза, чтобы не видать, как вы мучаетесь...
Начинает играть печальную мелодию.
Это старая баварская песенка... Над ней плакала еще моя прабабушка, очевидно предполагая, что я когда-то буду ее исполнять... Она мне говорила: радуйся жизни, Отто! Пока ты ею недоволен, она и проходит... И еще она мне говорила: не торопись на тот свет! Там вряд ли лучше, чем здесь, иначе здесь никого бы не осталось... Вот так, солдаты! (Поет.)
Привет из кабаре,
Где шутки не смолкают.
Привет из кабаре,
Где мертвых не бывает.
Привет из кабаре,
Где песенки поются,
Куда тебе и мне
Дай бог еще вернуться...
Отто проходит в комнату для артистов, садится перед зеркалом, устало
снимает парик, отклеивает нос. Стук в дверь. Немецкий солдат вводит
Конферансье. Вскидывает руку в фашистском приветствии. Отто кивает в ответ,
тихо что-то говорит по-немецки. Солдат выходит.
Отто. Садитесь, пожалуйста.
Конферансье садится.
Люди из контрразведки сказали, что вы артист. Это правда?
Конферансье. Да.
Отто. Ваша фамилия – Буркини. Вы итальянец?
Конферансье. Нет. Русский.
Отто. В двадцатых годах я часто бывал в Петербурге и видел в кабаре “Кривое зеркало” одного замечательного артиста... Тоже Буркини...
Конферансье. Этой мой отец.
Отто. Он жив?
Конферансье. Умер.
Отто. Жаль... Профессионал высокого класса. Помню, он работал замечательный номер с шариками... Начинал говорить, а изо рта вылезал шарик... Потом другой... третий... (Смеется.) Кстати, как он это делал?
Конферансье. Имитация... Шарик был один и тот же... (Замечает на столе шарик.) Разрешите?
Отто. Да. Конечно...
Конферансье. Примерно так... (Достает изо рта шарик, кидает его в сторону. Слышен стук упавшего шарика. Открывает рот – шарик на месте.)
Отто. Браво! Хороший трюк... Еще он смешно бил чечетку... Как-то так... (Показывает.)
Конферансье (чуть улыбнулся). Похоже. Только левую ногу надо больше тянуть... Раз-два-три... Раз-два-три...
(Показывает.)
Отто наблюдает, потом пристраивается. Секунду они бьют чечетку вместе.
Потом останавливаются, внимательно смотрят друг на друга.
Отто (сухо). Прошу сесть!
Конферансье отходит в угол, садится на стул.