Марта. Нет! Теперь я иногда мечтаю одна... Я мечтаю, чтоб был хоть один день, когда ничего не происходит.
Мюнхгаузен. Это ужасно!
Марта. Наверное!.. Но я мечтаю об этом дне. Я не гожусь для тридцать второго! (Вдруг кричит.) Я не хочу его!
Мюнхгаузен. Не хочешь?! Не хочешь еще одного дня весны? Самого последнего?.. Целый восход и заход... Лишний полдень... Тысячи новых секунд... Ты всего этого не хочешь?!
Марта. Нет. И поэтому я уезжаю... (Берет баул.)
Мюнхгаузен. Постой! Черт знает что такое!.. Ты не можешь вот так, вдруг, взять и уйти!
Бургомистр. Вы сами в этом виноваты, барон. Нельзя нарушать порядок вещей...
Мюнхгаузен. Хорош порядок: я просил развода с Якобиной, а меня разлучают с Мартой.
Бургомистр. Сами виноваты.
Мюнхгаузен. Но ведь я сказал правду!
Бургомистр. Черт с ней, с правдой!.. Иногда можно и соврать. Боже мой, такие вещи приходится объяснять Мюнхгаузену. С ума сойдешь!
Мюнхгаузен (Марте). Ты тоже так считаешь?
Марта молчит.
Нет, нет, ничего не говори... Я сам все пойму... (Подходит к ней, смотрит в глаза.) Ну что ж... Ладно! Пусть будет по-вашему. Что мне надо сделать, бургомистр?
Бургомистр. Не знаю, можно ли теперь все это поправить?
Мюнхгаузен. Ну, ну... Всегда есть способ выкрутиться... У вас такой опыт...
Бургомистр. Попытаться, конечно, можно... Но прежде всего вы должны признать, что сегодня первое июня.
Мюнхгаузен (равнодушно). Хоть десятое...
Бургомистр (гневно). Не десятое, а первое! Не делайте, пожалуйста, одолжений!.. Далее надо будет уговорить пастора повторить обряд... Это будет самым трудным. Я пытался после суда поговорить с ним, но он кипел от возмущения...
Мюнхгаузен. Старый ханжа!
Бургомистр (строго). Успокойтесь!.. Так вот, после долгих увещеваний мне все-таки удалось его кое в чем убедить... Короче, он мог бы согласиться на повторный развод, если вы от всего откажетесь...
Мюнхгаузен. От чего?
Бургомистр. ОТ ВСЕГО!.. От всех ваших богомерзких фантазий. Не смотрите на меня волком – это его выражение... Вам придется признать, что все это ложь... Ну, вроде неудачной шутки. Причем это надо сделать письменно.
Мюнхгаузен. Письменно?!
Бургомистр. Разумеется! Вы письменно врали, теперь письменно отрекайтесь...
Мюнхгаузен. Мне не написать второй книги. Я на это истратил целую жизнь.
Бургомистр. Никто от вас книги и не просит. Все должно быть сделано в форме официального документа: “Я, барон Мюнхгаузен, заявляю, что я обыкновенный человек, я не летал на Луну, не скакал верхом на ядре, не поднимал себя за волосы из болота...” И так далее, по всем пунктам.
Мюнхгаузен (Марте). Ты тоже так считаешь?
Марта. Не знаю... Может, мне все-таки лучше уйти?
Мюнхгаузен (задумавшись). Нет, нет... Без тебя мне будет хуже, чем без себя... Я все напишу, господин бургомистр!.. Как вы говорите: “Я, барон Мюнхгаузен, обыкновенный человек...” Звучит как начало романса... Ничего страшного.
Бургомистр. Ну конечно, дорогой мой... Что тут особенного? И Галилей отрекался!
Мюнхгаузен. Поэтому я больше люблю Бруно... Но не стоит сравнивать, там все было значительней и страшнее... Я хорошо помню это пламя... Здесь все проще... “Я, барон Мюнхгаузен, обыкновенный человек, я не летал на Луну...” Ах, какая она красивая, бургомистр, если б вы только видели... Белые горы и красные камни на заходе солнца... Я не летал на нее!.. И на ядре не скакал в том страшном бою с турками, когда погибла половина моего полка, а они погнали нас в это чертово болото, но мы выстояли и ударили им с фланга, но тут мой конь оступился, начал вязнуть, и когда зеленая мерзкая жижа уже полилась в рот, тогда я, задыхаясь, схватил себя за волосы и рванул... И мы взлетели над осокой! Я бы вам и сейчас это показал, господин бургомистр, но уже рука слаба, да и тянуть не за что... (Снимает парик.) Я все напишу, господа! Раз тридцать второе мая никому не нужно, пусть будет так... В такой день трудно жить, но легко умирать... Через пять минут барона Мюнхгаузена не станет. Можете почтить его память вставанием!.. (Направляется к своему кабинету.)
Бургомистр. Ну, ну, дорогой мой. Не надо так трагично! Все будет хорошо. Во всяком случае, весь город перестанет смеяться над вами.
Мюнхгаузен. Не смеяться, а подсмеиваться. Это разные вещи! (Проходит в кабинет,)
Бургомистр (со вздохом облегчения). Фу!.. Кажется, мы его переубедили... Даже не верится... Вспотел, честное слово!
Марта, не слушая его, быстро направляется к кабинету.
Не отвлекайте его, фрау Марта, пусть пишет...
Марта (дергает дверь, она оказывается запертой). Карл! Открой мне! Ты меня слышишь?.. Открой!
Бургомистр (испуганно). Зачем он заперся? (Бежит к двери.) Господин барон, вы меня слышите?.. Господин барон! Немедленно отоприте! Я приказываю!.. Как старший по званию... Господин барон!
Марта (плача, опустилась у двери). Карл! Не надо!.. Умоляю!
Бургомистр (барабанит в дверь). Господин барон! Что вы там делаете?!
Из-за двери раздается громкий выстрел. Марта падает без чувств.
Появляется Томас с подносом.
Томас. Фрау Марта, я не расслышал, который час?
Конец первой части
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
КАРТИНА ПЯТАЯ
Прошло три года.
И вновь дом барона Мюнхгаузена. Он почти не изменился – те же картины, книги, охотничьи трофеи. Только теперь они приобрели некий музейный вид появились таблички, указывающие на происхождение того или иного “экспоната”. В центре гостиной, возле камина,- большой скульптурный портрет, изображающий