Ржевский ещё до того, как санки утвердились на снегу обеими полозьями, выхватил из-под Ванькиного сиденья коробку, в которой находились два пистолета, на всякий случай заряженные. Поручик уже успел вообразить, что ему выпала удача спасти красавицу от разбойников, которые прямо сейчас раздевают несчастную, так что перед своим спасителем она предстанет в полуголом виде.
– А ну прочь, канальи! – закричал Ржевский, доставая пистолеты и выстрелив из одного из них в воздух.
Пространство вокруг на мгновение осветилось. Стали видны две бородатые фигуры в зипунах и ещё одна – лежащая ничком в истоптанном снегу. Бородачи пытались стащить с неё длинную накидку, похожую на салоп, но не успели.
Место действия снова погрузилось во тьму. Но, судя по дальнейшим звукам, разбойники оставили свою жертву и кинулись бежать. Ведь второй пистолет в руках поручика ясно давал понять, что будет, если поступить иначе.
Ржевский не стал преследовать бегущих, а меж тем Ванька зажёг фонарь, чтобы картина события, только что случившегося, наконец прояснилась.
Поручик и его возница приблизились к лежащей фигуре, которая оставалась неподвижной. Широкий воротник накидки накрыл ей голову, поэтому издали нельзя было понять, красавица там или нет.
Наконец Ржевский протянул руку и откинул воротник, но увиденное заставило приоткрыть рот от изумления. На снегу лежала вовсе не женщина, и тем более не девица, а молодой человек. Был он рыжий, рябоватый и, несмотря на молодые года, с явно намечающейся лысиной на лбу. Цвет лица – серый, что называется «геморроидальный», но возможно, это объяснялось перенесённым потрясением.
Молодой человек открыл глаза, подслеповато сощурился на фонарь и произнёс:
– Салоп… Салоп цел? Украли?
– Нет, не украли. Он на вас, любезнейший, – стараясь быть приветливым, заверил его Ржевский. Пусть спасённый никак не походил на красавицу, да и вид имел такой, над которым обычно посмеиваются, но что-то в молодом человеке располагало к себе. Возможно, то, что он подобно Ржевскому был рыжим.
В этой рыжине ощущалось какое-то родство, а окажись на месте поручика брюнет или блондин, всё было бы иначе. Кто сам не рыжий, тот плюнул бы и поехал дальше, раздосадованный, что под салопом скрывается совсем не красотка.
– Это, право, совершенно того! – проговорил молодой человек, поднимаясь и ощупывая на себе салоп.
– Согласен. – Ржевский кивнул. – Но как получилось, что на вас салоп? Это же предмет женского гардероба. Посещали даму, а когда уходили, впопыхах сняли с вешалки не то?
– Нет-с. – Молодой человек помотал головой. – Это матушки моей салоп.
– А отчего же вы его носите?
– Да где ж шинель пошить, когда жалованья – двадцать четыре рубля в год! Двадцать четыре рубля – это ж совсем того!..
– А что ж так мало? – спросил поручик.
– Больше не заслужил-с. Здесь же не Петербург, чтоб маленькому человеку большое жалование платить. А в Петербурге где ж найти место! Вот батюшка крёстный у меня в Петербурге служит, столоначальник в сенате, а как пришёл мне возраст на службу поступать, так даже с такой протекцией не нашлось места. Хорошо, у батюшки крёстного зять гостил, который здесь служит. Вот он меня и того… – Молодой человек выразительно кивнул, а затем начал испуганно ощупывать верхнюю часть лба и затылок – как видно, в поисках головного убора.
– Значит, вы – чиновник? – спросил Ржевский.
– Нет-с. Служащий. В соляном отделении казённой палаты. Переписываю бумаги.
Теперь молодой человек оглянулся, выискивая головной убор в снегу. Наконец поднял какую-то серую тряпку, отряхнул её, водрузил на положенное место, и только тогда тряпка приняла очертания, напоминающие картуз.
– А имя ваше как? – спросил поручик.
– Да что имя! Я человек маленький. А маленькому человеку довольно свою должность назвать, вот и представился. Должность о человеке даёт представление вполне. А имя, когда ты человек маленький, никакого представления не даёт… да и забывается сразу. Может, я того?
Ржевский не очень хорошо понял рассуждения о маленьких людях, зато отлично понял последнюю фразу – новый знакомый собрался откланяться.
– Погодите уходить, – сказал поручик. – Я довезу вас до безопасного места. Но сперва всё же назовитесь, ведь я должен знать имя попутчика.
– Акакий, – произнёс молодой человек. А дальше назвал фамилию, которую Ржевский тут же забыл. Наверное, фамилии маленьких людей и впрямь легко забываются. То ли Сапогов, то ли Валенков. Что-то из разряда обуви. А то, что молодой человек служит на должности писца, запомнилось.
*
Акакий действительно был человек маленький: места в санках занял всего ничего, так что Ржевский, сидя с ним рядом, не ощущал себя стеснённо.
Вот показались огни центральной части города, и только тогда поручик сообразил, что может довести своего подопечного не до освещённой улицы, а до самого дома. Спешить Ржевскому было всё равно некуда.
– А где ты живёшь, Акакий? – спросил он. Поручик не помнил, когда они с новым знакомым перешли на «ты» (и перешли ли вообще), но беседе это, кажется, не мешало.
– А? Что? – не понял Акакий, потому что увлечённо разглядывал большие дома и хорошо одетых прохожих.
– Спрашиваю, где ты живёшь.
Акакий пробормотал что-то неразборчивое, поэтому Ржевский крикнул Ваньке, чтобы остановил сани. Под стук копыт разговаривать было неудобно.
– Так где? В которой части города? – переспросил поручик.
– В Затмацкой.
– В зад… ницкой? – Ржевский даже удивился. – Интересный адрес.
– Нет, – собеседник смутился. – Я сказал: в Затмацкой части. Это за речкой Тмакой.
– И где эта часть находится? Где зад, я, конечно, знаю, но вот найти его на карте…
– Западная окраина города.
– А фонарей там нету?
– Нет-с.
– Далёкое тёмное место. Значит, я не ослышался: задница, – заключил поручик, а его новый знакомый, видя, что сани дальше не едут, спросил:
– Может, я того? – Он опять собрался уходить.
– Куда же ты пойдёшь?
– В Затмацкую часть.
– В самую задницу Твери? Один? Нет, – решительно ответил Ржевский. – Мы отправимся туда вместе. Если расскажешь, как добраться.
– А это – вон туда, – Акакий показал в ту сторону, где находилась губернаторская резиденция. – А дальше – на мост и прямо по Подьяческой улице, – продолжал объяснять он, когда санки поручика, запряжённые резвым рысаком, лихо пролетели по уже знакомым дорогам.
После моста на пути оказался огромный пустырь, похожий на тот, где случилась история с грабителями. Справа вдалеке высились какие-то тёмные громады. Как пояснил Акакий – кирпичный и стеклянный заводы. А ещё одно здание рядом с ними, которое поменьше – церковь с кладбищем. Там хоронили рабочих с упомянутых заводов, а также тех, кого прирезали на пустыре.
– А вон и мой дом, – продолжал Акакий, указывая куда-то в темноту, когда санки повернули налево, проехали вдоль реки и повернули на Подьяческую улицу. В темноте по обеим сторонам были едва различимы деревянные дома в один-два этажа.