– Поражаюсь вашей осведомлённости, Александр Аполлонович, – меж тем заметил губернатор. – Вы близки к тем, кто проводит следствие?
– Господин губернатор! – возмущённо воскликнул Ржевский. – С кем я близок, это моё личное дело!
– Да я не в этом смысле, – озадаченно пробормотал Всеволожский. – Как вы могли так превратно истолковать?
– Меня вчера допрашивали, – признался Ржевский. – Правда, допрашивали по другому делу, но после допроса у меня было такое чувство, как если бы мы со следователем стали ну очень близки. Когда следователь лезет без мыла во все дыры…
За столом повисла тишина. Дамы густо покраснели за исключением старушки Белобровкиной, которая, кажется, не расслышала последних слов. Она спросила:
– А по какому делу вас допрашивали?
– Да в связи с тем восстанием на Сенной площади, – ответил поручик.
– Сенатской! – Его поправили чуть ли не хором.
– В общем, позавчера на балу я познакомился с господином Никодимовым, – сказал Ржевский, – а он оказался связан с бунтовщиками. И меня допрашивали, чтобы выяснить, не бунтовщик ли я.
– Это безобразие! – воскликнула губернаторша. – Сегодня все темы неприятные. Давайте сменим тему.
– Согласен, душечка, – произнёс Всеволожский. – Давайте поговорим о чём-нибудь приятном.
– О дамах? – предложил Ржевский.
– Можно и о дамах, – вдруг подал голос Бенский и обратился к поручику. – Давно хотел вас спросить, Александр Аполлонович. Ходят слухи, будто вы после Заграничного похода женились. А жена ваша – кавалерист-девица Александра Азарова.
Чета Ветвистороговых, которым, конечно, сказали, что Ржевский – почти жених Тасеньки, весьма удивилась. Старушка Белобровкина осталась невозмутимой. Наверное, опять не расслышала. Губернатор переглянулся с супругой, а затем оба они посмотрели на Тасеньку.
– Александр Аполлонович, это правда? – дрогнувшим голосом спросила та.
Генеральша Ветвисторогова бросила на поручика неодобрительный взгляд, который будто говорил, что в жизни, конечно, всегда есть место обману, но надо же знать границы!
Ржевский поспешил оправдаться, ведь на этот раз Бенский пытался выставить его в дурном свете совершенно незаслуженно.
– Слухи врут, Сергей Сергеевич! – с видом полного превосходства заявил поручик. – Во-первых, это не я, а родственник мой – Дмитрий Ржевский. Во-вторых, он не женился, а был помолвлен. И, в-третьих, кавалерист-девица вовсе не Азарова, а Дурова. И звали её не Александрой, а Надеждой… Не знаю, на что надеялась эта Дурова, когда крутила с Дмитрием роман, но когда помолвку расторгли, девица сочла себя весьма обиженной.
– О! – Бенский притворился, будто не собирался никого порочить, и с самым невинным видом спросил: – А что же дальше? Кавалерист-девица вызвала вашего родственника на дуэль?
– Нет-с, – всё так же с видом превосходства ответил Ржевский. – Она села за мемуары и объявила: «Обо всех напишу, а про этого мерзавца ни словом не обмолвлюсь».
– А родственник ваш что? – спросила губернаторша, уже успевшая оправиться от потрясения.
– А ничего. – Поручик пожал плечами. – Он так и не понял, почему отсутствие его имени в мемуарах может быть обидно. Если хотят обидеть, то напротив – упоминают в мемуарах и выдумывают всякий вздор. А девица Дурова ничего не выдумала. Странная особа. В общем – Дурова и есть.
Ржевский улыбнулся собственному каламбуру, но в то же мгновение понял, что сам дурак. Только что был отличный шанс избежать помолвки! Следовало всё подтвердить, а не отрицать, ведь женатому нельзя жениться. А теперь шанс оказался упущен.
«Если б не водка, я бы соображал лучше», – упрекнул себя Ржевский.
– Господа, – бодрым и весёлым голосом произнесла Тасенька, – а я, кажется, знаю тему, которая всем понравится. Александр Аполлонович замечательно рассказывает о своих приключениях на войне. Пусть он нам что-нибудь расскажет. Вы же расскажете, Александр Аполлонович? – она легонько тронула Ржевского за руку.
«Как с женихом со мной обращается!» – подумал поручик, но был не в силах сказать «не трогайте меня, барышня» или как-то по-другому дать понять наглой девице, что её фамильярность неуместна. Когда она спросила, правда ли, что поручик женат, голос её так искренне дрогнул, что даже у бесчувственного чурбана сердце ёкнет. Подвергать Тасеньку новому испытанию сейчас было как-то стыдно.
– Александр Аполлонович, а ты что же, женат? – спросила Белобровкина.
– Нет, не женат! – заорал ей Ржевский. – Это всё слухи!
Меж тем совершилась перемена блюд. К столу подали утиное конфи, а если по-простому, то тушёные утиные ножки с картофелем.
Также подали красное вино. И как ни пытался губернатор делать знаки лакеям, что поручику надо наливать поменьше, Ржевский вытребовал себе законную долю. Хватал лакеев за ливреи, кричал «эй, не жалей!» и не отпускал до тех пор, пока бокал не оказывался наполнен почти до самых краёв.
*
После первого же бокала красного вина, отлично дополнившего гостиничную водку, Ржевский подумал, что избежать помолвки ещё можно. Ведь губернаторша – француженка, и если, как все просят, рассказать что-нибудь о войне, то можно выбрать не просто занятную историю, а такую, где французы представлены в глупом виде. Губернаторше-француженке это не понравится. А если она будет расстроена, то и губернатор – тоже. И помолвка с племянницей губернатора отменится сама собой!
Конечно, поручик, ещё только собираясь на обед, решил хамить, но лишь теперь понял, как хамить и кому:
– Прежде, чем начать, господа, – обратился Ржевский к собранию, – мне нужно найти кого-нибудь, кто знает французский. Вы же знаете французский? – спросил он губернаторшу-француженку.
Та даже не сразу нашлась, что ответить.
– Да, – наконец сказала она по-русски.
– Прекрасно! – воскликнул Ржевский. – Тогда вы сможете меня поправить, если я стану не так произносить французские фразы.
– Но что у вас за история, поручик? – не выдержала Ветвисторогова.
– А история такая, – начал Ржевский. – Было это в ноябре двенадцатого года, после сражения на реке Березине. Наш полк преследует отступающих французов. Меня с отрядом посылают на разведку. По пути – деревенька. Заезжаем – ни души! На всякий случай осматриваемся. Вдруг из сарая вылезает француз, закутанный в лоскутное одеяло, на носу висит сопля…
Губернаторша с подозрением посмотрела на поручика. Судя по всему, настроилась обидеться, так что Ржевский готовился продолжать в том же духе, но услышал голос генеральши Ветвистороговой:
– Фи! Поручик, избавьте нас от таких подробностей.
Это был тяжёлый выбор! Разозлить губернаторшу означало в то же время потерять благоволение красавицы, которая по всем признакам была настроена изменять мужу. Но если не злить губернаторшу, то помолвка с Тасенькой становилась почти неизбежной.
Ржевский мысленно выругался.
– Сопля? – произнёс он вслух. – Я сказал «сопля»? Да нет же! Сабля! Сабля висела…
– На носу? – ехидно спросил Бенский.
– На боку! – ответил поручик. – На боку у него висела сабля. Но по всем признакам он не вынимал её из ножен очень давно.
Губернаторша слушала с благожелательной улыбкой, а вот Ветвисторогова отвлеклась, высказывая некое пожелание лакею.
Ржевский решил, пока она не слышит, снова пытаться испортить настроение губернаторши:
– А ещё, помню, шла от этого француза такая вонь!