– Смотри, какого кавалера себе нашла… Кто он?
– Ржевский Александр Аполлонович, поручик в отставке, – отрекомендовался кавалер, коротко поклонившись и прищёлкнув каблуком.
Старушки что-то ответили, а в это время к ним подошёл официант, которого Ржевский успел подозвать до того, как начал представляться.
На подносе у официанта красовались бокалы с игристым вином и креманки с мороженым. В обычных условиях поручик предложил бы своей даме шампанского, но Тасеньке…
– Мороженого? – спросил он.
– Да, – ответила та, и в её голосе явно послышалось что-то от ребёнка, услышавшего про любимое лакомство.
Получив из рук поручика креманку, она на мгновение опустила взгляд, чтобы взять торчащую из креманки серебряную ложечку… и этого мгновения Ржевскому хватило, чтобы бесследно исчезнуть в толпе.
*
Оркестр играл галоп, но красавица-брюнетка, недавно замеченная Ржевским, в этот раз не танцевала – наверное, чтобы перевести дух. Вокруг неё могло бы собраться много кавалеров, развлекающих прелестницу разговорами о местном театре, столичных новостях и прочей ерунде, но всех отпугивал мрачный субъект в тёмно-зелёном мундире губернского чиновника. Судя по всему, муж. Склонившись к уху дамы, он что-то весьма строго ей шептал.
Ничто не мешало поручику приблизиться к этой паре и представиться. Правда, представляться самому считалось не слишком вежливым, однако Ржевского это обстоятельство не смущало, как и мрачный спутник брюнетки. Тем более что она опять бросила на Ржевского благосклонный взгляд.
Муж – не мальчишка, которого всегда можно отослать с поручением, потому что «дама желает» шампанского, фруктов, мороженого или сладостей. Но на случай, если придётся иметь дело с подобными церберами, у поручика Ржевского имелось две стратегии. И обе беспроигрышные!
Если спутник красавицы – военный, следовало представиться и затем спросить его: «Не встречались ли мы случайно перед битвой при Бородине?» и добавить: «Вижу в вас как будто знакомые черты». До Бородина Ржевский ещё не обрёл свою громкую славу, поэтому собеседник запросто мог поверить, что уже видел «того самого Ржевского», но не запомнил.
Если же спутник красавицы – штатский, следовало спросить: «Не доводилось ли нам видеться на вечере у великой княгини Екатерины Павловны?» Ведь все знали, что когда-то она была замужем за одним из прежних тверских генерал-губернаторов и часто устраивала вечера, собирая множество гостей. Это происходило задолго до Отечественной войны и Бородина, поэтому стать заметным гостем Ржевский не сумел бы, но теперь это играло ему на руку.
Знаменитые вечера Екатерины Павловны проводились в этом самом дворце, где теперь шумел бал, а больше о тех временах никто ничего достоверно не помнил, ведь прошло уже тринадцать лет. С тех пор Екатерина Павловна успела овдоветь, навсегда покинуть Тверскую губернию и даже обзавестись новым супругом, так что поручик, который лишь однажды случайно попал в гости к великой княгине, мог смело привирать для пользы дела.
Ржевский представился церберу, стерегущему очаровательную брюнетку, а в ответ услышал фамилию, совершенно не знакомую – Тутышкин, но притворяться давним знакомцем это обстоятельство, конечно, не мешало.
– Моя жена – Софья Петровна, – сказал цербер после того, как представился сам.
– Счастлив видеть вас, – ответил поручик, прикладываясь к ручке дамы, и теперь настало время спросить: – Не доводилось ли нам с вами, господин Тутышкин, видеться на вечере у великой княгини Екатерины Павловны?
– Не припомню, – сухо ответил тот.
– Но как же! – нарочито удивился поручик. – Вы же были в тот вечер, когда Карамзин читал своё сочинение? Как бишь оно называлось?
– «История государства Российского».
– Вот-вот. Оно!
– В тот вечер я приглашён не был, – всё так же сухо произнёс Тутышкин.
– Тогда откуда знаете, что там читалось?
– Других сочинений Карамзина не помню.
– Но мне кажется, я видел вас! – не отставал поручик: – И, полагаю, что если бы рассказал вам о событиях того вечера, вы бы хлопнули себя по лбу и сказали: «Конечно же, я там был».
– Не стану хлопать себя по лбу, – сказал Тутышкин, но Ржевский как будто не слышал:
– У Карамзина в сочинении было кое-что про Рюрика, и вот когда чтение дошло до того отрывка, я объявил всем собравшимся, что Ржевские ведут свой род прямо от Рюрика.
– Не присутствовал, к сожалению, на том вечере, – повторил собеседник, а Софья Петровна, явно подстреленная Амуром, в очередной раз бросила на поручика одобрительный взгляд.
– Великая княгиня, – продолжал болтать Ржевский, – тогда улыбнулась мне и сказала: «Историю вашего рода мы в другой раз послушаем».
– Очень интересно, – произнёс Тутышкин, – но моя жена устала и как раз перед вашим приходом просила меня отвести её в буфет.
– О! Я сам принесу Софье Петровне из буфета всё, что она пожелает.
– Можете не утруждаться.
– Но я ещё не рассказал вам историю своего рода!
Отставать от этой пары поручик не собирался, так что, следуя за ними в сторону буфета, болтал без умолку:
– У Рюрика было двое братьев. Один с синими усами…
– С синими усами? – удивлённо переспросила Софья Петровна.
– Да, сударыня, – тут же кивнул Ржевский, довольный, что смог увлечь даму беседой. – Его же так и звали – Синеус. А другой Рюриков брат имел усы самые обычные… но был он, правду сказать, плохо воспитан и вообще свинья.
Поручик выразительно посмотрел в сторону мужа Софьи Петровны, давая понять, что о плохих манерах заговорил не случайно, и Тутышкин, кажется, понял. И даже предпринял контратаку.
– А какого же цвета были его «самые обычные» усы? – спросил он, приглядываясь к усам поручика. – Может, рыжие?
– Нет, совершенно точно не рыжие, – возразил Ржевский. – Светлые… или тёмные, – поправился он, глядя на усики своего собеседника. – И был этот брат не только свинья, но и вор!
– Да отчего же вор? – Тутышкин явно не ожидал такой дерзости. Мгновение назад он решительно шествовал с женой в сторону буфета, а теперь резко остановился. – Объяснитесь, поручик.
– Да оттого, что имя у него такое было, – непринуждённо отвечал Ржевский.
– Не понимаю вас.
– Так звали же его Фрувор, – улыбнулся поручик. – Только вслушайтесь в это имя: Фру-вор.
Тутышкин, судя по всему, решил сделать вид, что не понял прозрачного намёка:
– Вы как-то странно выговариваете звук «т». Насколько мне известно, второго Рюрикова брата звали Трувор.
– Нет, Фрувор! – настаивал Ржевский.
– У Карамзина так написано.
– А откуда вы знаете, если сами говорили, что на том вечере, когда Карамзин читал своё сочинение, вас не было?