Ржевский тоже посмотрел на портрет и изобразил смиреннейшего просителя:
– А может, всё-таки… в свободное от службы время… – Поручик снова посмотрел на Тайницкого. – Вы же сказали, что у вас есть сомнения.
– Я сказал, что их почти нет, – напомнил чиновник.
– Так, может, сначала проверим, что в солонке? На всякий случай. А затем вы частным порядком поговорите с мадам Тутышкиной. Пусть признается, откуда взяла яд. А?
– Я так понимаю, что в полицию вы не пойдёте? – спросил Тайницкий. По голосу было понятно, что он уже готов согласиться, поэтому Ржевский ничего не ответил, чтобы неосторожным словом не разрушить всё. – Хорошо, – наконец сказал Тайницкий. – Может, вы и правы. Улик в этом деле маловато. Для скандала хватит, а вот для того, чтобы дело дошло до суда, может и не хватить.
Поручик по-прежнему молчал, чтобы чего-нибудь не ляпнуть, а Тайницкий опять взглянул на портрет Николая Павловича, будто испрашивая разрешение, и сказал:
– Я завтра же отдам солонку на экспертизу и завтра вечером жду вас на разговор. Не придёте – сам расскажу полиции всё, и пусть там разбираются и с мадам Тутышкиной, и с вами. Не забывайте, что мой временный кабинет – в полицейской части, так что визит к начальнику полиции не займёт у меня много времени.
– Этого не потребуется. – Ржевский помотал головой. – А в котором часу мне к вам зайти?
– Приходите, как сегодня.
– Хорошо.
– А сейчас отправляйтесь спать, – сказал чиновник.
Поручик хотел было повиноваться, но вдруг вспомнил:
– Но я не могу спать! У меня свидание… с мадам Тутышкиной.
– Отмените.
– А… – Отменять свидание Ржевскому не хотелось. – А если она что-то заподозрит?
– Ну, хорошо. Идите, но не болтайте там. Лучше вообще обойдитесь без разговоров.
Ржевский задумался. Если ничего не говорить на протяжении всего свидания, то надо всё время что-то делать – чтобы времени и сил на разговоры просто не осталось. Это было трудно, но вполне возможно.
– То есть я к ней прихожу – и сразу к делу? – уточнил поручик. – Чтоб без разговоров.
– А вы сможете?
– За кого вы меня принимаете? Конечно!
*
Поручик Ржевский был уверен в своих силах. Поэтому, оказавшись у забора Тутышкиных незадолго до полуночи, повёл себя так же, как в прошлый раз: велел Ваньке, чтоб приезжал забирать своего барина не раньше, чем через четыре часа. Четыре часа жаркой баталии без всяких перерывов на переговоры с противником – разве Ржевский на такое не способен? Случалось и дольше!
Ночь выдалась такая же тёмная и морозная, как в прошлый раз. Вокруг было так же тихо, и Ржевский так же, как в прошлый раз, принялся мурлыкать романс «Ночною темнотою покрылись небеса…»
Когда поручик перелез через забор и подошёл к особняку, где-то неподалёку точно так же начала лаять сторожевая собака, но так же скоро угомонилась.
«Все люди для покою закрыли уж глаза», – промурлыкал Ржевский. Ключ от чёрного хода он и в этот раз не позабыл. Тихо открыл дверь и осторожно поднялся по лестнице на второй этаж, где располагалась спальня Софьи.
На всякий случай прислушался. Было тихо: в спальне никто не разговаривал. Из щели под дверью пробивался слабый свет, как от единственной свечи.
– Внезапно постучался у двери Купидон, – тихо пропел Ржевский продолжение любимого романса, осторожно открыл дверь и вступил в полумрак комнаты.
Софья, облачённая в пеньюар и ночную сорочку, в томной позе лежала на кровати.
– Мадам, я к вам, – сказал поручик и начал раздеваться.
Софья соскочила с кровати и поспешила запереть дверь, но когда ключ повернулся в замочной скважине, дама почему-то не поспешила кинуться в объятия поручика. Она стояла и ждала.
Ржевский решил, что должен сам кинуться на даму, поэтому начал раздеваться ещё поспешнее. Но когда он избавился почти от всей одежды и остался в одних рейтузах, то услышал:
– Саша, нам нужно побеседовать.
«Этого ещё не хватало!» – подумал поручик. Ведь Тайницкий запретил вести с Софьей разговоры. Единственным выходом из положения было немедленное и решительное наступление!
Противник стремился уклониться от боя, а когда попал в кольцо окружения, то есть в объятия Ржевского, всё же сумел ускользнуть со словами: «Саша, не сейчас». Однако поручик не позволил врагу занять выгодную оборонительную позицию и методично преследовал вражескую армию на всём пути от двери до туалетного столика и от туалетного столика до окна.
Противнику ничего не оставалось, кроме как отступить к кровати, и там он после недолгого сопротивления был опрокинут. Отдельные части вражеской армии ещё пытались что-то предпринять. Например, руки противника упёрлись поручику в грудь.
– Саша, ну прошу тебя: давай сначала поговорим, – произнесла Софья. Однако Ржевский отверг даже саму возможность переговоров, развязывая ленточки пеньюара на даме и снимая с себя рейтузы.
Нынешняя позиция поручика позволяла вести только фронтальную атаку, но и этого оказалось достаточно, чтобы вражеская армия вскоре решила капитулировать, взмахнув белым флагом, то есть пеньюаром, отброшенным за ненадобностью. Правда, окончательная капитуляция всё откладывалась и откладывалась.
– Ах, ещё! Ещё! – шёпотом просила вражеская армия, которая по расчётам поручика могла бы окончить сражение ещё полчаса назад, но всё никак не сдавалась. Он уже начал подумывать о перегруппировке некоторых своих частей, а то одну из них – левую ногу – могло свести судорогой от долгого напряжения.
И всё же перегруппировка не потребовалось. Послышался тихий вскрик, означавший, что враг окончательно разгромлен, а Ржевский с чувством глубокого облегчения произвёл финальный залп и уткнулся лицом в плечо дамы.
– Теперь-то мы можем побеседовать? – спросила Софья почти сразу после этого.
Поручик сделал вид, что не услышал, лёг рядом и закрыл глаза, притворяясь, будто собирается заснуть.
– Саша, ну не спи! – Софья принялась его тормошить. – Нам надо побеседовать.
Ржевский отчаянно притворялся спящим.
Дама обиженно произнесла:
– Почему все мужчины так? Сделали дело – и сразу засыпаете.
«Это чтобы не разговаривать», – мысленно произнёс поручик, а вслух – захрапел.
– Саша, ты плохой актёр, – сказала Софья, снова начиная его тормошить. – Я не верю, что ты спишь.
– Ну, хорошо. Я не сплю, – сказал Ржевский, снова поднимаясь в атаку.
Дама, взглянув на ту часть тела поручика, которая поднялась в атаку наиболее явно, даже не поверила: