Марокко мы покидали в шесть утра. Я уже забыл о девушке в синем костюме, которая встречала нас под дождем. Когда раздалась команда «Поднять трап», она появилась. И стала ходить по причалу вдоль судна, глядя на нас такими же печальными глазами, как в первый раз. Когда отдали носовой шпринг, эту последнюю ниточку, ещё связывавшую нас с берегом, она вдруг быстро достала платочек. Она плакала.
Я так и не узнал, кто она, почему не решилась подойти к нам, почему её так тянуло к судну. Может быть, была она советской девушкой и совершила что-то нехорошее, и теперь страшно ей смотреть в глаза морякам и страшно, что нет у неё больше родины. Возможно, вышла замуж за иностранца и счастливая унеслась в экзотическую страну, и нет больше сил жить в чужом краю. Может быть, родилась в этих африканских краях и никогда не видела своей родины, но её тянет родина, и она бежит в порт, чтобы хоть взглянуть на пароход — этот крошечный островок недосягаемой для неё отчизны.
Мы ушли уже далеко-далеко, а я все еще видел на причале поникшую фигурку. Она уменьшалась и даже в бинокль казалась теперь темным, бесформенным силуэтом.
В следующий рейс я пошел с комсомольско-молодежным экипажем турбохода «Физик Вавилов». Этот сухогруз, построенный в Николаеве, водоизмещением двадцать две тысячи тонн, может развивать скорость более двадцати узлов. Даже США не имеют такого судна. Правда, их лучший сухогруз дает не меньшую скорость, но грузоподъемность его значительно ниже.
Нам предстояло доставить цемент в Сингапур, чугун — в Японию, затем взять на Сахалине бумагу для Индии и по пути туда снова зайти в Сингапур и на остров Пенанг за каучуком для Одессы.
Первая стоянка — в Порт-Саиде, где формируются караваны судов и дважды в сутки — в семь утра и одиннадцать вечера — уходят через Суэцкий канал в Красное море. Чтобы попасть в караван, надо прибыть на рейдовую стоянку за три с половиной часа до его отправления. Опоздаешь на несколько минут, и можно зря простоять целый день или ночь. И это не прихоть администрации. Слишком большой поток мирового транспорта пропускает канал, и надо проверить каждое судно, в состоянии ли оно пройти этот канал, не задержав всего каравана. Впрочем, администрация не заинтересована задерживать суда в Порт-Саиде. Если опоздает судно, но есть возможность проверить его до отхода каравана, этой возможностью всегда пользуются.
В Порт-Саид мы прибыли ночью. Вокруг будто исполинский аттракцион. Бесчисленное количество огней на воде, на земле и в воздухе. Весь в разноцветных огнях город, в огнях порт, сияют огнями сотни судов на рейде. Огни на воде движутся то медленно, то стремительно, меняется их окраска, потому что и цветами огней капитаны выражают свои требования и просьбы к берегу. Огненные лучи световой морзянки полосуют рейд в разных направлениях, грохочут якорные цепи, усиленные мегафонами несутся на всех языках мира команды с капитанских мостиков, бушуют джазы на пассажирских судах.
Но вот и у нас прозвучала команда:
— Отдать правый якорь!
Не успело ещё судно развернуться по течению, как у трапа один за другим появились катера: полиция, администрация, таможенники, санитарный надзор, морской агент, шипшандлер. Они проверяют мерительные свидетельства, судовую роль, емкость балластных танков, берут данные о запасах воды и топлива, о радиостанции и множество других.
Мы поднимаем на борт две команды арабских швартовщиков и их две шлюпки, двух электриков с огромным прожектором. Где-то там, впереди, канал будет разветвляться на два рукава и снова сходиться в один, и именно в этом месте мы повстречаемся с другим караваном и будем пропускать его. Вот тогда и потребуются швартовщики, которые спустят свои шлюпки, возьмут концы и закрепят их на кнехтах, установленных по обоим берегам на всём канале.
Перед отходом появляется и арабский лоцман. Ещё недавно лоцманами здесь были только англичане. После национализации канала ни один араб не знал лоцманского дела. Английские колонизаторы не только надеялись, но и громко кричали, что, национализировав канал, арабы создадут в Суэце пробку, застопорят движение мирового флота, ибо не сумеют провести по каналу ни одного судна. Но на помощь пришли советские люди и моряки других стран. Ещё и сейчас многие караваны ведут иностранные лоцманы, но с каждым годом их становится меньше: эту сложную профессию с успехом осваивают арабы, и совсем скоро они уже не будут нуждаться в помощи иностранных моряков.
Впереди нас по каналу шли четыре судна, а всего в караване их было семьдесят шесть. С одной и той же скоростью, в одной бесконечной колонне, единым строем и на равных началах шли суда под флагами десятков стран.
С верхнего мостика в бинокль караван был виден до самого горизонта.
Когда мы подходили к Исмаилии, свободные от вахт и работы моряки собрались в «курилке». Хотя здесь действительно курят, но название это совсем не подходит к очень уютному уголку, похожему на веранду, между главной и шлюпочной палубами, где стоит большая садовая скамейка. Место, хорошо укрытое от ветра, дождя и солнца, откуда видны горизонты, всегда привлекает моряков и никогда не пустует. Здесь обсуждаются судовые новости, ставятся прогнозы на будущее, состязаются острословы и идет великая морская «травля».
Едва судно достигло Исмаилии, первый помощник капитана Анатолий Фомин сказал:
— В этом месте произошел интересный случай, когда я плавал на «Славгороде». Наш караван растянулся на несколько километров. Мы шли третьими, а всего в караване было больше пятидесяти судов. Как и обычно, на носу танкера устроились два арабских электрика со своим прожектором. На подходах к Исмаилии уже стемнело, и они начали регулировать прожектор. Один из них не удержался и упал в воду.
Что было делать капитану Кухаренко?
Свернуть в сторону — значит, вероятнее всего сесть на мель. Дать задний ход, остановиться? Нельзя. По пятам идет целый караван. Не говоря уж о серьезной аварийной обстановке, которая создастся обязательно и очень возможно, приведет к аварии, такой маневр закупорит весь канал и прежде всего задержит движение каравана. Продолжать путь прежним курсом — значит втянуть под винты человека.
Всё это отлично понимал иностранный лоцман, который вел судно, и он крикнул:
— Так держать!
И тут же раздалась команда капитана Кухаренко:
— Отставить! Стоп, машина! Право на борт!
— Снимаю с себя ответственность! — закричал лоцман.
Никто ему не ответил. Одна за другой неслись команды. Взвились белые ракеты, осветив всю местность, полетели на воду светящиеся буйки, загремела лебедка, и плюхнулся на воду моторный бот. По всему каналу раздались сигналы: «Человек за бортом, выхожу из каравана». Били электрическими искрами эхолоты, показывали глубины. Медленно проплывали мимо иностранные пароходы. Ныряли матросы в поисках человека.
Его нашли, подняли на борт, привели в сознание. А спустя несколько дней мы получили благодарственное письмо управления компании Суэцкого канала за спасение электрика, оказавшегося отцом шестерых детей.
Большинство людей так устроено, что стоит им выслушать какую-либо историю, как сами они стремятся рассказать что-то подобное. И начинается. «Это что, а вот у нас был случай…»
Так произошло и в тот раз. Во многих портах моряки видели, как дешево ценится жизнь в капиталистическом мире, видели дикие нравы этого мира. Начались воспоминания. Фомин слушал. Потом сказал:
— Сколько поразительных историй, и всё это мы держим в тайне.
— Почему в тайне? — обиделся кто-то. — Рассказываем, если к слову приходится.
— А если не придется к слову?
Стали выяснять, кто рассказывал советским людям о зарубежных нравах. Выяснилось, что почти никто, а если и говорили, то в очень узком кругу.
Фомин задавал вопросы будто из простого любопытства, но они и подвели к мысли, которую высказал секретарь комсомольской организации электрик Гриша Антоненко. Он сказал:
— Созовем комсомольское собрание, отберем нескольких наиболее грамотных ребят, поручим выступать с до-кладами о том, что мы видим в капиталистических странах.
— А ведь тут, пожалуй, полный кворум, — обвел взглядом собравшихся Фомин. — Вот и будем считать, что это идет у нас открытое комсомольское собрание.
Так и порешили. Это было собрание, где председателя и секретаря избирали перед тем, как принять резолюцию. А в резолюции было сказано: «Мы, комсомольско-молодежный экипаж турбохода «Физик Вавилов», совершаем регулярные рейсы в дальние страны. Бывая в иностранных портах, посещая города Запада, Африки, Азии, пересекая границы двух миров, мы невольно сравниваем две мировые системы. Мы видим, как попирается достоинство простых людей, подавляется их воля, какие огромные средства и силы поставлены на пропаганду лживой свободы капиталистического мира, как ведется антисоветская пропаганда.
Мы берем на себя обязательство систематически проводить беседы на предприятиях, в учреждениях, домах отдыха, санаториях южных портов о виденном нами в мире.
В пятьсот иностранных портов заходят наши торговые суда. И если моряки Черноморского пароходства, Дальнего Востока, Прибалтики, Севера возьмут на себя подобные обязательства, если каждый экипаж выделит нескольких агитаторов, они сумеют рассказать большой массе советских людей об истинном лице капиталистического мира».
В Исмаилии — смена лоцманов. На борт поднялся Алексей Никитич Довженко, бывалый советский капитан, который несет здесь лоцманскую службу со дня национализации канала и передает свой богатый опыт арабским морякам. Смотреть на него приятно. Большой, уверенный. Спокойное, доброе лицо. Ещё приятнее с ним разговаривать. Человек широкого кругозора, интересов, он знает отнюдь не только морское дело. Ну, а что касается Суэца, то не зря Алексей Никитич написал о канале книгу: он оказался великолепным гидом.
Путь по каналу однообразен. Берега ограждены буями. Справа и слева — пустыня. Песок, песок, дюны. По набережной бегут машины и поезда. Едут на верблюдах. Поселки не часты. Вот городок: домики с плоскими крышами лепятся один к другому, как террасы. Мужчины в белых галябия — длинных до пят рубахах, женщины с закрытыми лицами, купающиеся в канале дети.
Суэцкий канал вывел нас в Красное море, самое соленое в мире море. Оно соединяет Азию и Африку и отличается большими странностями. В него не впадает ни одна значительная река. Три четверти года его воды текут в Средиземное море, а с июля по сентябрь — обратно. И как раз случилось так, что в оба направления, и из Одессы и в Одессу, мы шли в Красном море по течению.
Бесчисленное количество бактерий окрашивают его в нежные, красивые цвета. Вода удивительно прозрачна, но купаться опасно. Здесь свирепствуют тигровые акулы, меч-рыба, осьминоги, морские змеи. На человека змеи не нападают, но если случайно наступишь на них или коснешься рукой, тогда худо. Спастись уже трудно. Да и вести судно здесь нелегко: уйма рифов, укрытых водой, незаметных.
В Аденском заливе нам опять не повезло — налетел хариф. Поразительно: куда ни глянь, до горизонта — вода. Но летит густая, белая пыль. Она на палубах, забивается в щели, хрустит на зубах.
И вот «Физик Вавилов» уже у берегов Малайи, на три четверти покрытой вечнозеленым тропическим лесом. Над жилищами и вокруг них пальмы. Много всяких пальм, от низеньких, широколистых до таких высоких, как мачты Братской ГЭС.
Приезжать сюда надо было, конечно, в январе, а не летом, как это получилось у меня. В январе здесь не жарче, чем летом в Крыму. А сейчас спасение только в каютах, салонах и в красном уголке. Там кондиционированный воздух, там просто рай.
Мы шли в Малайзию, в край каучука и ананасов, олова и кокосовых орехов. Более трети мировой добычи олова и до сорока процентов каучука дает маленькая Малайя. Она занимает первое место в мире по смертности от туберкулеза.
В Малайзии живут китайцы и малайцы. Китайцев немного больше, чем малайцев. Англичан почти нет совсем. Малайцы занимаются сельским хозяйством, обрабатывают китайские и английские плантации, добывают руду, выполняют черную работу. В руках китайцев вся торговля: мелкая, крупная, оптовая, часть рудников и каучуковых плантаций. Государственные служащие, бесчисленное количество коммивояжеров, агентов, посредников, управляющих, директоров контор тоже китайцы. Квалифицированные рабочие — китайцы. Кварталы китайских миллионеров расположены на набережных и высоко над уровнем моря, куда ведут хорошие дороги.
Ещё недавно в Сингапуре был английский губернатор со своими подчиненными, немного деловых людей Англии, которые владели каучуковыми плантациями и оловом, и английские войска, которые охраняли губернатора, деловых людей и следили, чтобы на плантациях и рудниках было всё в порядке.
Узкий и длинный Малаккский полуостров, точно исполинский шлагбаум, перекрыл кратчайшие пути между Индийским и Тихим океанами, оставив только узкий проход через Малаккский пролив. Недалеко от входа в него, на малайском острове Пенанг стоит английская военно-морская база Джорджтаун, а у выхода — английская военно-морская и военно-воздушная базы Сингапур.