- С Бочковским?
Вспомнился давний разговор, когда везли Темника принимать 1-ю гвардейскую бригаду: чуяло его сердце.
- Темник со мной посоветовался и назначил в передовой отряд Володю Жукова. Бочковский обиделся, вспылил. Я поговорил с Бочковским, тот уже сам каялся. Так что уже порядок в танковых войсках.
Вслед за переправившимися танками и мы перебрались в Ново-Място. Справа и слева от дороги валялись груды стали, дерева, загромоздившие кюветы. На скате песчаного холма стояли полувкопанные шестиствольные минометы. Всего их было двенадцать, все заряжены. Рядом лежала минометная прислуга: разведчики Балюка успели сюда как раз вовремя. Дальше, за холмом, виднелось шесть обгорелых танков и полузаваленные песком противотанковые пушки.
На выезде из местечка нас поразил вид шоссе. Сколько хватал глаз, оно было забито изуродованными машинами, пушками, попадались самоходки.
- На километр, пожалуй, будет,- привычно смерил глазом Ружин длину мертвой колонны.
- Вроде побольше, - откликнулся Коровкин.
Растаскивать эту гигантскую пробку не было времени. Танкисты просто проложили рядом новую дорогу прямо по заснеженному полю. Осторожно двигаемся по ухабистой колее, дивясь колоссальному количеству разбитой техники.
- Кто здесь работал, Антон Тимофеевич?
Но Ружин не знал.
Недалеко от хвоста колонны замечаю "тридцатьчетверку", черную от копоти, с сорванными гусеницами и пробитой пушкой. Ровными кругами лежат вокруг нее трупы немецких автоматчиков. Из-под днища, будто поверженная к ногам танкистов, выглядывает противотанковая пушка. Рядом с советским танком аккуратно положено тело танкиста. Из приоткрытого люка автоматчики с обнаженными головами достают тело второго.
Подъезжаем поближе. Есть в этой обгорелой машине что-то величественное, будто стоит она здесь, как монумент в память погибших героев.
- Кто это?
- Командир танка младший лейтенант Алексей Бодров, - ответил автоматчик. Потом показал на тело, лежащее на земле. - А это механик-водитель старший сержант Котарев.
Боец махнул рукой, как бы охватывая ею всю бескрайнюю колонну.
- Это в основном их работа...
Сожженные останки Алексея Федоровича Бодрова осторожно положили рядом с телом его верного друга, механика-водителя.
Автоматчик тихо продолжал:
- Как заняли мы Ново-Място, сразу увидели с холмика - немцы прут! Машин, пушек, самоходок - до горизонта. А нас всего - разведдозор и один бодровский танк. Понимаем - идут войска занимать укрепления. Лейтенант Балюк говорит: "Гвардейцы! Стоим насмерть. Продержимся до подхода главных сил или помрем за Родину". И тут Бодров рванул на третьей скорости вперед. Смотрим, врезался он в колонну и пошел давить. Жуть смотреть было, как машины подминал: не соображали немцы, что впереди творится, очень быстро все случилось... Уходил он все дальше, потом скрылся. Мы с пехотой справились и тоже пошли вперед. Смотрим - ползет башнер по дороге, за машинами хоронится. "Трудно, - говорит, - танк подбили, командира и механика тяжело ранило. Они, - говорит, - меня за подмогой послали. Быстрее, там немцев туча, сожгут наших". Мы - вперед, а противник опомнился, оборону занял. Танк на виду был, иногда - как станет потише - слышалось: "Сдавайс!" Это кричали ихние автоматчики, которые к танку подползали. Бодров из люка гранату в них кинул, потом вторую. Горохом кругом рассыпались фашисты. Тут и загорелся танк. Они снова: "Сдавайс!" Бодров высунулся из люка по пояс да еще парой гранат саданул. "Гвардия не сдается!" кричит. Встали мы, прорвались к танку. Сколько вокруг гадов было - всех уничтожили! Да поздно. Не сумел Бодров вылезть, видать, рана была тяжелая; драться мог, а выйти сил не было.
Автоматчик посмотрел на обгоревшие тела героев:
- Редкой смелости были люди. Это ж за всю войну не слыхано: одним танком такую колонну уничтожить! Где такие родятся?!
- У нас,- вдруг сказал Ружин. - У нас родятся...
...Вскоре Указом Президиума Верховного Совета Алексею Федоровичу Бодрову посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.
* * *
Ко второй половине дня 17 января армия целиком переправилась на противоположный берег Пилицы и, не оглядываясь назад, устремилась в заданном направлении - на север, в обход Варшавы с юго-запада. Примерно в это время в Ново-Място прибыла опергруппа штаба во главе с полковником М.Т. Никитиным. Он привез радостное известие: остатки и штаб злосчастной 25-й танковой дивизии, потрепанной Гусаковским, разбитой Темником, бежали на юг, подальше от танковых армий, и здесь напоролись на мотоциклетчиков Мусатова, стороживших оголенный левый фланг армии. На переправе через небольшую речушку Оджилувку вражеская колонна, насчитывавшая несколько сот машин, была начисто уничтожена. Все штабные документы достались нам, но, впрочем, документы дивизии, от которой за двое суток наступления сохранился только номер, никого уже особенно не интересовали.
Никитин ходил по штабной избе с встревоженным видом, часто разглядывал карту.
- Что забыл, Никитин? - Михаил Ефимович приметил необычную нервозность начальника оперативного отдела.
- Вот здесь, - пальцы Никитина пробежали по западному берегу Вислы на обширном пространстве от Магнушевского плацдарма и до самой Варшавы, занимали оборону несколько пехотных дивизий противника. Ситуация такова, что, если они не хотят остаться в окружении, остается им последний шанс: успеть проскользнуть в разрыв между танковыми и общевойсковыми армиями, прорезать тылы Богданова, потом наши и уйти на юг. Разрешите в связи с этим подтянуть ближе к КП бригаду Бойко и мотоциклетчиков.
Катуков не возражал. Мы развернули штабные рации, и началось налаживание связи. Внезапно на КП прибежал радист. Окровавленный, запыхавшийся, он еле выдохнул:
- Немцы прут! Танки... Машу убили! Рация разбита.
А противник уже заполнял улицы полуразрушенного селения: колонна надвигалась на нас. Только кое-где вспыхивала перестрелка - это радисты героически сражались. Потом их стали прикрывать мотоциклетчики, но неравенство сил было все еще слишком большим.
Где бригада Бойко? Радист штаба Федоров продолжал упорно стучать ключом. У рации залегла комсомолка Железнова, огнем из карабина прикрывая работавшего товарища. "Уже сообщил, товарищ генерал!" - каким-то осевшим голосом доложил радист. Приглядываюсь: рука, лежащая на ключе, - вся в крови, без пальцев.
И все-таки Бойко вовремя узнал про нападение на КП армии.
Мы позже установили, что на нас навалилось свыше двух тысяч немецких пехотинцев при поддержке танков и самоходок. Быстрее всех опомнился Никитин может быть, потому, что с самого начала ждал чего-то в этом роде. Молниеносно очутившись во дворе, он скомандовал зенитному дивизиону, прикрывавшему штаб: "Орудия на прямую наводку! По фашистским гадам - огонь!" Первым снарядом был подбит немецкий танк, выползший в конце улицы. Шквал нашего огня заставил отхлынуть и пехоту. Но через несколько минут гитлеровцы снова в отчаянном порыве кинулись вперед. Снова зенитчики и пулеметчики задержали противника. И в этот момент подоспел Бойко.
Должно быть, Иван Никифорович соскучился по "настоящей работе". Его танки носились, поливая огнем и свинцом мечущиеся в панике толпы гитлеровцев. Бой был удивительно скоротечным: через двадцать минут среди сплошного пожарища валялись сотни трупов. Вошедший Бойко поздоровался, принял поздравления с удачным боем и сказал:
- Думаю, что тут теперь задерживаться нельзя. К утру такой запах будет не вздохнуть. Надо удирать!
Дальнейшие полтора десятка часов - с вечера 17 до полудня 18 января были, пожалуй, самыми тяжкими за весь период наступления. Шалин доложил по рации, что после того, как разрешил Веденичеву - начальнику штаба корпуса Бабаджаняна - переехать на новое место, из корпуса перестали поступать сведения. Наученный горьким опытом М.А. Шалин уже не дал разрешения на переезд Воронченко - начштаба корпуса Дремова - пока тот не сообщит положения войск. Но это оказалось без толку: Воронченко все равно не знал, где находятся части, и только пытался хитрить, чтобы отделаться от настойчивого начальства и поскорее уехать поближе к войскам. Наконец начштаба корпуса сознался напрямик: "Отстал от войск, разрешите мне выезд. Догоню части - сразу дам сведения". Шалин разрешил.
Два часа прошло, три часа...
Ни слуху, ни духу!
Состояние наше легко себе представить.
Что делать? Командарм опасливо косится на рацию. Если еще маршал Жуков вызовет - совсем беда!
- Едем к Раве-Мазовецкой,- предлагает он.- Бабаджанян должен быть где-то в том районе. Сразу и сведения сможем сообщить Михаилу Алексеевичу.
Другого выхода не видели. Уже усаживаясь в бронетранспортер, Катуков мрачно пошутил:
- Все-таки от прямого провода подальше будем. Пусть Шалин отдувается, как сумеет.
- Да, у него сейчас незавидное положение...
Было темно, когда мы подъехали к Раве-Мазовецкой. А кто там - свои или противник - не имели представления. Немного успокаивала перехваченная по дороге непонятная радиограмма: "Бочком, Алеша, бочком, культурненько". Это Гусаковский наставляет Карабанова. Значит, они где-то близко?
Если б мы знали тогда, что это означало!
Въехав на южную окраину Равы-Мазовецкой, остановились у здания школы. Кругом шел бой. Из леса по центральным улицам били пушки, оттуда кто-то отчаянно огрызался огнем, на восточной окраине тоже основательно постреливали, а людей никого не было видно! Только повсюду сплошной огонь, полосы разрывов и десятки воронок.
- Куда же ехать? - задумался Катуков.