Подбежал лейтенант:
- Товарищ командующий! Вам пакет от начальника штаба армии.
Подсвечиваю плоским фонариком, пока Михаил Ефимович разрывает засургученный пакет и начинает читать вслух:
- "На флангах армии обнаружены значительные силы противника. Особенно справа - на фланге корпуса Гетмана..." Карту! - лейтенант развернул карту."...между Тарнобжегом и излучиной Сана". Кириллыч, смотри, вот где! "Разведка сообщает, что слева находится одна танковая и одна пехотная дивизия". Я это сегодня почувствовал: не успел Мелец проскочить - по мне из танка выстрелили. Решил кое-что предпринять и, значит, не напрасно... Ждем, гости дорогие!
Катуков достал из кармана огрызок простого карандаша. Никакого другого "орудия письма" командующий не признавал.
"Доложите начальнику штаба фронта,- писал он Шалину, подводя итоги дня: плацдарм захвачен, форсирование идет успешно. К утру на плацдарме будет вся армия".
Среди ночи мы уловили резкие удары полупонтонов о воду. "Один... второй... третий... Сейчас будет паром",- считал Катуков. Были видны мчавшиеся к берегу на бешеном ходу грузовики, подгоняемые криком командира: "Скорей! Еще скорей!". Невероятный поворот у самой кромки (или, по-военному,- у самого уреза) - и металлический полупонтон слетел прямо в воду. Только его подхватили руки саперов, как у уреза развернулась следующая машина. Саперы скрепили полупонтоны в понтон, два понтона в паром, к нему прицепился черный трудяга-катерок, и полсотни тонн груза поплыли к западной пристани - эстакаде. Не прошло и десяти минут, как "тридцатьчетверки" рванулись вдоль берега, уничтожая огневые точки врага. Переправы работали всю ночь с предельной нагрузкой и на максимальной скорости: при таких бомбовых ударах иначе нельзя. Гвардейское спасибо понтонерам полковника Я.А. Берзина!
Но и противник действовал оперативно. Бомбежка не уменьшалась. Проклятая луна! На воде все видно. Вой сирены смешался с гудением "юнкерсов". На бреющем полете прошли они между берегами, внимательно осматривая водную гладь и "украшая" ее серебристыми султанами вспенившейся воды. Работа легкая - зенитки молчат, ястребков тоже нет, и через несколько минут бомбовозы улетели. Паром разбит, машина затоплена, кругом тела убитых и раненые.
- Химика! - гремит Катуков.
Полковник В.И. Рязанов вырастает на голос командующего.
- Где твои люди? Дымку, дымку давай! Окуривай днем, ночью, да пошире, километров на пятнадцать. Чтобы они из-за твоего дыма переправу не обнаружили! Не стесняйся!
Вид у Рязанова смущенный: он будто чувствует себя виноватым за бомбежку.
- Дымку дадим, товарищ командующий. Сколько нужно, все дадим. Шашек сэкономили - до Берлина хватит!
Уже не первый раз в тот день услышал о Берлине. Сразу за пограничным столбом столица Германии начала казаться солдатам и офицерам близкой оперативной целью. Вот даже химики шашки "для Берлина" экономят.
- О Берлине потом позаботимся,- улыбнулся подобревший Катуков. - Давай на Висле сначала поработай. - И повернулся ко мне: - Я пока в бригаду пойду... Горелов ранен!
- Ну, а я в корпус к Гетману,- ответил я, пожимая его руку.
Дойти до корпуса Гетмана было делом получаса. В ночной темноте стучали топоры саперов, около танков возились экипажи.
Командир 11-го гвардейского Прикарпатского танкового корпуса генерал Андрей Лаврентьевич Гетман - человек с широким военным и политическим кругозором. Его имя стало популярным в бронетанковых войсках еще со времен боев на реке Халхин-Гол. В начале войны Гетман командовал 112-й танковой дивизией, которая за массовый героизм и умелые боевые действия под Москвой и Тулой первой в танковых частях была награждена орденом Красного Знамени.
Белая пелена тумана перепуталась с черной стеной дымовой завесы. На обрыве, чутко вслушиваясь вдаль, стоял командир корпуса. Подойдя сзади, я спросил:
- О чем задумался, Андрей Лаврентьевич?
- Есть о чем задуматься,- ответил Гетман.- Тарнобжегскую переправу не захватил... Немцы такое предмостное укрепление создали, что Гусаковский вынужден был отказаться от цели. Пришлось свернуть сюда, на Махув. Решил форсировать Вислу здесь. Бригады готовятся, ждут подхода переправочных средств. А сейчас вот как будто слышно "ура" в расположении бригады Гусаковского... Слышите? Опять! К чему бы это? Пошли!
Но по дороге пришлось задержаться. Меж кустами ужинала небольшая группа автоматчиков. Среди них выделялся богатырский силуэт. В нашей армии были только две такие мощные фигуры: у комкора Гетмана и у его ординарца бывшего морского пограничника Петра Ивановича Селезнева.
Из-за кустов донеслось:
- Ну, денщик, расскажи, какие новости у вас в штабе. Ты же возле начальства находишься! Завел твой генерал до Вислы, а кто отсюда живым вернется?
Селезнев промолчал, но пожилой, судя по голосу, солдат обратился к спросившему:
- Ты давно у нас?
- Больше месяца.
- Тогда не маши помелом. Наш командир зря никуда не заведет. А куда заведет, так и выведет, если надо. Я с ним воюю три года. А ты говоришь больше месяца...
Зазвучал баритон Селезнева:
- За "денщика" тебе бы надо флотскую норму врезать. Я не просто ефрейтор, я - старший матрос погранвойск. Но всем дуракам не врежешь! Теперь я спрошу. Вот у меня орден, видишь? Сегодня получил. За денщика? Вовремя термос подал? Дураков нет! Слышал про дорожное ЧП?
- Нет, а что?
- Начальника инженерных частей корпуса немцы в лесу сцапали. Мой-то катил следом, ему всегда вперед надо. Глядим, целый взвод на дороге - "хенде хох" орут. Я и бил с автомата, пока шофер разворачивался. Ранило меня, а все равно бил. Генерал орден с себя снял и мне привинтил. Вот за что ординарцам ордена дают! Да мало дела у меня, что ли? Лейтенанта, скажем, кормит старшина. А у генерала я за старшину. Я и охрана, и санитар, и кухня! - важно закончил Селезнев.
Гетман беззвучно затрясся от смеха и повел меня туда, откуда снова слышалось "ура".
Впереди, столпившись у машин под прикрытием тумана, стояли бойцы. Увидев издали приметную фигуру Гетмана, нам навстречу вышли И. И. Гусаковский и начальник политотдела бригады подполковник В.Г. Помазнев.
- В чем дело? - отрывисто спросил Гетман.
- По радио передавали: бригаду наградили орденом Ленина за Перемышль. Из штаба армии пришли списки награжденных. Решили с Помазневым использовать время, провести летучий митинг, - коротко отрапортовал командир бригады.
Орден дается войсковому соединению или части за массовый героизм солдат и офицеров. Нет выше награды ни для командиров, ни для бойцов. На знамени бригады орденами отмечается ее боевой путь. А тут еще многие и сами были награждены. Мне была понятна радость людей, накануне решающего боя за Вислу нашедших несколько минут, чтобы отметить большой праздник бригады.
- Комкора! Комкора вперед! Пусть скажет комкор!
"Гетман танкистов" поднялся на танк, и импровизированная трибуна сразу показалась маленькой. К бойцам Гусаковского у Андрея Лаврентьевича особое чувство: это ведь бывшая 112-я дивизия, с которой Гетман начинал войну, преобразованная позже в танковую бригаду.
Генерал Гетман, всегда ненавидевший заученные, громкие фразы, и на этот раз говорил просто, проникновенно.
- Товарищи! Поздравляю вашу бригаду с четвертым боевым орденом - орденом Ленина!
- Ура!
- Кто воевал со мной под Москвой и Тулой - поднимите руки!
Несколько рук кое-где промелькнуло над массой голов. Немного их дошло со своим бывшим комдивом "от столицы до западной границы".
- Кто дрался на Курской дуге?
Поднялось чуть больше рук.
- Маловато вас, ветераны. А такие, кто не дрался совсем, есть?
- Есть! - раздалось со всех сторон.
- Учитесь у "стариков" традициям бригады. Используйте их опыт. Первый орден нам дали, когда за нами была Москва; нынешний орден Ленина вы получаете за освобождение от фашистов Перемышля. Гвардейцы! Впереди новые города! Я уверен, что еще много орденов прикрепит Родина к нашему боевому знамени. Впереди, за Вислой, - новые рубежи, а за ними - Берлин! Нашими танками проложим дорогу к Берлину! Вперед, за Вислу!