54261.fb2 Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга I - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 14

Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга I - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 14

В среду, 7 апреля, Габриэль исповедовалась в церкви св. Павла. Видимо довольная исполнением священного долга, радуясь приближению праздника, Габриэль обедала с аппетитом и тем большим, что ее амфитрион Цзаметти потчевал ее любимейшими блюдами и лакомствами… (В это самое время, вероятно, папа Климент VIII молился в своей ватиканской часовне.) После обеда Габриэль, в портшезе, охраняемом капитаном Монбазон, сопровождаемая дамами, отправилась в соседнюю домовую церковь к вечерне. Бывшая при ней мадмуазель де Гиз во время богослужения показывала ей самые радостные письма из Рима о скором разрешении королю сочетаться браком со своей возлюбленной, уверяя ее, что Генрих завтра же отправит в Рим преданного Габриэли Форте за давно желанным разрешением. Мадмуазель де Гиз сопровождала будущую королеву домой из церкви, откуда Габриэль вышла до окончания службы, жалуясь на головокружение и темноту в глазах. Дома фаворитка прогулялась по саду, потом скушала апельсин или немного салата и тогда-то, говоря, что ей хуже, упала будто убитая громом. Ее перенесли в спальню, раздели, и она очнулась, но была как будто в отупении… Новые припадки не замедлили: с фавориткой сделались жестокие судороги, во время которых, с воплями, раздиравшими душу, она часто хваталась за воспаленную голову. Прошел кризис, и Габриэль настойчиво требовала у Ла Варения, чтобы из «ненавистного» дома Цзаметти, «где бы ей не следовало останавливаться», ее немедленно перенесли к тетке ее, в монастырь Сен-Жермен, что и было исполнено.

Здесь слабой дрожащей рукой она написала письмо к королю, заклиная его позволить ей приехать к нему, не теряя ни минуты. Письмо это было отправлено в Фонтенбло с дворянином Пюипейру /Puypeyroux/, преданным Габриэли. Чтобы сократить время ожидания, несчастная женщина стала было читать письма Генриха, с которыми никогда не разлучалась, однако же не смогла по случаю наступления нового припадка, продолжавшегося до самой смерти. Предатель Ла Вареннь написал королю два письма, в первом уведомляя его о болезни, а во втором — уже о смерти Габриэли, всячески отговаривая не ездить к ней… Злодей боялся, чтобы его жертва не высказала королю тайны ее отравления. Но Пюипейру прибыл вовремя, и Генрих, прочитав письмо, в ту же минуту решился ехать к умирающей. Письмо Ла Варения застало его в Эссоне, откуда по настоянию вельмож убитый, растерявшийся король поехал обратно в Фонтенбло. В аббатстве Соссэ, в Вилльжюифе с Генрихом сделался страшный нервный припадок, принудивший его слечь в постель…

Габриэль скончалась утром в субботу, 10 апреля, несмотря на все старания доктора Ла Ривьера спасти ее. Бывшая при агонии придворная дама госпожа де Мартиг, приставая к умирающей с утешениями, громко читая отходную, ловко обирала с ее пальцев драгоценные перстни, нанизывая их на свои четки. Габриэль умирала на руках Ла Варения, и по словам очевидцев страдания ее были невыносимые, а судороги сводили ей рот к затылку, голову же заворачивали к пяткам. По трупу выступили черные пятна, что, по словам суеверов, было очевидным доказательством… не отравления, а «наваждения дьявольского». Ну, разумеется! Госпожа де Сурди одела покойницу белым покровом и положила ее на парадный одр пунцового бархата с золотыми галунами. Похороны происходили в понедельник 12 апреля в церкви св. Германа Оксеррского или, как говорит Л'Этуаль, в Мобюиссоне. Вскрытие трупа ничего не обнаружило, что неудивительно при невежестве тогдашних анатомов и искусстве токсикологов: итальянские яды XVI века едва ли могли быть уловимы аппаратом Марша или современным микроскопом.

Ровно через семь месяцев после смерти Габриэли Маргарита прислала Генриху IV формальное отречение от своих прав супружеских и притязаний на королевскую корону.

Безутешный Генрих возвратился в Фонтенбло и, выбрав из среды придворных Рокелора, Белльгарда, Фервака, Кастельно и Бассомпьера, всех прочих послал в Париж для отдания покойной последнего долга. За верным Сюлли в Париж был послан нарочный курьер. Друг короля встретил посланного с нескромной радостью, угостил его на славу, а прибежав к жене и самодовольно потирая руки, сказал ей:

— Хорошая новость, друг мой! Теперь ты уже не будешь присутствовать при туалетах герцогини — струна лопнула! Но, — прибавил он, — так как Бог ее прибрал, то и желаю ей всяких благ!..

Прибыв к королю, верный Сюлли принялся утешать его, пустив в ход свое увлекательное красноречие; хор придворных примкнул к нему, а Фервак имел даже смелость сказать Генриху IV, что смерть Габриэли чуть ли не милость Божия.

— Пожалуй, что и так! — невольно сорвалось с языка у доброго короля.

Впрочем это не помешало ему наложить на себя траур: носить восемь дней одеяние черное и два с половиной месяца фиолетовое. Парламент и иностранные посланники явились к королю с выражением участия к его душевной скорби; первый присовокупил к ним желание скорейшей женитьбы короля на принцессе королевского рода. Сестра Генриха IV, герцогиня де Бар, трогательным письмом уверяла его, что дети Габриэли заменят ей родных, а она заменит им мать. Благодаря сестру за участие, Генрих IV в своем письме отпустил фразу: «Иссох корень любви моей и не даст более ростка никогда». Это напоминает нам эпитафии с выражением желания скорого соединения, которыми неутешные вдовцы и вдовы украшают памятники жен и мужей, а сами вторично женятся и замуж выходят.

В начале октября того же 1599 года Генрих IV уже был в связи с Генриэттой д'Антраг, в декабре сватался за Марию Медичи, в подарок которой послал драгоценности, дешево купленные у наследников Габриэли,[61] а через два года подарил супруге замок Монсо, принадлежавший той же фаворитке…

Займемся теперь вместе с Генрихом IV его новой любовью /по счету № 35/ Генриэттой д'Антраг, маркизой де Вернейль. Коризанда была здоровенной, толстой бабой, Габриэль д'Этре — миловидной, грациозной женщиной, в Генриэтте король встретил демона в образе женщины… Очень приятная встреча.

Вскоре после смерти Габриэли, Генрих IV покинул Фонтенбло, где для него было слишком много грустных воспоминаний и слишком мало развлечений. Намереваясь, по совету людей государственных, сочетаться законным браком с невестой, избранной в одном из владетельных домов Европы, король французский пожелал как следует распроститься с холостяцкой жизнью, то есть нагуляться досыта и повеселиться вволю. Прибыв в Париж в конце лета 1599 года» окруженный толпой разгульной молодежи, Генрих предался необузданному веселью, проводя время в пирах, счастливо ухаживая за женщинами всякого разбора, ни к одной не привязываясь сердцем, еще болевшим при воспоминании о Габриэли. Бывали минуты, когда в разгаре пиршества король задумывался, морщил лоб и — в бокал вина ронял несколько слезинок, таким образом буквально топя горе в вине. Шутки окружающих, однако же, разгоняли облака печали, и слезы быстро сменялись самым беззаботным смехом… Так мало-помалу сердечная рана Генриха стала заживать; он начал задумываться уже не о покойнице, но о новом предмете прочной привязанности, в которой, независимо от наслаждений чувственных, он мог бы найти отраду душевную. Ла Вареннь, поставщик Генриха по любовной части или, вернее, министр сердечных дел короля, шепнул ему о Генриэтте д'Антраг, дочери Франциска де Бальзака, губернатора Орлеанского, и бывшей фаворитки Карла IX Марии Туше, с которой Бальзак с 1578 года состоял в законном браке. Генриэтта родилась в 1579 — и ей, во время знакомства с Генрихом IV, было двадцать лет; собой она, разумеется, была красавица, хотя в чертах лица, во взгляде, в улыбке и проглядывало что-то коварное, кошачье. Кроме Генриэтты, у Марии Туше была еще дочь Мария (от мужа) и сын Карл (от Карла IX), родившийся 28 апреля 1573 года. Несмотря на прозвище незаконнорожденного или пригулка Валуа /bitard de Valois/, Карл был великим приором Франции, впоследствии графом Оверньским и Лораге, графом Пуатье и, наконец, герцогом Ангулемским. Человек беспокойный, честолюбивый, коварный, он был создан, чтобы всю свою жизнь участвовать в крамолах и заговорах, точно так же, как и Генриэтта, достойная его сестрица.

Мария Туше, из королевских фавориток сделавшаяся законной женой знатного вельможи, преобразилась к лучшему, являя собой образец доброй и заботливой матери. Обеих дочерей она воспитывала сама, в правилах строгой нравственности и, будучи превосходно образована, дала им образование, приличное разве только принцессам, рассчитывая на хорошие партии. К сожалению, не пошло им в прок ни воспитание, ни образование: Генриэтта была фавориткой Генриха IV; Мария, младшая ее сестра, была любовницей Бассомпьера. Знакомство короля началось с переписки. Меркуриями короля были граф де Люд и Ла Вареннь и должность свою исполняли с их обычным усердием. Генриэтта принимала письма, но на устные любезности короля отвечала улыбкой, на робкое рукопожатие — тем же, но… далее этого интрига не простиралась. Примеры Коризанды и Габриэли научили лукавую Генриэтту осторожности; руководимая матерью и зная себе цену, она решилась продать свои ласки недешево, ни более ни менее как за королевскую корону. Генрих увлекался как юноша; во всех своих привязанностях, отодвигая свое достоинство на последний план, он был только человеком, даже слабым, бесхарактерным, но не такова была Генриэтта. Дочь Марии Туше, несмотря на свою молодость, была из породы тех милых, честнейших, невиннейших девиц, которые умеют ответить грозным взглядом на слова любовного признания, которые с ледяным равнодушием будут смотреть на слезы и страдания влюбленного, если только он не богат и не знатен, одним словом, не партия, их достойная, которые, наконец, идут за дряхлую обезьяну, если она с безобразием соединяет знатность происхождения и богатство. Грустно и больно сердцу видеть девушку, необдуманно жертвующую своей непорочностью, удостаивающую своей взаимностью первого встречного. Нельзя не пожалеть об этой чистой жемчужине, втоптанной в грязь. Нельзя, однако же, не почувствовать если не негодования, то презрения к красавице, гордящейся своей непорочностью, колющей глаза всем и каждому строгостью своих правил, ищущей выгодного себе покупщика, хотя и в лице законного мужа, но без малейшего участия сердца… Подобным красавицам жизнь легка именно потому, что они жизнью не живут, не умеют чувствовать, а не чувствуют ничего потому, что в их белоснежной груди — кусок белоснежного мрамора вместо сердца. Такова была Генриэтта де Бальзак.

Вот одно из первых к ней посланий Генриха IV, в исходе сентября 1599 года.

«Дорогая любовь моя, вы требуете, если я люблю вас, чтобы я преодолел все препятствия к совершенному нашему удовольствию. Силу любви моей я уже достаточно доказал вашему семейству, со стороны которого после моих предложений не должно уже быть никаких препятствий. Я исполню все, о чем говорил, но сверх сказанного — ничего более. С удовольствием повидаю господина д'Антрага /отца/ и до тех пор не дам ему покоя, покуда дело наше не будет решено. Мне донесли, что недели через две готовятся здесь, в Париже какие-то смуты вашим отцом, матерью или братом, которые могут расстроить все наше дело; завтра мне скажут, чем и как все уладить. Добрый вечер, сердце мое, целую вас миллион раз».

Затруднения и переговоры, о которых Генрих IV сокрушается в этом письме, были не что иное как торги и переторжки. Родители Генриэтты набивали цену на продажу ее первой ласки королю. Сто тысяч экю он им посулил… мало! Обещал еще столько же — все не то. Деньги деньгами, но и честь — честью; Генриэтта объявила королю, что ответит ему взаимностью тогда только, когда он даст ей, кроме денег, небольшой документ, нечто вроде сохранной расписки, содержание которой увидим ниже. «Без этого, — прибавила красавица, — о любви моей не смейте и думать!»

Все эти переговоры происходили в замке д'Антрага, где гостил король под предлогом поездки на охоту. Не давая решительного ответа, Генрих IV уехал в Фонтенбло, часа два просидел в кабинете, выйдя оттуда с какой-то бумагой в руках, кликнул Сюлли и молча повел его за собой в галерею. Здесь он робко осмотрелся, подал таинственную бумагу своему другу и отошел к окну, скрывая яркую краску, выступившую у него на лице. Помимо воли Генриха королевская кровь заговорила в нем в эту минуту.

Сюлли, невозмутимый ничем, в отношении короля верный правилу nil admirari /ничему не удивляться/, развернул рукописание его величества и прочел:

«Мы, Генрих Четвертый, Божией милостью король Франции и Наварры, обещаем и клянемся перед Богом, заверяем словом королевским мессира Франциска де Бальзака, сеньора д'Антраг, кавалера наших орденов, в том, что, принимая от него, нам в подруги, девицу Генриэтту-Катерину де Бальзак, дочь его, обязуемся в случае беременности ее, в течение шести месяцев от сего числа и рождения ею сына, немедленно взять ее в законные супруги, освятив брачный союз пред лицом святой нашей церкви, со всеми подобающими тому обрядами и торжественностью. Для вящего же удостоверения действительности сего обещания, обещаем и клянемся ратифицировать и возобновить его с приложением государственной печати, немедленно по получении нами от его святейшества папы формального акта о расторжении нашего брака с Маргаритой Французской и разрешении вступить в новый, с кем нам заблагорассудится. В удостоверение чего подписуемся. В лесу Мальзерб сего 1 октября 1599.

Генрих».

Сюлли сложил бумагу и молча возвратил ее королю.

— Что ты на это скажешь? — спросил Генрих не без смущения.

— Ничего, государь!

— Я требую твоего мнения…

— Чтобы высказать мое мнение, надобно подумать, на то, чтобы подумать, нужно время.

— Но ты друг мне, любишь меня, искренно мне предан и потому…

— И потому именно прошу вас дать мне срок.

— Да какой тут срок, отвечай прямо!

— Вы не рассердитесь?

— Нет, не рассержусь.

— Заверяете меня в том вашим словом?

— Заверяю, будь спокоен… Что же?

Сюлли, взяв из рук короля роковую бумагу, разорвал ее пополам.

— Вот мое мнение! — прибавил он со всей холодностью и спокойствием здравого смысла.

Генрих, несмотря на свое обещание не сердиться, вспыхнул и вскричал:

— Черт возьми, что же это? Вы с ума сошли?

— Правда, государь, — отвечал герой, — я безумец, Дурак и хотел бы в эту минуту быть единственным дураком во всей Франции!..

Желая еще того лучше вразумить короля, Сюлли во всех подробностях объяснил ему неблагоразумие подобного юношеского увлечения; напомнил о подобных подписках, выданных Коризанде и Габриэли; говорил о скандале, о тех насмешках, которые навлечет на Генриха документ, роняющий его достоинство. Король слушал, молча покусывая губы, и быстро ушел в кабинет где написал второй экземпляр своего обещания и под предлогом поездки на охоту поскакал к Генриэтте. Получив от короля документ, вязавший его по рукам и по ногам, его возлюбленная в свою очередь сдержала данное ему слово и пламенными ласками вознаградила Генриха за его терпение и уступчивость. Двое суток блаженствовал король в замке своей возлюбленной, заплатив ей, согласно договору, сто тысяч экю, присланных по его приказанию негодующим Сюлли. Чтобы хоть чем-нибудь досадить королю и его новой фаворитке, друг Генриха прислал эти сто тысяч малыми суммами, разложенными на множество мешков.

— Дорогонько, однако! — сказал король, увидя груды золота, которыми наградил Генриэтту.

Дорого да мило, мог бы сказать ему в утешение Сюлли, теперь не щадивший своими сарказмами почтенное семейство д'Антраг. Он припоминал, как родители Генриэтты прогнали графа де Люда, месяц тому назад присланного к ним королем для переговоров; как они, радея о целомудрии дочери, прятали ее от Генриха в Маркусси, а теперь уступили, побежденные золотом.

Кроме золота, однако, у них в руках было драгоценное письменное обязательство Генриха.

Прошел месяц. В половине ноября 1599 года коннетабль Монморанси, канцлер Помпони де Белльльевр, Сюлли и Вилльруа вошли в переговоры с флорентийским посланником Джиованни о бракосочетании короля французского Генриха IV с принцессой тосканской Марией Медичи. Как-то, именно во время этих переговоров, Сюлли явился с докладом к королю, который спросил, что он поделывает?

— Думаем женить вас, государь! — отвечал тот, самодовольно потирая руки.

Король покраснел и, не говоря ни слова, стал грызть ногти; глаза как будто избегали встречи со взглядом Сюлли, а между тем улыбка так и порывалась на принужденно-серьезное лицо Генриха. Хлопнув в ладоши, он сказал наконец:

— Быть делу так! Если вы говорите, что с женитьбой моей соединено благо королевства и моих подданных — я женюсь, хотя, признаться, боюсь этого брака. Первая жена наделала мне много неприятностей; что если вторая окажется своенравной, капризной? Домашние несогласия для меня несноснее политических распрей и всяких воинских схваток.

Начало 1600 года не предвещало Генриху IV ничего доброго. Сватовство длилось утомительно долго, оно было поводом к объявлению войны герцогу Савойскому для получения от него маркизата Салуццо, отнятого еще в 1588 году у Генриха III; ко всем этим неприятностям Генриэтта, объявившая себя беременной, делала своему возлюбленному неприятные сцены; плакала, упрекала, грозилась «подать ко взысканию» проклятую подписку. Король пожаловал ей маркизат Вернейль, дал слово выдать ее за принца крови, герцога Наваррского, в случае если расстроить союз с тосканским домом будет невозможно. За это Генрих надеялся получить обратно свою подписку от Генриэтты; но она не выпускала ее из рук. Видя, что фаворитка не хочет уважать его просьбы, Генрих прибегнул к приказанию и 21 апреля 1600 года послал Генриэтте и ее родителю следующие грамоты:

«Сударыня! Любовь, почести и милости, которыми я взыскал вас, могли бы привязать ко мне самое легкомысленное существо, если бы оно не было одарено таким дурным характером, как ваш. Более язвить вас не стану, хотя, как вы сами знаете, должен бы язвить и мог бы. Прошу вас возвратить мне известное вам обещание, чтобы не заставить меня добывать его иным путем; пришлите также и перстень, данный мной вам на этих днях. Ответ — сегодня к ночи.

Генрих»

В другом письме, к отцу Генриэтты, проглядывают робость и сдержанность:

«Господин д'Антраг, податель сего послан мной за письменным обещанием, данным мной вам в Мальзербе. Прошу вас неотлагательно возвратить, а если желаете лично доставить его ко мне, тогда вы узнаете, что причины, к тому меня побуждающие, чисто домашние, а не политические. Вы сами удостоверитесь, что я прав: увидите, что были обмануты (?) и что у меня, могу сказать, слишком добрый характер. Уверенный в исполнении моего вам приказания, заключаю уверением, что я вам благоволю.

Генрих».

Подписки своей король не получил, однако же дело на время уладилось, и Генрих занялся нежной корреспонденцией со своей невестой Марией Медичи, с которой брачный контракт был подписан в ноябре того же 1600 года. Перед тем, в конце июня, Генрих отправился на войну с Савойей; до Лиона его провожала Генриэтта, близкая к разрешению от бремени. Король одновременно успевал воевать с неприятелями и размениваться письмами с фавориткой и невестой, уверяя ту и другую в нежнейшей любви и преданности «до гроба». В июле с Генриэттой случилось несчастье, на которое даже тогдашние вольнодумцы смотрели как на проявление божественного промысла. Над замком Монсо разразилась страшная гроза, и Генриэтта, испуганная громовым ударом, родила мертвого младенца. Этот удар избавил Генриха от исполнения данного обязательства или по крайней мере дал ему возможность сослаться на буквальный смысл подписки: он обещал жениться на Генриэтте, если Бог даст ей сына, конечно, живого, но не мертвого.

Фаворитка довольно долго хворала, и король во время ее болезни оказывал ей самую нежную внимательность, несмотря на которую однако же Генриэтта поняла, что планы ее рушились. Оправясь от болезни, она следовала за Генрихом по пятам в Лион и Шамбери. В первом городе ей сделали триумфальную встречу; Генрих послал ей знамена, отбитые у неприятеля 10 сентября. Так во времена давно минувшие он дарил знамена лигеров прекрасной Коризанде. Король повторялся в любезностях со своими фаворитками и даже в своих письмах; в последнем случае, во избежание лишнего труда, он мог бы приказать отпечатать про запас бланки с пробелами для вставки имени возлюбленных, до такой степени стереотипны излияния его вечно юного и вечно любящего сердца. Нимало не осуждая Генриха за его постоянное непостоянство, мы готовы допустить, что он, повторяя каждой фаворитке одни и те же фразы, не обманывал, обманывался сам и во всяком случае был с женщинами искреннее, нежели они с ним. Вот, например, письмо к нему от Генриэтты, писанное ею в июле 1600 года, когда в Лионе ожидали прибытия Марии Медичи. Что за иезуитизм кокетства, как в каждом слове заметна волчица, наряженная в овечью шкуру: