Механик сидел в комнатёнке, где играла музыка. А там обстановки-то кот наплакал — письменный стол с какими-то косорылыми выцветшими бумажками под стеклом, небольшой шкаф и столик, где стояли плитка и чайник с заварником. На подоконнике недорогой магнитофон «Соната-211». Звук так себе, да и музыка тоже так себе, какой-то блатняк — Асмолов, что ли. Жека в шансоне не разбирался. Всегда слушал или диско, или рок, или входившее в моду техно. Иногда, правда, прикалывались с пацанами под «Сектор газа».
За столом сидел краснорожий мордатый мужик в дублёнке и норковой шапке-ушанке. Причём так и сидел — не снимая ни шапки, ни дублёнки, оперевшись щекой о кулак. В комнатёнке несло водярой как в дешёвом кабаке. Мужик пил, несмотря на то, что за рулём. Наверное, пофиг. Даже от двери видно бутылку водки и стопку на полке в шкафу. Механик свиными глазками тупо глянул на Жеку, и ничего не сказал — ни здрасти, ни до свиданья.
— Мне трактор ваш надо на пару часов. На лыжной базе территорию почистить, — сказал Жека, и положил перед мужиком полсотни. Тот тупо посмотрел на купюру, сунул в карман, как будто так и надо, и махнул рукой, выдворяя Жеку. Вот сидят же люди… Работа — не бей лежачего, поди ещё и зарплата рублей 500.
— Утряс я вопрос с механиком вашим, — сказал Жека парню. — Поехали, прям щас. За нами держись. Мы не быстро поедем.
Подождали, пока он заведёт свою колымагу, чуть погоняет её на холостых, чтоб погреть мотор, а потом поехали не торопясь. Куда гнать-то… Вдруг забыл парень, куда ехать, хоть и недалеко, пара километров от силы…
Проезжая мимо базара, увидели, что от него резко трогается тентованный ГАЗ-66, защитного цвета, и уже почти выехал на проезжую часть, как дорогу ему резко перегородила белая шоха деревенских рэкетиров, маячивших на рынке, да так, что грузовику и деваться некуда. Спереди машина рэкетиров поджала, сзади Крот, а Крота сзади «Кировец». Никому не разъехаться.
— Алтайцев прессуют, — кивнул головой Крот, закуривая Мальборо. — Не повезло мужикам. Надо было с утра приезжать.
— Не повезло-то не повезло, а чё нам теперь, стоять тут хрен знает сколько? — возразил Жека.
Деревенские нисколько не стесняясь, что заблокировали движение на междугородней трассе, прохаживались не торопясь у грузовой машины, чё-то там втирали, и так достали Жеку, что разозлился он не на шутку. По встречке не объехать — с города вереница машин и автобусов скопилась, ползут медленно, стараясь не встрять в переделку — шестёрка мордой наполовину на их полосу вылезла. Справа тоже никак — снег на обочине, и лёгкий уклон вдобавок. Ещё завязнешь, потом хрен вытолкаешь.
— Не, ну у них свои тёрки, а чё всех-то тормозить? У нас по минутам всё рассчитано. Щас может, Славян уже кирпичи привезёт, да и «Кировец» зазря тарахтит стоит, — со злостью сказал Жека, и закурил Бонд.
Но всё-таки сидел, не дёргался, и сидел до тех пор, пока рэкетиры не увидели, что за прессуемым грузовиком стоит вишнёвая девятка с обычным мужиком в кепке за рулём, и парнем, явно матерящимся. И сразу же решили наехать. Чё им бояться-то… Парни молодые, здоровые, у себя на селе…
Были они конечно, не бойцы — просто здоровые и жирные лбы. И даже не накачанные. Где в деревне качаться-то? Привыкли брать наглостью и нахрапом, и силушкой богатырской. Но одно дело мешки с говном на деревне таскать, и совсем другое — с подготовленным бойцом драться. Например, с Жекой.
Один рэкетмен остался у ГАЗона, втирать чё-то алтайцам, а другой пошёл к Жеке и Кроту. Парень ненаученный ещё горьким опытом, что кто угодно может сидеть за рулём машины. По виду простой мужик, а на деле смотрящий какой-нибудь, или бандит с большой дороги с обрезом под сиденьем. Здоровенный, жирный парень, в белом пуховике, и чёрной спортивной шапке-пирожке, подошёл вплотную, и уставился, идиотски лыбясь, и склоня голову. Он привык, что такая манера поведения любого обязательно на понт возьмёт, но Жеке было насрать.
— Чё встал? Дорогу освободи! — злобно сказал Жека. — Чё лыбишься, сука?
И тут рэкетир поманил Жеку пальцем на улицу. Уверенный, что вот сейчас-то он… Размахнётся, и…
— Ну, сука, напросились… Звиздец вам! — Жека вылез из машины, и встал на отдалении от парня. — Чё надо?
— А чё вы тут стоите… — только начал говорить рэкетир, рассчитывая на долгую, обстоятельную, и унижающую собеседника беседу, как Жека с вертушки заехал ему в рожу, сломав челюху, потом подсёк левой ногой, а когда тот свалился на колени, левой рукой, кулаком, заехал в нос, сломав его. Любил Жека левые удары. Прилетали они всегда неожиданно, и в точку.
Рэкетмен упал на спину, и остался лежать в снегу. Попытался подняться, но только залил кровью белый пуховик. Потом, видя, что Жека прыгает, разминаясь, и вот-вот прилетит ещё, свернулся в калач, и закрыл голову руками.
— Вы чё, сука, тут творите? — Жека несколько раз пнул рэкетира по жопе. — Ты кто такой, чучело? Ты чей? Погоняло как, чёрт позорный?
— Никак… Не бей…
Второй, увидев, что его кореш лежит, отдыхает, и поливает снег кровищей, сделал три неуверенных шага к Жеке, решив разобраться, что там случилось, но вдруг резко передумал, зассав, и хотел уже ломануться прочь, как Жека догнал его, и поставил сзади подножку, проехав на заднице пару метров по снегу. Парень ударился головой о багажник шестёрки, слегка потерялся, упав на локти, а потом совсем потерялся, когда Жека заехал ему ногой по роже. Немного попинал, но тот совсем не реагировал, а может, притворялся. Поэтому вернулся к первому, которого опрокинул, и опять несколько раз пнул его.
— Ты чё, сука, онемел что-ли? Ты кто? Мне чё, машину забрать у тебя?
Машину-то конечно, можно было забрать, и потом толкнуть, но вот беда — ездить так и не научился. Сколько раз хотел учиться на права… Щас бы сел да поехал, оставив этих чертей на снегу.
— Иди убирай ваше корыто поганое, — велел Жека. — Ещё раз тут увижу вас, убью. Ты понял, сука? Я прийду со стволом, и замочу вас прямо в тачле.
Для профилактики Жека ещё раз несколько раз пнул жирного, а потом велел ему освободить дорогу, что тот и сделал, опасаясь дальнейшего избиения. Покуривая Бондец, Жека наблюдал, как жирный сел в шестёрку, сдал назад, чуть не перевернувшись на обочине, а потом втопил по газам, и свернул направо, в проулок, даже не забрав своего кореша, барахтающегося на снегу, и понемногу пришедшего в себя.
Алтайцы, видя такое дело — драку, кровь, струхнули ещё больше, подумав, что приехал какой-то ещё более крутой рэкет, тронулись с места, и газанули на трассу. Притопили, и скрылись за поворотом.
— Поехали, Крот! Достали уже! — сердито бросил Жека, садясь в машину, и аккуратно закрыв дверь. Любой другой хлопнул бы со всех сил, но Жека, привыкший с детства беречь всё, закрыл аккуратно, не бухая. Посмотрел на Крота — а тот беззвучно угарает, хохоча про себя.
— Чё лыбишься? — бросил Жека, недовольный, что вышел из себя, и устроил побоище. — Достали суки. Ну сами на рожон лезут! Я чё??? Виноват???
— Тебя вообще побить кто-нибудь может? — уже в открытую рассмеялся Крот.
— Навалом таких! — махнул рукой Жека. — Омоновцы те же. Здоровые мужики. Я от одного словил как-то. Славян хороший боец, Лёха… Да много. Я чё, Шварценеггер? И мне рожу чистили! Поехали уже!
Глянув назад, увидел, что «Кировец» едет следом, и сразу переключился на дела. Приехав, показал трактористу, где снег расчистить. Пока чистил, Крот с инженером уехал, пообещав вернуться вечером. Растолкав снег на площадке, поползли с трактористом по трассе, заваленной снегом чуть не на полметра.
— Ты до самой земли не бери, там уже дорожки набиты, пусть лучше немного останется — люди сами накатают потом. Где надо — лопатами подправим, — командовал Жека, указывая куда и как ехать.
Уже завтра на базу приехали автокран и Камаз, полный бетонных плит и деревянных подкладок, работяги выгрузили в расчищенное от снега место. Потом стали завозить кирпич.
— Цемент и бетон будем летом возить миксерами с растворного узла, сразу, сколько надо. Потом, как возведём здание— половую рейку, окна, двери, — сообщил хмырь, лично руководивший процессом.
Жека ходил довольный, как никто другой — дело завертелось, закружилось. Так же как и завертелось дело с арендой бортового Камаза и автокрана строительному управлению комбината. По 1000 рублей в день отслюнявливало оно кооперативу «Удар». Зато и спрашивали немало. Хмырь-то хмырь, а сказал своим, чтоб гоняли кооператоров и в хвост и в гриву. Ни минуты Александр Петрович с Виталей не сидели без дела, работали допоздна, 5 дней в неделю, по 10–11 часов. Деньги получали немалые — по 1000 рублей в месяц платил им Славян. И это очень много, учитывая, что Никифырычу он платил 500 рублей, и то дед доволен был. Даже и не спрашивал больше — водителем легковушки столько нигде не заработать, даже катая директора любого предприятия.
Такая аренда строительному управлению оказалась очень и очень выгодна, невзирая на казалось бы, приличную сумму в 30 тысяч в месяц, отдаваемую кооператорам. Однако деньги это были государственные, чего их считать-то? Заложили в смету на строительство и всё. Взамен получили две постоянно исправных машины с трезвыми водителями — профессионалами высокого класса. Не надо заботиться ни о ремонте, ни о техобслуживании, ни о техосмотре, и прочем, что нужно для грузового автотранспорта и спецтехники.
В начале марта собрались как-то с пацанами в кооперативе. Так… От нефиг делать. Купили коньячка, сырокопчёной колбаски на закуску. Сидели, попивали, и базарили о том, да о сём. Перед Лёхой уже особо не таились, конечно, не вспоминая прошлые дела. Но Лёха пока не на проценте был, а на зарплате. Однако, учитывая его большой вклад в лыжную базу — работал парень там, не покладая рук, брался за всё. Решил Славян платить ему по косарю в месяц. Всё-таки работа ненормированная, и хрен знает, куда приведёт ещё. Может, на зону…
— Ты пока молодой у нас, — покуривая Мальборо, и смотря чёрными очками на Лёху, сказал Славян, бросая пачку новых сотенных на стол. — Но работаешь хорошо, в случае чего вкупиться за дело готов. Вот тебе зарплата — штука. Попрёшь сильнее, больше будет.
— Да мне и столько хватит! — радостно сказал Лёха, засовывая деньги во внутренний карман куртки. — Спасибо, пацаны! Пусть всё будет хорошо!
Однако хорошо не стало. Страна рушилась на глазах. 17 марта 1991 года прошёл всесоюзный референдум о сохранении СССР. И для Жеки это было первое голосование, в котором он решил принять участие. С утра, чтоб не занимать весь день, пошёл в бывшую школу, где был их избирательный участок. Дав паспорт в руки главе комиссии, получил бюллетень, прошёл в кабинку для голосования, драпированную красным кумачом с гербом СССР, и ручкой поставил галку над пунктом «Нет». Жека уже видел, что Союз мёртв, и доживает последние дни, катясь в пропасть. Следовало учиться жить в новых реалиях.
Всё же большинство населения проголосовало «За» сохранение СССР, и его желание тут же было исполнено правительством, как раз в его духе. В конце марта 1991 года, аккурат после референдума, вышел указ Президента СССР М. С Горбачёва и постановление Кабинета министров СССР о реформе розничных цен, и социальной защите населения. Причём закон был написан так хитромудро, что практически не работал, и способствовал лишь громадному витку инфляции и обнищанию населения. Запрещалось повышать цены на топливо, чулочно-носочные, меховые изделия, и изделия из синтетических тканей. Остальные товары народного потребления не указывались, следовательно, повышать цены на них было можно. Цены почти на все товары взлетели молниеносно. По городу гуляли слухи, что скоро будут голод, война, и хлеб по сто рублей.
В магазинах стояли громадные километровые очереди. Люди боялись, что деньгами скоро можно будет лишь оклеить стены в сортире, и сметали вообще всё. Хлеб скупали десятками булок — сушили сухари. Соль брали мешками, спички сотнями коробков, электролампочки десятками, да и вообще покупали всё, до чего может дотянуться рука. Проезд в транспорте подорожал в несколько раз, чего не было никогда, несколько десятков лет, и это было неслыханно!
Но такая громадная масса ничем не обеспеченных бумажных денег, разом вброшенная населением в экономику, в торговлю, способствовала лишь дальнейшему углублению кризиса, и очередному росту цен. Видя обнищание населения, правительство издало указ о выплате единовременного пособия отдельным категориям граждан в размере 60 рублей. Однако деньги напечатали на станке, и они ещё больше усугубили ситуацию.
Жека ехал в технарь, и офигевал — в каждый магазин стояли толпы народа, сметающего всё подряд. Однако деньги быстро кончились, а цены на продукты выросли в несколько раз в связи с бешеным спросом. И когда спрос прекратился из-за отсутствия денег, цены вниз уже не опустились. Люди остались без денег, и с высокими ценами.
Масса народу обнищала, и людям стало не до развлекушек. Лыжная база почти прикрылась. В начале апреля стало тепло, лыжня подтаяла, и на лыжные прогулки никто уже не приезжал. Однако кафетерий ещё работал. Правда, цены пришлось увеличить. Но если цены на продовольствие в городе выросли в среднем в 3–4 раза за неделю, цены на выпечку в «Зимушке» Жека уговорил пацанов повысить лишь в два раза. Держать до последнего, лишь бы не в минуса. В среднем, цены были ниже, чем городские, и людям стало выгодно приезжать из города за выпечкой, даже с учётом расходов на автобус.
— Пусть пока на еду работаем, хрен с ним, — уверял Жека. — Главное, клиентов не растерять, самим выжить.
Добазарились с алтайцами насчёт мяса, с мужиками колхоза «Красный партизан». Теперь раз в неделю алтайцы ехали сразу в «Зимушку», сдавали уже нарубленное мясо, пацаны тарили его в купленный холодильный ларь, остальное везли грузинам на крытый рынок, с которыми Жека договорился о приёме алтайского мяса. Имел с этого небольшой личный процент с каждой машины, в пару-тройку сотен. Грузины на рынке совали ветеринару полсотни, и тот клеймил мясо как совхозное, прошедшее ветеринарный контроль.
Всё-таки, несмотря на максимальное снижение издержек, доходы резко упали — несезон, финансовый кризис, обнищание народа… Однако, есть народная пословица, что когда толстый сохнет, тонкий дохнет. Чуть уменьшили зарплаты работникам, перестали себе брать проценты, а сели на твёрдые оклады в пару штук, и худо-бедно кризис переживали. Работали, кормили работников. Не уволили никого. А в городе меж тем уже открыли первую биржу труда, как на треклятом западе…
Хмырь из строительного управления пробовал юлить, изменить договор строительства кафе, а также аренды грузовиков и крана — в новых экономических реалиях он смотрелся невыгодным, но Славян отказался.
— Стройматериалы куплены. Договор подписан на работу. Мы тебе зимой сто процентов оплатили. Ты должен нам кафе под ключ!
— Но сейчас ситуация поменялась! — выкаблучивался директор. — У меня строительство жилого квартала встало! Нет цемента! Нет гравия на железобетонном заводе!
— Ты бабки брал? — грозно сверкнул глазами Славян.
— Ну… Брал… Но я же… — пытался что-то возразить хмырь, однако Славян его перебил.
— Ты помнишь бывшего директора? Знаешь, что за кидок бывает? Ты кого кинуть хочешь, сука?
Славян погрозил пальцем, и вышел из строительного управления, оставив испуганного директора размышлять о разном. Связался с бандитами — сиди и молчи в тряпочку.
А пацанам было о чём перетереть…