определение времени. Постоянность вообще выражает время как постоянный коррелят
всякого существования явлений, всякой смены и всякого одновременного существования, так как смена касается не самого времени, а только явлений во времени (подобно тому как
одновременное существование не есть модус самого времени: части времени существуют
не одновременно, а только друг после друга). Если бы мы приписали последовательность
самому времени, то мы должны были бы мыслить еще другое время, в котором эта
последовательность была бы возможна. Только благодаря постоянному последовательное
существование в различных частях временного ряда приобретает величину, называемую
продолжительностью, так как в одной лишь последовательности существование постоянно
исчезает и возникает и никогда не имеет ни малейшей величины. Следовательно, без этого
постоянного невозможно никакое временное отношение. Но время само по себе нельзя
воспринять: стало быть, это постоянное в явлениях есть субстрат всякого определения
времени, а потому также и условие возможности всякого синтетического единства
восприятии, т. е. опыта, и в этом постоянном всякое существование и всякая смена во
времени могут рассматриваться только как способ (modus) существования того, что
сохраняется и постоянно. Следовательно, во всех явлениях постоянное есть сам предмет, т.
е. субстанция (phaenomenon), а все, что сменяется или может сменяться, относится лишь к
способу существования этой субстанции или субстанций, стало быть, только к их
определению.
Я нахожу, что не только философский ум, но даже обыденный рассудок всегда допускал и
всегда будет без колебаний признавать это постоянное как субстрат всякой смены явлений, с той лишь разницей, что философ высказывается об этом несколько определеннее, говоря, что при всех изменениях в мире субстанция остается и только акциденции сменяются.
Однако я нигде не нахожу даже и попытки доказать это чисто синтетическое положение; более того, оно лишь изредка ставится, как это и подобает ему, во главе чистых и
совершенно a priori существующих законов природы. В действительности положение о том, что субстанция постоянна, есть тавтология. В самом деле, именно эта постоянность есть то, на основании чего мы применяем к явлениям категорию субстанции, и доказывать
следовало бы положение, что во всех явлениях есть нечто постоянное, в котором все
изменчивое есть не что иное, как определение его существования. Но так как подобное
доказательство никогда нельзя вести догматически, т. е. из понятий, потому что оно
касается априорного синтетического положения, и так как никто не думал о том, что
подобные положения правильны только в отношении к возможному опыту, следовательно, могут быть доказаны только путем дедукции возможности опыта, то не удивительно, что
оно до сих пор никогда не было доказано, хотя и полагалось в основу всякого опыта (так
как потребность в нем чувствуется при всяком эмпирическом познании).
Одного философа спросили: сколько весит дым? Он ответил: вычти из веса сожженных
дров вес оставшегося пепла, и ты получишь вес дыма. Следовательно, он считал
неоспоримым, что даже в огне материя (субстанция) не уничтожается, а только форма ее
претерпевает изменение. Точно так же положение мы ничего не возникает ничего есть лишь
другой вывод из основоположения о постоянности или, вернее, о постоянном
существовании подлинного субъекта в явлениях. В самом деле, если то в явлении, что мы
хотим назвать субстанцией, должно быть истинным субстратом всякого определения
времени, то необходимо, чтобы всякое существование как в прошедшем, так и в будущем
времени могло быть определено единственно лишь на основе субстанции. Поэтому мы
можем дать явлению название субстанции только потому, что предполагаем, что оно
существует во всякое время, а это не очень-то выражено словом постоянность
(Beharrlichkeit), так как оно указывает скорее на будущее время. Впрочем, внутренняя
необходимость постоянного существования неразрывно связана с необходимостью
постоянного существования в прошедшем и потому слово Beharrlichkeit можно принять.
Gigni de nihilo nihil, in nihilum nil posse reverti - эти два положения древние неразрывно
соединяли, а в наше время их нередко по недоразумению разделяют, потому что полагают, будто они касаются вещей в себе и будто первое из них противоречит зависимости мира
(даже и в отношении его субстанции) от некоей высшей причины, между тем беспокоиться
нет оснований, так как здесь речь идет только о явлениях в сфере опыта, единство которого
было бы невозможно, если бы мы допустили возникновение новых вещей (в отношении
[их] субстанции). В самом деле, тогда исчезло бы то, без чего невозможно представить