бы объективно определено, что именно в восприятиях должно быть предшествующим и что
последующим. Подобным образом мы имели бы только игру представлений, которая не
относилась бы ни к какому объекту; иными словами, посредством наших восприятии нельзя
было бы отличать одно явление от других по временному отношению, потому что
последовательность в схватывании везде одинакова и, стало быть, она ничего не может
определить в явлении так, чтобы сделать некоторую последовательность объективно
необходимой. Поэтому я не могу сказать, что в явлении два состояния следуют друг за
другом, а могу лишь утверждать, что одно схватывание следует за другим, и это следование
есть нечто чисто субъективное и не определяет объекта, стало быть, никак не может
относиться к познанию какого-нибудь предмета (даже в явлении).
Итак, если мы узнаем, что происходит что-то, мы всегда при этом предполагаем, что
данному событию предшествует нечто, за чем оно следует по правилу. В самом деле, без
этого я не мог бы сказать об объекте, что он следует, так как одна лишь последовательность
в моем схватывании, если она не определена правилом в отношении к чему-то
предшествующему, не дает права допускать последовательность в объекте. Таким образом, свой субъективный синтез (схватывания) я делаю объективным, если я принимаю в расчет
правило, согласно которому явления в их последовательности, т. е. так, как они происходят, определяются посредством предыдущего состояния, и только при этом предположении
возможен самый опыт о том, что происходит.
Правда, это как будто противоречит всем наблюдениям над порядком применения нашего
рассудка, согласно которым лишь воспринятые и сопоставленные между собой сходные
случаи следования многих событий за предшествующими явлениями приводят нас к
открытию правила, по которому определенные события следуют всегда за определенными
явлениями, и прежде всего это дает нам возможность составить себе понятие о причине. В
таком случае это понятие было бы только эмпирическим и приобретенное им правило, гласящее, что все, что происходит, имеет причину, было бы столь же случайным, как и сам
опыт: его всеобщность и необходимость были бы в таком случае лишь вымышлены и не
имели бы никакой истинной всеобщей значимости, потому что они были бы не
априорными, а основывались бы только на индукции. Однако дело обстоит здесь точно так
же, как и с другими чистыми априорными представлениями (например, пространство и
время), которые мы можем извлечь из опыта как ясные понятия только потому, что сами
вложили их в опыт и лишь посредством них осуществили опыт. Конечно, логическая
ясность этого представления о правиле, определяющем тот или иной ряд событий, как о
понятии причины, возможна в этом случае лишь после применения его в опыте, однако
принятие его в расчет как условия синтетического единства явлений во времени было
основанием самого опыта, и потому оно a priori предшествовало опыту.
Итак, нужно показать на примере, что даже в опыте мы только в том случае приписываем
объекту последовательность (события, когда происходит нечто, чего не было раньше) и
отличаем ее от субъективной последовательности нашего схватывания, если в основе лежит
правило, принуждающее нас наблюдать скорее такой-то, а не иной порядок восприятии; более того, мы должны показать, что именно это принуждение и есть то, что впервые делает
возможным представление о последовательности в объекте.
В нас имеются представления, которые мы и можем осознать. Но как бы далеко ни
простиралось это осознание и как бы точно или пунктуально оно ни было, представления
все же остаются лишь представлениями, т. е. внутренними определениями нашей души в
том или ином временном отношении. Каким же образом мы приходим к тому, что даем
этим представлениям объект или сверх их субъективной реальности как модификаций
приписываем им неизвестно какую объективную реальность? Объективное значение не
может состоять в отношении к другому представлению (о том, что можно было бы
высказать о предмете), так как тогда вновь возникает вопрос: как в свою очередь это
представление исходит из самого себя и приобретает еще объективное значение сверх
субъективного, которое присуще ему как определению душевного состояния? Когда мы
исследуем, какое же новое свойство придает нашим представлениям отношение к предмету