было объект.
Здесь в основе лежит иллюзия, которой очень трудно избежать. По своему происхождению
категории не зависят от чувственности в отличие от форм созерцания, пространства и
времени; поэтому нам кажется, что категории допускают применение, выходящее за
пределы всех предметов чувств. Но с другой стороны, они суть не более как формы
мышления, содержащие в себе лишь логическую способность a priori объединять в одно
сознание многообразное, данное в созерцании, и поэтому если отнять у них единственно
возможный для нас способ созерцания, то они могут иметь еще меньше значения, чем
чистые чувственные формы, посредством которых по крайней мере дается объект, между
тем как свойственный нашему рассудку способ связывания многообразного не имеет
никакого значения, если к нему не присоединяется то созерцание, в котором многообразное
только и может быть нам дано. Тем не менее когда мы те или иные предметы как явления
называем чувственно воспринимаемыми объектами (Sinnenwesen, Phaenomena), отличая
при этом способ, каким мы их созерцаем, от их свойств самих по себе, то уже в самом нашем
понятии [чувственно воспринимаемого объекта] заключается то, что мы как бы
противопоставляем этим чувственно воспринимаемым объектам или те же самые объекты
с их свойствами самими по себе, хотя мы этих свойств в них и не созерцаем, или же другие
возможные вещи, которые вовсе не объекты наших чувств, и мы рассматриваем их как
предметы, которые мыслит только рассудок, и называем их умопостигаемыми объектами
(Verstandeswesen, Noumena). Отсюда возникает вопрос, не имеют ли наши чистые
рассудочные понятия значение в отношении ноуменов и не могут ли они быть способом их
познания?
Однако уже с самого начала мы встречаемся здесь с двусмысленностью, которая может
быть источником серьезных ошибок. Называя предмет в каком-то отношении только
феноменом, рассудок создает себе в то же время помимо этого отношения еще
представление о предмете самом по себе и потому воображает, что может образовать также
понятия о подобном предмете, а так как рассудок не доставляет иных понятий, кроме
категорий, то предмет сам по себе необходимо мыслить по крайней мере при помощи этих
чистых рассудочных понятий; но тем самым рассудок ошибочно принимает совершенно
неопределенное понятие умопостигаемого объекта как некоторого нечто вообще, находящегося вне нашей чувственности, за определенное понятие сущности, которую мы
могли бы некоторым образом познать с помощью рассудка.
Если под ноуменом мы разумеем вещь, поскольку она не есть объект нашего чувственного
созерцания, так как мы отвлекаемся от нашего способа созерцания ее, то такой ноумен
имеет негативный смысл. Если же под ноуменом мы разумеем объект нечувственного
созерцания, то мы допускаем особый способ созерцания, а именно интеллектуальное
созерцание, которое, однако, не свойственно нам и даже сама возможность которого не
может быть усмотрена нами; такой ноумен имел бы положительный смысл.
Учение о чувственности есть вместе с тем учение о ноуменах в негативном смысле, т. е. о
вещах, которые рассудок должен мыслить без отношения к нашему способу созерцания, стало быть, не просто как явления, а как вещи сами по себе, причем, однако, он понимает, что при таком обособлении [вещей от чувственности] он не может применять к ним свои
категории, так как категории имеют значение только в отношении к единству созерцаний в
пространстве и времени и потому могут a priori определять это единство посредством
общих связующих понятий лишь благодаря тому, что пространство и время только
идеальны. Где не может быть этого временного единства, стало быть, у ноуменов, там
категории не только нельзя применить, но они теряют всякое значение, так как в этом
случае нельзя усмотреть даже самое возможность вещей, которые должны соответствовать
категориям. В подтверждение этого мне достаточно лишь сослаться на общее замечание, сделанное мной в самом начале предыдущей главы. Возможность вещи можно доказать, только подкрепляя понятие этой вещи соответствующим ему созерцанием, но никогда ее
нельзя доказать ссылкой на одно лишь отсутствие противоречия в понятии вещи.
Следовательно, если бы мы захотели применить категории к предметам, рассматриваемым
не как явления, то мы должны были бы положить в основу [такого познания] не