смысле. Но так как подобный способ созерцания, а именно интеллектуальное созерцание, безусловно лежит вне нашей познавательной способности, то и применение категорий
никак не может выйти за пределы предметов опыта, и, хотя чувственно воспринимаемым
объектам несомненно соответствуют умопостигаемые объекты, к которым наша
способность чувственного созерцания не имеет никакого отношения, тем не менее наши
рассудочные понятия, будучи лишь формами мышления для наших чувственных
созерцаний, нисколько не распространяются на эти вещи. Следовательно, то, что мы
назвали ноуменами, мы должны понимать исключительно лишь в негативном смысле.
Если из эмпирического познания устранить всякое мышление (посредством категорий), то
не останется никакого знания о каком бы то ни было предмете, так как посредством одних
лишь созерцаний ничто не мыслится, и то обстоятельство, что это аффицирование
чувственности происходит во мне, не создает еще никакого отношения подобных
представлений к какому-либо объекту. Если же я устраню [из мышления] всякое
созерцание, то у меня все же останется еще форма мышления, т. е. способ определения
предмета для многообразного [содержания] возможного созерцания. Поэтому категории в
этом смысле простираются дальше [сферы] чувственного созерцания, так как они мыслят
объекты вообще, не обращая внимания на особый вид (чувственности), каким они могут
быть даны. Но этим категории не определяют более широкой области предметов, так как
допустить, что такие предметы могут быть даны, можно не иначе, как предположив
возможность созерцания, отличного от чувственного, но на это мы не имеем никакого
права.
Я называю проблематическим понятие, которое не содержит в себе никакого противоречия
и находится в связи с другими знаниями как ограничение данных понятий, но объективную
реальность которого никоим образом нельзя познать. Понятие ноумена, т. е. вещи, которую
следует мыслить не как предмет чувств, а как вещь, существующую саму по себе
(исключительно посредством чистого рассудка), не заключает в себе никакого
противоречия, так как о чувственности нельзя утверждать, будто она единственно
возможный способ созерцания. Далее, это понятие необходимо для того, чтобы не
распространять чувственных созерцаний на [сферу] вещей самих по себе, следовательно, чтобы ограничить объективную значимость чувственного познания (ведь все остальное, на
что не распространяется чувственное созерцание, называется ноуменами именно для того, чтобы показать, что область чувственного познания простирается не на все, что мыслится
рассудком). Но в конце концов все же возможность таких ноуменов усмотреть нельзя и вне
сферы явлений все остается (для нас) пустым, иными словами, мы имеем рассудок, проблематически простирающийся далее сферы явлений, но у нас нет такого созерцания, и
мы даже не можем составить себе понятие о таком возможном созерцании, благодаря
которому предметы могли бы быть даны нам вне сферы чувственности, а рассудок можно
было бы применять ассерторически за ее пределами. Следовательно, понятие ноумена есть
только демаркационное понятие, служащее для ограничения притязаний чувственности и
потому имеющее только негативное применение. Однако оно не вымышлено произвольно, а связано с ограничением чувственности, хотя и не может установить ничего
положительного вне сферы ее.
Поэтому деление предметов на феномены и ноумены, а мира-на чувственно
воспринимаемый и умопостигаемый недопустимо в положительном смысле, хотя понятия
и допускают деление на чувственные и интеллектуальные понятия, ибо последние не имеют
никаких соответствующих им предметов, и потому их нельзя выдавать за объективно
значимые. Если отвлечься от чувств, то нельзя понять, каким образом наши категории
(которые [в таком случае] остались бы единственными понятиями для ноуменов) имеют
еще какое-то значение, так как для соотнесения их с каким-нибудь предметом требуется
кроме единства мышления еще кое-что, а именно чтобы было еще дано возможное
созерцание, к которому их можно было бы применить. Тем не менее понятие ноумена, взятое в чисто проблематическом значении, остается не только допустимым, но и
необходимым как понятие, указывающее пределы чувственности. Но в таком случае оно не
есть особый умопостигаемый предмет для нашего рассудка; такой рассудок, которому
принадлежал бы умопостигаемый предмет, сам представляет собой проблему, состоящую