показывает мне, что, куда бы я ни пошел, я всегда вижу вокруг себя пространство, в котором
я мог бы идти дальше; таким образом, я вижу ограниченность моего каждый раз
действительного знания о Земле, но не границы всего возможного описания Земли. Но если
я достиг уже знания того, что Земля есть шар и что ее поверхность есть поверхность шара, то я и из небольшой ее части, например из величины одного градуса, могу точно и по
априорным принципам познать диаметр, а посредством него - и все границы Земли, т. е. ее
поверхность; и, хотя я не имею сведений о предметах на этой поверхности, я знаю тем не
менее длину ее окружности, величину и пределы.
Совокупность всех возможных предметов для нашего познания представляется нам в виде
плоскости, которая имеет свой кажущийся горизонт, а именно то, что охватывает ее всю, и
называется это понятием разума об абсолютной целокупности. Эмпирически достигнуть
всего этого в целом невозможно, а все попытки определить его a priori согласно некоторому
принципу были тщетны. Тем не менее все вопросы нашего чистого разума относятся к тому, что может находиться за пределами этого горизонта или по крайней мере на его границе.
Знаменитый Давид Юм был одним из этих географов человеческого разума и надеялся
полностью решить все эти вопросы тем, что вынес их за этот горизонт, которого, однако, он не в состоянии был определить. Он особенно занимался основоположением о
причинности и совершенно правильно утверждал, что истинность его (не говоря уже об
объективной значимости понятия действующей причины вообще) вовсе не опирается на
какое-нибудь усмотрение, т. е. на априорное знание, и что поэтому значение упомянутому
закону придает вовсе не необходимость его, а только всеобщая применимость его в опыте
и возникающая отсюда субъективная необходимость, которую Юм называет привычкой. Из
неспособности нашего разума придавать этому основоположению применение, выходящее
за пределы всякого опыта, он заключал о несостоятельности всех притязаний разума
вообще выйти за пределы эмпирического.
Подобный способ подвергать факты разума проверке и, по усмотрению, порицать их можно
назвать цензурой разума. Совершенно очевидно, что эта цензура неизбежно приводит к
тому, что сомнению подвергается всякое трансцендентное применение основоположений.
Однако это лишь второй шаг, далеко еще не завершающий дела. Первый шаг в вопросах
чистого разума, характеризующий детский возраст его, есть догматизм. Только что
указанный второй шаг есть скептицизм; он свидетельствует об осмотрительности
способности суждения, проходящей школу опыта. Однако необходим еще третий шаг, возможный лишь для вполне зрелой способности суждения, в основе которой лежат
твердые и испытанные с точки зрения их всеобщности максимы; этот шаг состоит в том, что не фактам разума, а самому разуму дается оценка с точки зрения всей его способности
и пригодности к чистым априорным знаниям. Это не цензура, а критика разума, посредством которой не только угадываются, но доказываются на основе принципов не
только пределы, а определенные границы разума, не одно лишь неведение в той или другой
области, а неведение во всех возможных вопросах определенного рода. Таким образом, скептицизм есть привал для человеческого разума, где он может обдумать свое
догматическое странствование и набросать план местности, где он находится, чтобы
избрать дальнейший свой путь с большей уверенностью, но это вовсе не место для
постоянного пребывания; такая резиденция может быть там, где достигнута полная
достоверность познания самих предметов или границ, в которых заключено все наше
знание о предметах.
Наш разум не есть неопределимо далеко простирающаяся равнина, пределы которой
известны лишь в общих чертах; скорее его следует сравнивать с шаром, радиус которого
можно вычислить из кривизны дуги на его поверхности (из природы априорных
синтетических положений), и отсюда уже определить лить с точностью его содержание и
границы. Вне этого шара (сферы опыта) для разума нет объектов; даже вопросы о такого
рода предполагаемых предметах касаются только субъективных принципов полного
определения отношений, которые бывают между рассудочными понятиями в пределах
этого шара.
Мы действительно обладаем априорными синтетическими знаниями, как это видно из
основоположений рассудка, антиципирующих опыт. Тот, кто не в состоянии понять
возможность их, может, правда, вначале сомневаться, действительно ли они присущи нам