истину, у нее скромная заслуга: она предохраняет от заблуждений.
Однако должен же где-нибудь существовать источник положительных знаний, принадлежащих к области чистого разума и, быть может, только по недоразумению
порождающих ошибки, а на самом деле составляющих цель усилий разума. Действительно, чем же иным можно объяснить неистребимую жажду разума стать твердой ногой где-то за
пределами опыта? Он предчувствует предметы, представляющие для него огромный
интерес. Он вступает на путь чистой спекуляции, чтобы приблизиться к ним; однако они
бегут от него. Надо предполагать, что на единственном пути, который еще остается для
него, а именно на пути практического применения, он может надеяться на большее счастье.
Под каноном я разумею совокупность априорных принципов правильного применения
некоторых познавательных способностей вообще. Так, общая логика в своей аналитической
части есть канон для рассудка и разума вообще, однако лишь со стороны формы, так как
она отвлекается от всякого содержания. Так, трансцендентальная аналитика есть канон
чистого рассудка, так как лишь чистый рассудок способен дать истинные априорные
синтетические знания. Там же, где невозможно правильное применение познавательной
способности, нет и канона. Из всех приведенных выше доказательств видно, что всякое
синтетическое познание чистого разума в его спекулятивном применении совершенно
невозможно. Следовательно, нет никакого канона спекулятивного применения чистого
разума (так как это применение целиком диалектично), и вся трансцендентальная логика
есть в этом смысле только дисциплина. Следовательно, если вообще существует
правильное применение чистого разума-а в таком случае должен существовать и его
канон,- то этот канон будет касаться не спекулятивного, а практического применения
разума, к исследованию которого мы теперь и приступаем.
КАНОНА ЧИСТОГО РАЗУМА
РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ
О конечной цели чистого применения нашего разума
Сама природа разума побуждает его выйти за пределы своего эмпирического применения, в своем чистом применении отважиться дойти до самых крайних пределов всякого
познания посредством одних лишь идей и обрести покой, лишь замкнув круг в некотором
самостоятельно существующем систематическом целом. Основывается ли это стремление
только на спекулятивном или, быть может, исключительно на практическом интересе
разума?
Я оставлю теперь в стороне вопрос об успехах чистого разума в спекулятивном его
применении и рассмотрю только задачи, решение которых составляет конечную цель его, все равно, достигнет ли он ее или нет, ту цель, для которой все остальные цели служат лишь
средством. Эти высшие цели соответственно природе разума должны с своей стороны
обладать единством, чтобы сообща содействовать тому интересу человечества, который
уже не подчинен никакому более высокому интересу.
Конечная цель, на которую в последнем счете направлена спекуляция разума в
трансцендентальном применении, касается трех предметов: свободы воли, бессмертия
души и бытия Бога. В отношении этих трех предметов чисто спекулятивный интерес разума
очень незначителен, и ради этого интереса вряд ли он взял бы на себя утомительный, непрестанно наталкивающийся на препятствия труд трансцендентального исследования, так как из всех открытий, которых удалось бы достигнуть здесь, нельзя сделать никакого
применения, которое доказало бы свою пользу in concrete, т. е. в исследовании природы.
Пусть воля свободна, но это может иметь отношение только к умопостигаемой причине
нашего хотения. В самом деле, что касается феноменов проявления воли, т. е. поступков, то, согласно ненарушимой основной максиме, без которой мы не можем пользоваться
разумом в эмпирическом применении, мы должны объяснять их так же, как и все остальные
явления природы, а именно исходя из ее неизменных законов. Пусть, во-вторых, духовная
природа души (а вместе с тем и ее бессмертие) постижима, но все же на этом, так же как и
на особом характере будущего состояния, нельзя строить объяснение явлений земной
жизни, так как наше понятие о нетелесной природе есть лишь негативное понятие, которое
нисколько не расширяет нашего знания и не дает подходящего материала для выводов, разве только для таких, которые годны лишь для вымыслов, но недопустимы в философии.
В-третьих, если бы существование высшего мыслящего существа было доказано, мы, правда, могли бы понять отсюда целесообразность в устройстве мира и порядок его вообще, но не имели бы права выводить отсюда какое бы то ни было особое устроение и особый
порядок или смело делать выводы о них там, где они не воспринимаются, так как