образованности, мы не имеем оснований упрекать их. Они следуют обыденному разуму, не
хвалясь своим незнанием как методом, который должен содержать в себе тайну извлечения
истины из глубокого колодца Демокрита. Quod sapio, satis est mihi, non ego curo esse quod Arcesilas aerumnosique Solones (Персии) -вот их девиз. Они удовлетворяются им и могут
вести благопристойную жизнь, не заботясь о науке и не внося в нее путаницы. Что касается
сторонников научного метода, то перед ними выбор: действовать либо догматически, либо
скептически, но они при всех случаях обязаны быть систематичными. Если я назову здесь
знаменитого Вольфа в качестве представителя первого метода и Давида Юма как
представителя второго метода, то этого будет достаточно для моей теперешней цели.
Открытым остается только критический путь. Если читатель благосклонно и терпеливо
прошел этот путь в моем обществе, то он может теперь судить, нельзя ли, если ему угодно
будет оказать также свое содействие, превратить эту тропинку в столбовую дорогу и еще
до конца настоящего столетия достигнуть того, чего не могли осуществить многие века, а
именно доставить полное удовлетворение человеческому разуму в вопросах, всегда
возбуждавших жажду знания, но до сих пор занимавших его безуспешно.
ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОЕ УЧЕНИЕ О НАЧАЛАХ
ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОГО УЧЕНИЯ О НАЧАЛАХ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНАЯ ЭСТЕТИКА
1
Каким бы образом и при помощи каких бы средств ни относилось познание к предметам, во всяком случае созерцание есть именно тот способ, каким познание непосредственно
относится к ним и к которому как к средству стремится всякое мышление. Созерцание
имеет место, только если нам дается предмет; а это в свою очередь возможно, по крайней
мере для нас, людей, лишь благодаря тому, что предмет некоторым образом воздействует
на нашу душу (das Gemut afficiere). Эта способность (восприимчивость) получать
представления тем способом, каким предметы воздействуют на нас, называется
чувственностью. Следовательно, посредством чувственности предметы нам даются, и
только она доставляет нам созерцания; мыслятся же предметы рассудком, и из рассудка
возникают понятия. Всякое мышление, однако, должно в конце концов прямо (directe) или
косвенно (indirecte) через те или иные признаки иметь отношение к созерцаниям, стало
быть, у нас-к чувственности, потому что ни один предмет не может быть нам дан иным
способом.
Действие предмета на способность представления, поскольку мы подвергаемся
воздействию его (afficiert werden), есть ощущение. Те созерцания, которые относятся к
предмету посредством ощущения, называются эмпирическими. Неопределенный предмет
эмпирического созерцания называется явлением.
То в явлении, что соответствует ощущениям, я называю его материей, а то, благодаря чему
многообразное в явлении (das Mannigfaltige der Erscheinung) может быть упорядочено
определенным образом, я называю формой явления. Так как то, единственно в чем
ощущения могут быть упорядочены и приведены в известную форму, само в свою очередь
не может быть ощущением, то, хотя материя всех явлений дана нам только a posteriori, форма их целиком должна для них находиться готовой в нашей душе a priori и потому
может рассматриваться отдельно от всякого ощущения.
Я называю чистыми (в трансцендентальном смысле) все представления, в которых нет
ничего, что принадлежит к ощущению. Сообразно этому чистая форма чувственных
созерцаний вообще, форма, в которой созерцается при определенных отношениях все
многообразное [содержание] явлений, будет находиться в душе a priori. Сама эта чистая
форма чувственности также будет называться чистым созерцанием. Так, когда я отделяю
от представления о теле все, что рассудок мыслит о нем, как-то: субстанцию, силу, делимость и т. п., а также все, что принадлежит в нем к ощущению, как-то: непроницаемость, твердость, цвет и т. п., то у меня остается от этого эмпирического
созерцания еще нечто, а именно протяжение и образ. Все это принадлежит к чистому
созерцанию, которое находится в душе a priori также и без действительного предмета