все неизбежно превратится в простую видимость. В самом деле, если признать
пространство и время такими свойствами, которые должны по своей возможности
встречаться в вещах самих по себе, и если принять в расчет все связанные с этим
бессмысленные утверждения, будто две бесконечные вещи, не будучи ни субстанциями, ни
чем-то действительно им присущим, тем не менее должны существовать и даже быть
необходимым условием существования всех вещей и остаться даже в том случае, если бы
все существующие вещи были уничтожены, - то тогда перестанешь упрекать почтенного
Беркли за то, что он низвел тела на степень простой видимости; более того, даже наше
собственное существование, поставленное таким образом в зависимость от такой
нелепости, как обладающее самостоятельной реальностью время, превратилось бы вместе
с ним в простую видимость-бессмыслица, в защите которой до сих пор еще никто не
провинился.
IV. В естественной теологии, где размышляют о предмете, который не может стать
предметом созерцания не только для нас, но никак не может стать предметом чувственного
созерцания для самого себя, неустанно заботятся о том, чтобы устранить условия времени
и пространства из всякого созерцания его (так как всякое познание его должно быть
созерцанием, а не мышлением, которое всегда указывает на границы). Но на каком
основании можно это делать, если мы заранее признали пространство и время формами
вещей самих по себе, и притом такими формами, которые как априорные условия
существования вещей сохраняются даже и в том случае, если бы сами вещи были
уничтожены? Ведь как условия всякого существования вещей вообще они должны были бы
быть также условиями бытия Бога. Если же мы не хотим признать их объективными
формами всех вещей, то нам остается лишь считать их субъективными формами нашего
внешнего и внутреннего способа созерцания, который называется чувственным потому, что
он не первоначален, т. е. он не такой способ, каким дается само существование объекта
созерцания (такой способ созерцания, насколько мы можем судить об этом, может быть
присущ только первосущности), а зависит от существования объекта, стало быть, возможен
только благодаря тому, что способность представления субъекта подвергается воздействию
со стороны объекта.
Нет никакой необходимости ограничивать способ созерцания в пространстве и времени
чувственностью человека. Возможно, что всякое конечное мыслящее существо необходимо
должно походить в этом отношении на человека (хотя мы не можем решить этого вопроса), однако, обладая такой общезначимостью, этот способ созерцания еще не перестает быть
чувственностью и именно потому, что он производный (intuitus derivativus), а не
первоначальный (intuitus origmarius), стало быть, не интеллектуальное созерцание, которое
по только что приведенной причине присуще, по-видимому, лишь первосущности, но
никоим образом не существу, зависимому и в своем существовании, и в своих созерцаниях
(которые определяют его существование в отношении к данным объектам). Впрочем, последнее замечание следует считать лишь пояснением к нашей эстетике, а не доводом в ее
пользу.
Общий вывод из трансцендентальной эстетики
Мы имеем здесь один из необходимых моментов для решения общей задачи
трансцендентальной философии-как возможны априорные синтетические положения, а
именно мы нашли чистые априорные созерцания-пространство и время. В них, если мы
хотим в априорном суждении выйти за пределы данного понятия, мы находим то, что может
быть a priori обнаружено не в понятии, а в соответствующем ему созерцании и может быть
синтетически связано с понятием. Но именно поэтому такие суждения никогда не выходят
за пределы предметов чувств и сохраняют свою силу только для объектов возможного
опыта.
ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОЙ АНАЛИТИКИ
КНИГА ПЕРВАЯ