ничего, кроме тавтологии), было неудачным, так что в новейшее время метафизики обычно
выставляют его почти только ради чести, тем не менее мысль, сохранявшаяся столь долгое
время, какой бы пустой она ни казалась, заслуживает того, чтобы исследовали ее
происхождение, и дает повод предполагать, что в основе ее лежит какое-то правило
рассудка, которое, как это часто случается, только ложно истолковывалось. Эти
мнимотрансцендентальные предикаты вещей суть не что иное, как логические требования
и критерии всякого знания о вещах вообще; в основу знания они полагают категории
количества, а именно: единство, множественность и целокупность: но они должны, собственно, рассматриваться с точки зрения содержания как принадлежащие к
возможности самих вещей, между тем как на деле ими пользовались только в формальном
значении как принадлежащими к числу логических требований в отношении всякого
знания и в то же время неосмотрительно превращали эти критерии мышления в свойства
вещей самих по себе. В самом деле, в каждом познании объекта имеется единство понятия, которое можно назвать качественным единством, поскольку под ним подразумевается
лишь единство сочетания многообразного в знаниях, каково, например, единство темы в
драматическом произведении, в разговоре, сказке. Во-вторых, [в каждом познании объекта
есть] истина в отношении следствий. Чем больше имеется истинных следствий из данного
понятия, тем больше признаков его объективной реальности. Это можно было бы назвать
качественной множественностью признаков, относящихся к одному понятию как общему
основанию (а не мыслимых в нем как количество). Наконец, в-третьих, в каждом познании
объекта есть совершенство, состоящее в том, что эта множественность в целом сводится
обратно к единству понятия и полностью согласуется только с понятием; это можно назвать
‘качественной полнотой (целокупностью). Отсюда ясно, что три категории количества, в
которых единство должно считать сплошь однородным при произведении определенного
количества (Quantum), здесь видоизменены этими логическими критериями возможности
познания вообще посредством качества познания как принципа только в отношении
сочетания также и неоднородных частей знания в одном сознании. Так, критерием
возможности понятия (а не объекта его) служит дефиниция, в которой для построения
целого понятия необходимы единство понятия, истинность всего того, что прежде всего
может быть выведено из него, наконец, полнота того, что может быть извлечено из него; точно так же критерием гипотезы служит понятность принятого основания для объяснения
или единство его (без вспомогательной гипотезы), истинность (соответствие друг с другом
и с опытом) выводимых отсюда следствий, и, наконец, полнота основания для объяснения
следствий, которые указывают только на то, что допущено в гипотезе, и согласуются с ней, представляя аналитически a posteriori то, что мыслилось синтетически a priori. Таким
образом, понятия единства, истинности и совершенства вовсе не дополняют
трансцендентальную таблицу категорий, как если бы она была недостаточной; они лишь
подводят способ применения категории под общие логические правила соответствия
знания с самим собой, причем отношение этих понятий к объектам остается совершенно в
стороне.
АНАЛИТИКИ ПОНЯТИЙ
ГЛАВА ВТОРАЯ
О дедукции чистых рассудочных понятий
РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ
13. О принципах трансцендентальной дедукции вообще
Юристы, когда они говорят о правах и притязаниях, различают в судебном процессе вопрос
о праве (quid juris) от вопроса о факте (quid facti) и, требуя доказательства того и другого, называют первое из них, а именно доказательство права или справедливости притязаний, дедукцией. Мы пользуемся множеством эмпирических понятий, не встречая
противодействия ни с чьей стороны, и без всякой дедукции считаем себя вправе
присваивать им смысл и воображаемое значение, так как у нас всегда есть опыт для
доказательства их объективной реальности. Однако есть также узурпированные понятия, например: счастье, судьба, широко распространенные при почти всеобщей
снисходительности, но иногда вынуждаемые ответить на вопрос quid juris; в последнем
случае дедукция их доставляет немало затруднений, так как ни исходя из опыта, ни исходя
из разума нельзя привести ни одного ясного основания, которое объясняло бы право