созерцания вообще, при этом неясно, наше ли это созерцание или нет, лишь бы оно было
чувственным, но именно поэтому чистые рассудочные понятия суть лишь формы мысли, посредством которых еще не познается никакой определенный предмет. Синтез, или
связывание, многообразного в них относится, как сказано, только к единству апперцепции
и тем самым составляет основание возможности априорного знания, поскольку оно
опирается на рассудок, следовательно, этот синтез не только трансцендентальный, но и
чисто интеллектуальный. Но так как у нас в основе а priori лежит некоторая форма
чувственного созерцания, опирающаяся на восприимчивость способности представления
(чувственности), то рассудок как спонтанность может определять внутреннее чувство
благодаря
многообразному
[содержанию]
данных
представлений
сообразно
синтетическому единству апперцепции и таким образом
a priori мыслить синтетическое единство апперцепции многообразного [содержания]
чувственного созерцания как условие, которому необходимо должны быть подчинены все
предметы нашего (человеческого) созерцания. Именно таким образом категории, будучи
лишь формами мысли, приобретают объективную реальность, т. е. применяются к
предметам, которые могут быть даны нам в созерцании, но только как явления, ибо мы
способны иметь априорное созерцание одних лишь явлений. Этот синтез многообразного
[содержания] чувственного созерцания, возможный и необходимый a priori, может быть
назван фигурным (synthesis speciosa) в отличие от того синтеза, который мыслился бы в
одних лишь категориях в отношении многообразного [содержания] созерцания вообще и
может быть назван рассудочной связью (synthesis intellectualis). И тот и другой синтез
трансцендентальны не только потому, что они сами происходят a priori, но и потому, что
они составляют основу возможности других априорных знаний.
Однако фигурный синтез, если он относится только к первоначальному синтетическому
единству апперцепции, т. е. к тому трансцендентальному единству, которое мыслится в
категориях, должен в отличие от чисто интеллектуальной связи называться
трансцендентальным синтезом воображения. Воображение есть способность представлять
предмет также и без его присутствия в созерцании. Так как все наши созерцания
чувственны, то способность воображения ввиду субъективного условия, единственно при
котором она может дать рассудочным понятиям соответствующее созерцание, принадлежит к чувственности; однако ее синтез есть проявление спонтанности, которая
определяет, а не есть только определяемое подобно чувствам, стало быть, может a priori определять чувство по его форме сообразно с единством апперцепции; в этом смысле
воображение есть способность a priori определять чувственность, и его синтез созерцаний
сообразно категориям должен быть трансцендентальным синтезом способности
воображения; это есть действие рассудка на чувственность и первое применение его (а
также основание всех остальных способов применения) к предметам возможного для нас
созерцания. Этот синтез, как фигурный, отличается от интеллектуального синтеза, производимого одним лишь рассудком, без всякой помощи воображения. Поскольку
способность воображения есть спонтанность, я называю ее иногда также продуктивной
способностью воображения и тем самым отличаю ее от репродуктивной способности
воображения, синтез которой подчинен только эмпирическим законам, а именно законам
ассоциации, вследствие чего оно нисколько не способствует объяснению возможности
априорных знаний и потому подлежит рассмотрению не в трансцендентальной философии, а психологии.
*
Здесь уместно разъяснить один парадокс, который должен поразить каждого при
изложении формы внутреннего чувства ( б): внутреннее чувство представляет сознанию
даже и нас самих только так, как мы себе являемся, а не как мы существуем сами по себе, потому что мы созерцаем себя самих лишь так, как мы внутренне подвергаемся