Оперативная группа управления дивизии расположилась в здании вокзала. Она прибыла в Истру еще вчера. Заходим, к связистам, разместившимся тут же, рядом с операторами. И телеграф и телефон работают с полной нагрузкой. Начальник оперативного отделения штаба подполковник А. И. Витевский принимает очередной кодированный доклад: "На станции Новоиерусалимская (это западнее Истры) выгружается эшелон 40-го стрелкового полка". Тут же звонят из Снигирей, потом из Манихино: подошли эшелоны с 210-м гаубичным артиллерийским полком и 70-м автотранспортным батальоном. У другого телефона - начальник дивизионной артиллерии майор Н. Д. Погорелов, у третьего - начальник связи майор В. М. Герасимов. Он кому-то сердито выговаривает:
- Я-то знаю, а ты там, на месте, не знаешь. Да, да, именно так. Включись в местную линию. Чтоб через два часа связь действовала!
А эшелоны продолжают прибывать и в Истру, и на соседние станции. Надо срочно размещать людей и технику в окрестных лесах, готовить разного рода укрытия, налаживать четкую связь, организовывать противовоздушную оборону, устанавливать контакт с органами снабжения... Дел много, и все мы, что называется, прямо с колес включаемся в эту объемную работу.
В Истре расположен вспомогательный узел связи Западного фронта. Оттуда я позвонил в штаб 16-й армии, в село Ново-Петровское, что на Волоколамском шоссе, километрах в тридцати западнее Истры. Представился начальнику штаба армии генерал-майору М. С. Малинину.
- Сколько эшелонов выгрузилось? - спросил он.
- Девять.
- Сколько в пути?
- Двадцать семь. Разрешите вместе с комиссаром явиться для личного доклада?
Помолчав, он ответил:
- Пока в этом нет нужды, дивизия нам не подчинена. Но связь со штабом фронта вам приказано держать через нас. Докладывайте о сосредоточении дивизии дважды в день - утром и вечером. Подготовьте ведомость боевого и личного состава...
Два дня спустя мы уже могли доложить, что последний эшелон разгрузился в Истре, дивизия полностью сосредоточилась в указанном районе дислокации.
Утром 1 ноября - опять-таки через штаб 16-й армии - получаем боевой приказ командующего Западным фронтом генерала армии Г. К. Жукова: выделить в распоряжение 16-й армии один стрелковый полк, усиленный артиллерией; полку сменить находящуюся на передовой 27-ю танковую бригаду; главные силы дивизии остаются а резерве фронта и занимают оборону на тыловом рубеже западнее Истры, перекрывая железную дорогу и Волоколамское шоссе от станции Холщевики до деревни Кострово{1}.
Втроем - комиссар Бронников, начальник штаба полковник Федюнькин и я рассматриваем оперативную карту, измеряем расстояние от тылового рубежа до передовой, до реки Озерна.
- Километров двадцать, - говорит Бронников. - Если считать строго по прямой.
- Далеко. Хоть надвое разорвись, а - далеко! - вздыхает Федюнькин.
Действительно, при таком отрыве полка от главных сил управлять частями дивизии из одного пункта очень трудно. Дело не столько в дальнем расстоянии, сколько в особенностях местности, которая отделит передовой полк от главных сил дивизии, от тылового рубежа. Участок обороны, предназначенный полку, находится в стороне от Волоколамского шоссе, в лесистом районе. Здесь много озер, рек, ручьев. Проселочные дороги развезла осенняя распутица. Местная связь - только телефон, редкие ниточки проводов, да и те далеко не ко всем нужным нам пунктам.
И еще я подумал: маловато у нас сил, если даже командующий фронтом не имеет возможности передать армии вновь прибывшую дивизию целиком; если он вынужден часть ее оставлять в своем резерве.
Сейчас, по прошествии лет, когда я хорошо знаю всю обстановку оборонительного сражения под Москвой, эта мысль ("маловато сил") кажется мне достаточно наивной. Не маловато, а мало, крайне мало резервов было у командующего фронтом, и его штаб жестко учитывал не только каждую дивизию, но каждый полк, а иной раз и батальон.
На эту тему уже после войны мне довелось беседовать с Маршалом Советского Союза Г. К. Жуковым. Он сказал:
- Помнишь, что было у тебя на Озерне, за левым флангом?
- Такое не забудешь.
- Вот именно! Пустота была. Десять километров оперативной пустоты. У тебя - слева, у Чернышева - справа, у Панфилова{2} с обоих флангов. А прикрыть нечем. Двинуть туда последний резерв? Лишить нашу оборону глубины? Дилемма! И, подумав, добавил: - На войне расчет с просчетом по соседним тропинкам ходят.
Но вернусь к сорок первому году, к утру 1 ноября. Обсудив сложившуюся ситуацию, решаю: штаб дивизии во главе с Федюнькиным и политотдел, возглавляемый Вавиловым, остаются на тыловом рубеже, под Истрой, с двумя стрелковыми полками; мы с Бронниковым и оперативной группой управления выезжаем на передовую с третьим полком.
- С каким именно?
Понимаю, чем озабочен комиссар: какому из наших стрелковых полков, кому из командиров предоставить честь и право первым вступить в бой? Вопрос далеко не праздный. Каждый полк, каждый воинский коллектив для нас - не просто номерная единица. Это прежде всего сплоченность и дисциплина, единство воли и характера, коллективная стойкость и боевое мастерство.
- Полк Суханова? - вслух размышляю я.
- Да, его.
- Суханов не оступится, - добавляет Федюнькин. - Серьезный характер. Кремень.
Пожалуй, человек сторонний, встретившись с Михаилом Афанасьевичем Сухановым накоротке, мог бы не согласиться с таким определением. У Суханова широкое, мягких очертаний лицо. Неторопливые движения, несколько медлительная речь. Словом, внешне он выглядел чересчур спокойным, порой, казалось, равнодушным. Особенно в сравнении с другими командирами стрелковых полков быстрым, резким в движениях, всегда подтянутым Алексеем Павловичем Коноваловым или Николаем Гавриловичем Докучаевым, человеком богатырского сложения, размашистым удальцом по натуре.
Всех троих я знал уже давно, по службе на Дальнем Востоке. Еще в бытность мою начальником отдела боевой подготовки штаба Дальневосточного фронта приходилось встречаться с ними и на учениях, и в будничной обстановке. На моих глазах прошло и формирование 78-й стрелковой дивизии. Тогда, два года назад, ядром становления дивизии стал 40-й стрелковый полк Коновалова. Это была сильная кадровая часть с боевыми традициями гражданской войны. Два других полка - 131-й стрелковый Докучаева и 258-й стрелковый Суханова сформировались на базе так называемых территориальных частей, в которых постоянным, кадровым был только командный состав, а бойцы и большинство сержантов призывались на краткосрочные сборы. Текучесть переменного состава, естественно, отражалась на боеспособности и боеготовности территориальных частей.
В 1939 году Красная Армия полностью перешла на кадровую систему комплектования. Стали кадровыми - с трехлетним сроком службы для рядовых бойцов - и эти два полка. В первое время они по всем показателям заметно уступали 40-му полку, затем разница в боевой подготовке стала постепенно исчезать. А в июле 1941 года, когда меня назначили командиром 78-й дивизии, 258-й полк Суханова уже на равных соревновался с 40-м полком, а зачастую и опережал его.
Приняв дивизию, я ближе познакомился с командирами ее полков. И вот первые впечатления. Предположим, случилась какая-то неувязка в учебном процессе. Докучаев все замечания старшего начальника схватывает на лету. И сам себя ругнет сгоряча, и вдумчиво объяснит причины недостатков, и тут же наметит план действий, поставит задачи перед командирами и политработниками, партийной и комсомольской организациями. Сразу чувствуется: характер у него командирский. Энергия, воля, темперамент! Душу, как говорится, выложит, а полк из прорыва выведет.
Иного подхода требовал к себе Коновалов. Командир он вполне подготовленный, внутренне собранный. И все же на первых порах приходилось не только указывать, но и доказывать, помогать ему найти правильный путь к исправлению ошибок и недостатков. Правда, он крепко затем брался за дело. И все, что. было задумано, претворял в жизнь.
Куда труднее устанавливались контакты с Сухановым. Слушать людей он умеет, мои замечания воспринимает правильно, а вот объясняться не любит. Про таких говорят: из него и клещами слова не вытянешь. Скажет только: "Не беспокойтесь, все сделаем, как должно". И уйдет, непрошибаемо хладнокровный.
Посетовал я как-то комиссару Бронникову на равнодушие Суханова. А Михаил Васильевич и говорит:
- Сперва и я так думал. К счастью, ошибался. Нет в Суханове никакого равнодушия. Есть основательность, трезвый расчет, есть уверенность в себе и своих людях. Скажет мало, сделает много. Разве лучше, если наоборот?
Месяца не прошло, как я вынужден был признаться самому себе: комиссар абсолютно прав. Не речами богат Суханов - делом. Дивизия стояла в Уссурийском крае, в тайге, близ границы. Мы с тревогой следили за событиями, которые развернулись на советско-германском фронте. Понимали, конечно, что рано или поздно и мы попадем на фронт. По крайней мере, надеялись на это. И готовились - днем и ночью. Длительные марши по таежному бездорожью, большие и малые учения с боевыми стрельбами сменяли друг друга. И каждый раз, подводя итоги, штаб дивизии называл 258-й полк Суханова либо лучшим, либо одним из лучших.
Ну а помимо прочего, за три месяца, что минуло с того дня, как я принял дивизию, у меня была возможность не раз убедиться, что Суханов обладает мгновенной и очень точной командирской реакцией.
Вот и сейчас, обговаривая кандидатуру Суханова, мы надеялись, что с таким командиром полк добьется успеха в первом же бою. А первый боевой успех - это очень важно в целом для нашей дивизии, впрочем, как и для любого необстрелянного еще соединения.
В тот же день Суханов повел 258-й полк к линии фронта. Следом двинулась колонна 210-го гаубичного артполка - два его дивизиона из трех. Выехала и наша оперативная группа.
За селом Ядромино колонны свернули с Волоколамского шоссе на юг, на проселочную дорогу. Погода была скверная - дождь пополам со снегом. Вот где пригодилась таежная закалка. Шли быстро, сноровисто вытягивая застревавшую в глубокой грязи технику. Еще засветло, совершив 30-километровый марш, стрелки и артиллерия вышли к переднему краю, к реке Озерна. По ее восточному берегу, через деревни Мары, Слобода, Городище, держала оборону 27-я танковая бригада.
Танкистам приходилось туго. В предшествующих боях бригада понесла большие потери. В строю на ходу осталось несколько танков. А участок обороны вытянулся километров на десять. К тому же левый фланг бригады оказался совершенно открытым. До ближайшего соседа - 144-й стрелковой дивизии 5-й армии - 8 - 11 км. Этот разрыв между флангами прикрывался лишь отдельными группами бойцов с пулеметами. Сплошного фронта нет.
258-й полк сменил танкистов, гаубичные дивизионы встали на огневые позиции. Сделать это быстро и основательно помогли предварительная рекогносцировка местности, творческий подход к организации обороны. Об этом стоит рассказать подробнее.
Еще на марше оперативная группа управления дивизии, к которой присоединился и подполковник Суханов, обогнала колонну. Прибыли мы на место, переговорили с командиром 27-й танковой бригады, осмотрели ее оборону.
Мы уже знали, что 258-му полку придется занять очень широкий участок, что создать сплошной фронт с левым соседом вряд ли удастся. Однако только прибыв на место, мы поняли, какими опасностями чреват этот разрыв в обороне..
Надо было что-то предпринимать: войска уже подходили, а день клонился к вечеру. Суханов вместе с начальником оперативного отделения штаба дивизии Витевским составили план, который тут же был утвержден.
План был прост и реален, тактически хорошо осмыслен. Предлагалось построить оборону так, чтобы основные силы полка сконцентрировать на левом его фланге. В глубине создать резерв. Гаубичную артиллерию выдвинуть тоже ближе к опасному флангу. Остальной участок обороны прикрыть небольшими группами боевого охранения.
В подобном построении наших боевых порядков был известный риск: Но риск оправданный, здравый. Во всяком случае, гораздо меньший, чем если бы мы вытянули все батальоны в линию - непрерывную, но тонкую.
И хотя разрыв со 144-й дивизией оставался, но теперь 258-й полк, хорошо сгруппированный, с сильным резервом, мог выдвинуться в любом направлении, он как бы нависал над той самой "пустотой" и был способен не только обороняться, но и мощно контратаковать.