- Это уже известно из оперативных сводок. Хотелось бы услышать вашу оценку нынешней боевой обстановки в более конкретном виде. Мы готовимся к новым наступательным боям. Что думает по этому поводу ваш штаб, что думаете вы сами? И почему думаете так, а не иначе? Нам нужны не цифры, но анализ, построенный на цифрах и фактах. Только такой наш с вами разговор поможет в планировании операции.
Последним довелось докладывать мне.
- Командовали дивизией на Юго-Западном фронте? - спросил И. X. Баграмян.
- Да, девятой гвардейской.
- Большой Бурлук, Оскол, Дон? Помню... Продолжайте!
Я, естественно, учел замечания командующего по предыдущим докладам и основное внимание в своем выступлении уделил вопросам оперативно-тактическим. Мы с полковником Гофманом и другими офицерами штаба корпуса, уже не раз анализируя закончившуюся операцию, пришли к единодушному выводу: если бы корпус был сгруппирован в более узкой полосе, он смог бы нанести глубокий удар, оседлать невельскую дорогу в тылу противника и тем предрешить его окружение. Этот вывод я и доложил командующему.
- Данная задача остается за вами, - сказал генерал Баграмян. - Полосу сузим, дадим танки. Как думаете: есть ли смысл изменять направление главного удара корпуса?
- Нет! - ответил я. - Направление между озерами Берново и Черново выгодно со всех точек зрения, в том числе для танков...
В тот же день мы с генералом Сахно обговорили некоторые вопросы взаимодействия. Его танковый корпус должен был войти в прорыв через боевые порядки нашего корпуса, а одной бригадой участвовать и в самом прорыве.
Подготовка к операции шла своим чередом, несмотря на распутицу, которая разразилась в начале декабря. Особенно трудно было с обеспечением войск боеприпасами и продовольствием: их доставка по-прежнему производилась через горловину невельского мешка. Горловина была не столь уж узкой, но дело в том, что большую ее часть занимали озера да заболоченная низменность. Единственная проезжая дорога находилась в зоне артиллерийско-минометного огня противника, поэтому пользоваться ею можно было только ночью. Эта раскисшая в оттепель дорога буквально всасывала в себя и гужевой, и колесный, и даже гусеничный транспорт. Артиллерийские полки, приданные нам, также тратили по нескольку суток, чтобы преодолеть путь в 60-70 км.
Время, отведенное на подготовку к операции, дало нам возможность хорошо сгруппировать артиллерию, обеспечить войска боеприпасами, провести тщательную разведку целей.
К середине декабря городокская группировка противника не претерпела сколько-нибудь существенных изменений. Правда, за счет вынужденного отхода в ноябре фронт ее сократился, а следовательно, и уплотнился. Занимаемый ею езерищенский выступ от вершины (Езерище) до основания (Городок) протянулся километров на 40, а в самой широкой своей части, у основания, достигал 50 км.
По замыслу генерала И. X. Баграмяна двум армиям предстояло нанести встречный рассекающий удар, соединиться в районе станции Бычиха и, ликвидировав противника в езерищенском выступе, развить наступление на юг - на Городок и далее к Витебску. Главный удар с северо-востока наносила 11-я гвардейская армия К. Н. Галицкого, вспомогательный, с запада, под основание езерищенского выступа, - 4-я ударная армия. Эта задача была возложена на 2-й гвардейский стрелковый и 5-й танковый корпуса.
Состав 2-го гвардейского опять претерпел изменения: две дивизии - 154-я и 156-я были переданы соседнему корпусу, а вместо них к нам пришли другие. В результате перегруппировки наш корпус целиком сосредоточился на восточном берегу Обо-ли, на плацдарме, где в ноябре вели боевые действия лишь правофланговые дивизии. Полоса корпус а сузилась почти вдвое, до 25-27 км, что позволило создать достаточные плотности войск на 6-километровом участке прорыва, между озерами Берново и Чернове. Здесь были сосредоточены главные силы (два полка) 381-й дивизии, 90-я гвардейская и 47-я стрелковая дивизии. Левый фланг корпуса - от реки Оболь до озера Берново - прикрывал оборонявшийся на широком фронте один полк 381-й дивизии, правый - от озера Чернове до озера Кошо - 16-я литовская стрелковая дивизия.
В качестве средств усиления мы получили 70-ю танковую бригаду 5-го танкового корпуса, а также три артиллерийских полка.
Таким образом, тяжелой артиллерии, предназначенной для контрбатарейной борьбы, нам дали немного - 18 гаубиц (152-мм) 488-го полка. Да и вообще артиллерийская группировка в полосе прорыва была небольшой - по 53 ствола на километр, включая сюда батальонные минометы и противотанковые пушки. Усилить артиллерийское обеспечение в центре прорыва, в полосе 90-й гвардейской дивизии, мы могли только за счет ее соседей - 47-й и 381-й дивизий. В их полосах число артиллерийско-минометных стволов на километр фронта было снижено до 30, в полосе 90-й дивизии доведено до 84 стволов{73}. Отмечу, что в 11-й гвардейской армии, наносившей главный удар, артиллерийские плотности были гораздо выше - до 180 стволов на километр фронта прорыва{74}.
Нехватку тяжелой артиллерии в нашей полосе должна была восполнить результативная разведка. Разведчики с этой задачей справились. Они вскрыли оборону противника на всю ее глубину. Были захвачены контрольные пленные из различных фашистских частей и соединений, мы выяснили их состав. Оказалось, что перед корпусом держали оборону полки 87-й и 129-й пехотных дивизий (всего 13 батальонов), остатки (боевая группа) 113-й пехотной дивизии, 214-й строительный батальон. В районе железной дороги Невель - Витебск, у станции Бычиха, в резерве стоял 24-й танковый полк 20-й танковой дивизии (80 танков).
Показания пленных свидетельствовали, что фашистское командование лишь частично успело восполнить тяжелые потери, понесенные в ноябрьских боях. Например, 428-й пехотный полк 129-й дивизии состоял из двух батальонов вместо трех по штату. Эти батальоны в свою очередь имели по три роты вместо четырех, а роты - только по два взвода. Свои показания пленный из 428-го полка заключил фразой: "Среди солдат ходят слухи об окружении, все считают, что русские завершат окружение".
Особо хочу сказать о нашей химической разведке. Для нас уже в 1942 году не было секретом, что фашисты готовятся применить отравляющие вещества против войск Калининского фронта. Еще под Великими Луками мы разгромили две вражеские части, которые официально именовались: "1-й учебный минометный химический полк" и "55-й минометный химический полк". Эти полки имели на вооружении шестиствольные минометы. И хотя в тех боях противник применял мины с обычной взрывчатой начинкой, минометные расчеты и командный состав уже прошли специальную подготовку по работе с химическими минами.
Когда 2-й гвардейский корпус начал боевые действия на витебском направлении, эти сведения пополнились новыми. Пленные на допросах показывали, что так называемые дегазационные батальоны фашистской армии расформированы, а их личный состав и материальная часть переданы для укомплектования минометных химических полков. На фронт поступали новые тяжелые метательные аппараты, зашифрованные как "туманометы" ("Небель-Верфер"). Кадры для этих частей, офицеры и унтер-офицеры, обучались в Витебске, на специально созданных курсах{75}.
Мы вынуждены были готовить свои войска к защите от химических средств нападения противника.
Почему фашисты все-таки не решились применить отравляющие вещества, почему не повторили аналогичные действия германской армии времен первой мировой войны - это вопрос другой. Но то, что в конце 1943 года вражеское командование готовило химические атаки против войск 1-го Прибалтийского фронта, - это был факт, и мы должны были с ним считаться.
К 9 декабря части 2-го гвардейского корпуса полностью завершили подготовку к Городокской операции. Мы получили соответствующий приказ с уточненной боевой задачей и ждали только распоряжения, указывающего день и час наступления. 13 декабря, перед рассветом, такое распоряжение поступило. В 10.45, после полуторачасовой артподготовки, корпус перешел в наступление и прорвал оборону противника на участке Малая Дворня, Шитики.
Бой развивался неровно. Левофланговая 381-я дивизия, которой теперь командовал полковник И. И. Серебряков, продвинувшись вдоль юго-восточного берега озера Берново, встретила упорное сопротивление фашистов под деревнями Морозники и Крепина. Еще менее значительным было продвижение в центре, в полосе 90-й гвардейской дивизии. И хотя ее поддерживала большая часть нашей артиллерии, а в боевых порядках пехоты наступала 70-я танковая бригада, дивизия к исходу дня вклинилась в оборону противника лишь на 1,5 - 2 км. Наибольшего успеха добилась правофланговая 47-я дивизия полковника Г. И. Чернова. Она прорвалась севернее озера Чернове и вышла на дальние подступы к железной дороге Невель - Витебск.
Как известно, успех части или соединения зависит от многих факторов, среди которых важную роль играют личные качества командного состава. С офицерами 47-й дивизии мне довелось познакомиться еще в боях за Невель, когда она входила в состав соседнего 83-го корпуса. На совместной рекогносцировке, на участке 148-го полка, начальник штаба этой дивизии майор Н. И. Реут коротко, точно, исчерпывающе доложил обстановку. Чувствовался в нем человек с творческим началом - умный, ищущий, с острым глазом. Это подтвердил и командир 47-й дивизии Григорий Иванович Чернов. Он сказал мне тогда, что майор Реут один из лучших офицеров его дивизии. Месяц спустя, когда дивизия вошла в наш корпус, Реут был уже начальником ее штаба, подполковником.
Как-то мы встретились с ним на разбитой осенней дороге, вдали от населенных пунктов. Реут сам вывел сюда полевые кухни, чтобы накормить горячей пищей бойцов маршевого батальона, направлявшегося в дивизию. Это была настоящая, без лишних слов, забота о людях. Да и они, бойцы и командиры, еще не попав в новую для них часть, уже поняли: о них знают, помнят, их встречают, как и положено встречать однополчан.
Чернов и Реут дополняли друг друга. В период подготовки Городокской операции они предложили штабу корпуса смелое и вместе с тем обоснованное решение: двинуть подвижной отряд (лыжный батальон, стрелковая рота, танковая рота) несколько правее от направления главного удара дивизии. Пройдя по бездорожью к северо-восточному берегу озера Чернове, отряд должен был прикрыть фланг дивизии. Это - как задача-минимум. А как максимум - прорваться в тыл противнику, на невельско-витебскую дорогу.
И вот, к исходу первого дня операции, несмотря на трудности, которые мы испытывали в центре и на левом фланге, стало ясно: цель- выйти к основной тыловой коммуникации городокской группировки противника, а следовательно, создать реальную предпосылку к окружению нескольких ее дивизий в езерищенском выступе - уже близка. Боевой успех 47-й дивизии стал тому причиной.
В целом дивизия в тот день продвинулась на 4 - 6 км.
В полночь меня вызвали к телефону. Полковник Гофман, передавая трубку, шепнул:
- Командующий фронтом!
Генерал Баграмян уточнил боевую обстановку, потом сказал:
- Передайте полковнику Чернову: всему личному составу сорок седьмой стрелковой дивизии объявляю благодарность за боевую доблесть, проявленную сегодня.
Я тотчас позвонил Чернову, передал благодарность командующего, а наш политотдел во главе с полковником Луценко сделал ее достоянием всего корпуса. О боевом успехе 47-й дивизии рассказывали бойцам политработники и агитаторы в устных беседах, дивизионные газеты - печатным словом. И уже к утру призыв равняться на героев этой дивизии, подкрепить ее прорыв общим прорывом корпуса овладел сердцами воинов. Перед началом нового боевого дня мне довелось побывать в дивизии Чернова, наблюдать ее личный состав в деле. Наступательный порыв был действительно очень высок.
Боевой успех 47-й дивизии сразу же сказался во всей полосе наступления 2-го гвардейского корпуса. 381-я и 90-я гвардейская дивизии, все более развертывая свой фронт на север, продвигались к станции Бычина, навстречу соединениям 11-й гвардейской армии. В том же направлении, обогнав пехоту, вошел в прорыв танковый корпус генерала Сахно. А 47-я дивизия, продолжая наступать на восток, 15 декабря пересекла железную дорогу Невель - Витебск на четырехкилометровом участке (разъезд Росляки - высота 229,7) и, развернувшись фронтом на юг, прикрыла главные силы корпуса от контратак противника со стороны Городка.
В ночь на 16 декабря организованное сопротивление фашистов было сломлено. Командиры дивизий докладывали, что противник бежит на север и северо-восток, бросая раненых, вооружение, боеприпасы, военное имущество. Наши разведгруппы сообщали, что в тылу врага царят паника и полный хаос. Между тем танки генерала Сахно с десантами пехоты 90-й гвардейской дивизии, разгоняя с дорог мечущиеся толпы гитлеровцев, стремительно продвигались на север, навстречу частям 11-й гвардейской армии. Клещи сжимались, с часу на час окружение должно было завершиться.
В полдень 16 декабря мы получили радиограмму из 90-й гвардейской дивизии: танкисты и стрелки вышли к станции Бычиха, где соединились с частями 11-й гвардейской армии{76}. Вскоре я переговорил по радио с командиром корпуса этой армии.
- Поздравляю! - сказал он. - Кот в мешке. Завязан крепко.
Мы не представились друг другу, поскольку говорили открытым текстом, но тот голос, ту интонацию я узнал бы среди тысячи других.
- Поздравляю, дружище! - ответил я. - Давно мы с тобой не виделись, а?
Он помолчал, потом крикнул:
- Апанас? Жив?
- Жив, Ваня...
Так, в день, когда завершилось окружение противника в езерищенском выступе, я нежданно-негаданно встретил, да и то лишь в эфире, Ивана Федоровича Федюнькина, старого соратника по 78-й (9-й гвардейской) дивизии, с которым мы прошли плечом к плечу через трудные бои на полях Подмосковья. Бывший начальник нашего штаба был теперь уже генерал-майором, командовал 16-м гвардейским стрелковым корпусом.
На следующий день наши войска, взаимодействуя с частями 11-й гвардейской армии, закончили ликвидацию окруженной группировки противника. Части корпуса захватили около 750 пленных, 80 орудий, 98 минометов, в том числе шестиствольных, 32 танка, 8 самоходных орудий, свыше 650 пулеметов, 55 различных складов и много другого военного имущества{77}. Трофеями, которые достались нам в полной исправности, можно было бы вооружить целую немецкую пехотную дивизию и танковый батальон. Я не говорю уже о боевой технике противника, уничтоженной в ходе пятидневных боев. Большие трофеи достались также танкистам генерала Сахно и соединениям 11-й гвардейской армии генерала Галицкого.
В тех боях были разгромлены 87, 129 и 211-я немецкие пехотные дивизии, тяжелые потери понесли 252-я пехотная и 20-я танковая дивизии. Отдельные их части и подразделения, прорвавшись из окружения, поспешно откатывались на юг, к Городку.
18 декабря 2-й гвардейский корпус совершил марш в новый район сосредоточения - к югу от озера Кошо (деревни Сухоруково, Стар. Войхана, Бегуны), иначе говоря, рокировался вдоль линии фронта вправо, к западу. 24 декабря 4-я ударная армия, взаимодействуя с 11-й гвардейской, продолжила наступление на витебском направлении. Фронт противника опять был прорван на большую глубину. В результате этого прорыва 11-я гвардейская армия, освободив Городок, вплотную подошла с северо-запада к Витебскому укрепленному району, а 4-я ударная на широком фронте вышла к железной дороге Витебск - Полоцк. На этом рубеже войска 1-го Прибалтийского фронта перешли к обороне летне-осенняя кампания 1943 года закончилась.
Витебский котел
Ранней весной 1944 года наш 2-й гвардейский стрелковый корпус был передан из состава 4-й ударной армии в 6-ю гвардейскую армию генерал-лейтенанта И. М. Чистякова. Некоторое время мы вели наступательные бои на подступах к железной дороге Витебск - Полоцк, затем перешли к обороне. Как-то ночью, это было уже в мае, меня вызвал к телефону командарм. Иван Михайлович Чистяков сказал: