Как и предполагал лейтенант, за домами была низина, и немцы скорее всего отошли лишь при приближении разведчиков. И снова вопросы: кто они, отставшая от своих небольшая и плохо вооруженная группа или организованная боевая часть? Почему противник позволил занять хутор?
...Неделю назад разведчикам приказали установить связь с соседями. Помощник командира взвода старшина Спасских пошел с одной группой на правый фланг, а он, Полуэкт, на левый. Прошли с километр лесом, оказались на большой поляне со свежими копешками сена, и в это время на полк налетели "юнкерсы". Не успели оглянуться, первый бомбардировщик, как им показалось, сбитый, падал прямо на разведчиков. Разбегаться было поздно, бросились на землю без всякой надежды когда-нибудь подняться. Огнедышащий смерч втянул в себя и потащил, пока руки намертво не вцепились в остатки травы. Но самолет не был сбит, они волею случая оказались в месте выхода его из пике. Следующие встречали лежа на спине, остервенело били по ним из автоматов и попадали, наверное, но вся девятка "юнкерсов" благополучно миновала неожиданный для нее огневой рубеж и ушла на новый заход, на этот раз со стороны солнца.
Поднялись, а поляна пустая, копешки с нее точно корова языком слизнула, и в дисках, даже запасных, патронов почти не осталось. Обойдется, поди, не с врагом предстояла встреча, а со своими. Пошли дальше. Вблизи опушки поперек дальнего конца поля не таясь прошла группа солдат и скрылась в лесу, где" должна быть дорога. Один задержался и, похоже, поджидал их. Свои, конечно, вот и связного оставили и прошли открыто, но что-то насторожило тогда Шарапова. На всякий случай послал вперед двоих, с остальными задержался. И вовремя: "связной" вдруг настильно, по направлению к разведчикам, пустил красную ракету, и десятки очередей, справа, от дороги, и слева, от леса, прижали к земле.
Интересная картина получилась: им нечем было стрелять, а немцы решили, что в этом кроется какой-то маневр, и, соединившись, стали спешно отходить, даже раненого не подобрали. От него узнали, что столкнулись с немецкой разведкой, которая ходила в наш тыл.
Ценнейшего пленного тогда привели, а теперь... Предчувствие беды, уверенность, что враг близко, не покидали лейтенанта, а почему немцы позволили занять хутор, понять не мог. В этом был какой-то умысел, а вот какой?
- Костя,- позвал к себе лейтенант разведчика Скубу,- пройдись с кем-нибудь в открытую, можете даже "подраться" у леса на виду.
- Есть, командир! Шиканова возьму - мне ему давно морду набить хочется,повеселел заскучавший от безделья Скуба.
- Еще посмотрим, кто кому!-угрюмо отозвался Шиканов. У него болел зуб, и он с утра был не в духе.
- Валяйте, но смотрите, чтобы не подцепили.
- Как-нибудь, лейтенант.
Скуба и Шиканов вдоволь побродили по хутору, во время "драки" из-за какой-то тряпки разом упали и прочесали начало уходящей в лес дороги из автоматов.
- Что там? - обрадованно крикнул Шарапов, высовываясь из чердачного окна.
Скуба поднялся, безнадежно махнул рукой:
- На поклевку хотели выманить, да пустой номер.
- Были бы, отозвались: когда двое дерутся, у третьего всегда руки чешутся,- поддержал Скубу Бербиц.- Нам какое задание давали? Установить, есть ли на хуторе противник. Его нет. А в лесу? Так он, может, до самого моря тянется.
Бербиц был прав: задание можно считать выполненным. С ним трудно было спорить и в другом: если пойти по дороге, то где-нибудь немцы обнаружатся, но Шарапову мешала принять решение об отходе неизвестность. Уйдешь, а немцы через час-другой полезут из леса, ударят во фланг или тыл. Как ни крути, а в лес заглянуть надо. Всем идти не следует, лучше небольшой группой.
Соваться в лес разведчикам не хотелось. Лейтенанту- тоже, и, предупреждая возможные возражения, он объявил приказ:
- Будем проверять. Со мной пойдут Скуба и Капитоненко.
Он решил взять с собой этих разведчиков, зная, что они любят работать вместе и хорошо дополняют друг друга. На скуластом, обожженном солнцем лице Скубы заходили тяжелые желваки, у Капитоненко потемнели оспины, но больше они ничем своего неудовольствия не выдали.
Трое проверили оружие, спустились с чердака и разошлись, чтобы не попасть под одну очередь. Левым шел Капитоненко, правым - Скуба.
Шарапов придерживался дороги. Он мог поклясться, что лес занят противником, но что стоила эта клятва до первого выстрела. Интуиция, он давно убедился в этом, оправдывается часто, но истиной не считается. Надо идти. Возвращение в полк возможно лишь после того, как их обстреляют.
От домов взгорок спускался к лесу полого, ровным и чистым полем. Ни кустика на нем, ни деревца, лишь высокая трава у опушки. Всех троих отлично видно. Автоматы наготове, на лес направлены еще десять стволов, но надежды на это мало. С чердаков ребятам придется стрелять на звук, а немцы станут бить прицельно.
Шарапов взглянул на часы, ругнул себя за оказавшиеся ненужными провокации и прибавил шагу. До леса оставалось шестьдесят метров. Пятьдесят.
Скуба поднял руку. Он ее еще поднимал, когда с опушки оглушительно загрохотал немецкий МГ-34, отличный пулемет, легкий, с заменяющимися стволами и лентами, которые можно присоединять одну к другой без конца. Пулеметчик повел стволом справа налево. Первым, словно от удара, дернулся Скуба. Шарапова спас автомат. Пуля попала в диск и едва не выбила ППШ из рук. Изображая убитого, он рухнул на землю и ящерицей отполз в старую, заросшую травой ямку. На Капитоненко очередь задержалась и поднялась к домам, откуда прошивали лес автоматы разведчиков.
- Я ранен! - крикнул Скуба и побежал к хутору с повисшей плетью рукой.
Пулемет начал бить по нему, потом снова сек траву над самой головой. Стреляли по Капитоненко. Лейтенант дотащил разведчика до ямки, укрыл в ней почти всего Капитоненко, не вместились только его длинные ноги. Пока укладывал, осмотрел раны. Одна пуля попала в голову, еще три прошили спину и руку. "Не жилец!" - с тоской подумал лейтенант и не ошибся. Струйка крови полилась из открытого рта, захрипел Капитоненко, задергался в конвульсиях и стих.
Шарапов сменил диск, но стрелять не стал. "Пусть немцы думают, что перебили всех. Так будет лучше",- решил он.
Перестрелка пошла на убыль и стихла. Добежал Скуба или добили? Добежал. Прикрывать стало некого, и ребята прекратили огонь.
Они давно сработались друг с другом, и языки развязывались лишь на отдыхе. В деле обходились без слов, часто без команд, все понимая по выражению глаз, мимолетному движению бровей, по тому, кто как идет, лежит, стреляет и многим другим только им понятным приметам поведения каждого. Лейтенант был уверен и в другом: Скубу немедленно доставят в полк, а Цыцерову передадут донесение о встрече с противником. Задание можно считать выполненным...
Пока гремели выстрелы, он чувствовал себя в безопасности, теперь же забеспокоился: трава у опушки высокая, немцы могут подобраться незаметно для ребят. Ну что ж, пусть ползут. У него два автомата и три диска к ним, четыре гранаты, наган, нож, здоровые руки и ноги. Пока суд да дело, стал разгибать усики чек на гранатах. Левая рука будет занята, так вытащит зубами.
Ветер откуда-то прорвался. Трава заходила волнами. Попробуй разгляди, где она клонится от ветра, а где ее раздвигает рука человека.
Что-то хрустнуло в лесу, будто на сучок наступили. Если полезли на дерево, придется сшибать. Откроют огонь ребята, под шумок можно и ему выстрелить. Шарапов перевел автомат на стрельбу одиночными и лег так, чтобы его приняли за мертвого, сам же он мог хорошо слышать и следить за вершинами деревьев...
Глава вторая
1
К началу войны Полуэкту Шарапову не хватало до семнадцати ровно полгода, и он попал на фронт лишь весной сорок третьего.
Январский прорыв блокады Ленинграда, блестящее завершение Сталинградской битвы, за исходом которой с такой надеждой следили в тылу и на фронте, вселяли уверенность на лучшие перемены и даже на скорое завершение войны. Казалось, стоит немного поднажать, и покатится она назад, к воротам Германии.
В армии вводилась новая форма. К ней, к знакомым и в то же время необычным словам: "солдаты и офицеры" - привыкали с трудом и не без предубеждения. Многие уже носили погоны, кое у кого они даже пообмялись, но ходили и в гимнастерках с отложными воротничками, в шинелях со старыми петлицами, треугольниками, кубиками и шпалами на них. На новеньких полевых погонах Полуэкта было по одной звездочке, он надеялся получить взвод и с ходу пойти с ним в атаку. Бои, однако, не предвиделись. После неудачного наступления полк стоял в неглубоком тылу на формировке, солдат в нем было на одну неполную роту, а пополнения хватило лишь на два батальона. Батальоны ушли держать оборону, а десятка два офицеров до лучших времен оказались в резерве. Вместе с другими попал туда и Полуэкт.
Вначале он даже обрадовался неожиданному отдыху, отсыпался и отъедался на обильных после училища фронтовых харчах, но скоро затосковал от безделья и еще больше от неопределенности. Бессмысленно тянулись бесконечно длинные и светлые весенние дни, пока не объявили срочное построение офицерского состава.
Наконец-то! Свершилось! Теперь и они будут при деле!
Командир полка подполковник Петров не спеша прошелся вдоль шеренги тянувшихся перед ним резервистов. Новенькие, тщательно заправленные под ремни гимнастерки, воротнички свободно облегают тощие шеи. Напряженно-ждущие глаза. Мальчишки! Сержантами им быть после шестимесячной подготовки, а они уже офицеры... Офицеры!
Недоверчивый взгляд командира полка отыскал всего одного человека, на которого можно было положиться- капитана Лаюрова. Видавшая виды гимнастерка и нашивка о ранении говорили о том, что капитан не новичок на фронте и кое-чего стоит. Подполковнику не удалось скрыть возникшего в душе раздражения, и он заговорил резче, чем хотелось:
- Товарищи офицеры! Я собрал вас по неотложному делу. За полтора месяца, как полк принял новую оборону, наша разведка не взяла ни одного пленного! Командир взвода лейтенант Акимов, полюбуйтесь на него! - командир полка кивнул в сторону левого фланга.- Командир взвода Акимов расписался в собственном бессилии.- Хриплый, сорванный еще в танковых войсках голос командира полка поднялся на недосягаемую для него высоту и сел. Жесткое худощавое лицо исказила гримаса гнева, и подполковник продолжал почти шепотом, чеканя каждое слово:
- Принято решение: лейтенанта Акимова от командования взводом отстранить.
Шеренга замерла, с сочувствием вглядываясь в отрешенное лицо лейтенанта, его пепельно забелевшие губы.
- Но "язык" нам нужен,- продолжал подполковник, не обращая больше внимания на Акимова,- и мы решили организовать офицерскую разведку. Да, да, офицерскую, и она должна доказать, что даже в необычных условиях обороны полка, отделенного от противника рекой, пленного взять можно! Можно! - крепко ударил он кулаком по ладони, утверждаясь в своей вере и заражая ею офицеров.Командование полка надеется, что среди вас найдутся добровольцы. Желающие откликнуться на мою просьбу, прошу сделать шаг вперед.
Шеренга не шелохнулась, перестала дышать.
- Я предложил вам трудное и опасное дело. Подумайте,- разрешил командир полка.
Он достал папиросу, неторопливо размял ее, закурил, а когда решил, что времени для размышления истекло достаточно и взглянул на шеренгу, перемен не произошло. Брови подполковника поползли вверх, но тут же и опустились - вперед шагнул капитан Лаюров. Кто следующий? Глаза подполковника встретили взгляд младшего лейтенанта. Мальчишеское лицо, большеватый, чисто русский нос, припухшие губы и разводы красных пятен. "Шарапов,- вспомнил командир полка фамилию младшего лейтенанта.- Эк как переживает! Ты еще погоди, подрасти немного",- ответил ему взглядом подполковник. Полуэкт понял командира полка по-другому и, прислушиваясь к возникшему в ушах звону, чувствуя пустоту во всем теле, как в пропасть, шагнул вперед. Такой же звон чудился ему три года назад, когда, сорвавшись с подножки товарняка, лежал, пропуская мимо себя поезд, и не сознавал: успел выдернуть из-под колес ногу или ее отрезало. И еще раньше, в пионерском лагере. На торжественной линейке из кольца на верхушке мачты выдернулась веревка. Шарапов полез с веревкой в зубах, и вдруг поднялся сильный ветер. Тонкая мачта закачалась, заходила из стороны в сторону. "Слезай! Немедленно спускайся!" - кричали ему. Он взглянул на землю и зажмурился - так далеко внизу и такими маленькими показались замершие в оцепенении пионерские отряды. Передохнул и начал снова подниматься. И не сорвался, вдернул веревку, спустился. Звон прошел в санчасти, куда его увели вытаскивать из рук и ног многочисленные занозы.
Влажно-голубое после утреннего дождя небо ободряюще улыбалось, по нему неторопливо плыли кучевые облака. В недалеком лесу куковала кукушка. Полуэкт оглянулся - в прежней шеренге не осталось ни одного человека.