'Коня подгоняй, Степанида' — шипят темные силы.
— Чччем? — тихо подвывая, вопрошаю я.
'Пяткой, у тебя же там каблук!'.
— Ссстрашно, — жалостливо отвечаю.
'Степ, ты только что сбежала с собственной свадьбы, так что самое страшное в жизни старой девы тобой уже совершено. Коня подгоняй, кому сказал!'.
— Я не старая дева!
'Но начало тенденции положено, — язвит представитель ТС'.
— Сволочь, — сообщаю некоторым.
За полчаса до убегательных событий меня вернули во дворец, в процессе возвращения нагладив попу чуть ли не до мозоля, а там передали руки евнухов, чьи лица носили неизгладимую печать копыт коника. И вот там-то я и узнала о радостном событии в жизни каждой девушки… Окольцовывании! Дальше произошел типичный для каждой невесты мандраж, в результате которого я согласилась на предложение темных сил, те отворили для меня две потайные двери, и даже коника оседланного подали. А главное — бесплатно и не торгуясь.
На душе кошки скребут, попа болит и никто ее даже не пожалеет, представитель ТС мчится рядом на второй коняке, а мне грустно. ПП жалко даже, как он там без меня, морда шрамированная?!
— Степ, нам до рассвета к пристани нужно успеть, — дьявол подъехал ближе.
— Изыдиии, — слов нет, убила бы гада.
— Что опять? — возмущаются некоторые. — Я тебя вообще спас!
— Спас? — я дернулась вся. — У меня грудь болит, спасатель!
— Пожалеть? — ехидненько вопрошает.
— Уменьшить, горе адово!
— Не переходи на личности, — шипят темные силы.
— Ах ты… — рот я открыла зря.
Вообще когда мчишься по пустыне на коняке, рот открывать не рекомендуется — суши тайского производства сами в пищевод устремляются, после еще и лапками проталкиваются. И да — все бесплатно.
— Кхы… кхе… хы, — изгнала я настойчивую пищу, жестоко и категорично отказав местному фаст фуду, — а на пристань зачем?
Жестоко оскорбленный отказом фаст фуд не долго думая, вцепился в аппетитные, демоновыми то стараниями, мои вершины.
Восточную пустыню огласил истошный, полный негодования девичий визг!
А местные коники, как и местные мужики иммунитета к голосу настоящей русской женщины не имеют, и полетела я нежной горлицей… мордой в песок. Я выжила, песок не отреагировал, фаст фуд, подергивая лапкой, скончался.
Демоняка спрыгнул на песок, в тот миг, когда я скорбно взирала на кончину тайского суши, подбежал, остановился надо мной и спросил:
— Чего расселась, Степ?
— Сдохни уже и не мучайся…
— Это ты мне? — угрожающий рык.
— Нет, исключительно ради разнообразия тебе разрешается пожить, — в этот момент сверчок в последний раз дернул лапкой. — Ыыыы… — жалостливый мы народ — русские женщины.
Темные силы присели, странно на меня поглядывая, и поинтересовались:
— Степ, ты чего?
— Ыыыы… — сижу реву как дура над смертью одинокого сверчка.
Жалко его, почему-то, хотя сколько их сгорает в Китае, например, а потом хрустит 'ароматной курочкой' в гамбургере, но там почему-то не жалко, а тут в пустыне, под одинокой луной, в присутствии темных сил я сидела и плакала.
— Степа…
— Сверчка жалко, — заревела я.
— Степ, ну было бы кого жалеть, — дьяволенок достал откуда-то платок, потянулся к моему лицу, приговаривая. — Ну что ты, маленькая, нашла, о чем плакать, Степушка…
— Ты меня 'Степушкой' назвал, — шмыгая носом, заметила я, и посмотрела на дьяволенка.
Наши взгляды встретились, и как в самых банальных любовных романах, по телу побежали сотни мурашек…
Теплая южная ночь, повсюду барханы и дюны, луна освещает песчаный пейзаж, глаза напротив словно затмевают весь мир… Толпа не пупырчатых мурашек охватывает тело…
— Степа, — стонет представитель ТС.
— Дьявол, — так же с придыханием отвечаю я.
— Степа… — его голос срывается.
— Дьяв… — мой тоже срывается.
Толпа мурашек неистовствует!
— Степ… — дьявол начинает тяжело дышать, — ты это чувствуешь?
— Да, — откликаюсь я, — чувствую… Я чувствую… я…
— Мы… — стонет дьявол, — мы…
— Да… — ощущая как тело изнемогает от невыразимого желания, не просто стоню — стонаю я, — да, родненький, чувствую… И что же нам теперь делать?
— Мы должны бежать, вместе, — хрипло шепчет он.
— Но как? Как же мы можем?
— О, пресвятые ангелы, — стонет он, протягивая руки и касаясь моих вмиг похолодевших ладошек, — я в жизни не испытывал ничего подобного… А ты?
Апофеоз ситуации нарастает, когда я вынуждена ответить:
— Я тоже никогда в жизни не сидела на муравейнике… — мой голос срывается на шепот: — Эти мурашки, они огромные, что делать?
И в душе растет такое невыразимое желание вскочить и с диким визгом начать прыгать и сбивать с себя все это живое и кишащее, но страшно — а вдруг кусаются?!
— Вроде жучки какие-то, — едва дыша, сообщил дьявол.
— Убей их! — мы, русские женщины, такие кровожадные.
— Но как? — стонет он.
— Не знаю, ты же мужчина, и даже хуже…
— Что может быть хуже мужчины? — вдруг заинтересовался представитель ТС.
— Ты! — искренний и честный ответ.
Меня одарили убийственным взглядом.
— Не расходуй взгляды зазря, — менторским тоном посоветовала я, — направь убивательность на мурашек!
— Если б мой взгляд мог убивать… — прошипел дьявол.
Невыразимое желание вскочить и заорать все растет, по мере того как мурашки уже до вершин моих добираются.
— Господи, что ты мне такого дьявола то никчемного в недруги даровал? — простонала я небу.
Силы добра почему-то безмолвствовали, силы зла шипели от злости, но чего делать, явно не знали.
— А ты их съешь, — посоветовала добрая я, — опыт уже имеется, так что…
— Степанида! — взревели темные силы, подскакивая.
Взревели они зря — муравьишкам громкие звуки были не в радость, от чего они все и разом взялись за воспитание крикливых. И над пустыней раздался рев оскорбленного и на зуб испробованного Зла!
Силы добра на мучение темных сил взирали с меланхоличным удовлетворением, мысленно проговаривая: 'Это тебе за инсценировку собственной смерти, это за издевательство с коником, а это… просто чтобы мне приятно было!'.
А приятно действительно было — мурашки, решив, что я дохлая жертва и сама не убегу, всем скопом бросились на дьявола — мировая справедливость существует! И едва последняя блохушка сползла с меня, лично я бросилась наутек, крича:
— Люцик, не отставай!
— Степанидаааааааа…. - раздалось за моей спиной.
— Ты же живучий, справишься, — вопила я, улепетывая со всех ног.
— Я на термитов не рассчитанный, — орал он мне.
— Это пустыня, тут термиты не водятся, — парировала я.
— Степа, сожруууут же!
— Ты предлагаешь мне разделить сию печальную участь с тобой? — я торопливо вскарабкалась на очередной бархан.
— Зар-р-раза!
От такого я даже остановилась, обернулась, и возмущенно спросила:
— Дьявол, а что я вообще сделать могу? Вершинами их от тебя отвлечь, что ли? Так у нас разная видовая принадлежность, они не клюнут, дьявол.
Действительно, вот что я могу сделать? А жалко его, черной шевелящейся массой облепленного, очень жалко, мы русские женщины народ жалостливый.
— Дьявол, — позвала я, — а что можно сделать?
— Ничего, — раздалось вдруг позади меня, — но это милосерднее того, что сотворил бы с ним я.
И голос такой грозный, а главное — знакомый очень! Силы добра взмолились о справедливости там, или еще чем-то, но стоило мне обернуться… ПП стоял в трех шагах, молча, гневно и зло глядя на меня, а внизу, мне с вершины бархана хорошо было, находился отряд в полном боевом облачении. И тишина такая, и не шевелятся даже, только ветер треплет рукава рубашек…
— Ты, — медленно, едва сдерживая ненависть произнес Повелитель песков, — ты была всем для меня…
И тон такой обвинительный. Настоящая русская женщина осторожно поинтересовалась:
— Например?
Истинный восточный мужчина запнулся, задумался и повторил:
— Всем!
— Чем? — возмутилась я самым праведным возмущением. — Ты мне даже искупаться не дал! И кольцо не нашел! И да — ты меня ударил! И я сейчас не о попе! — силы добра признавать себя виновными напрочь отказывались. — По попе было даже приятно, а вот по лицу… Ты меня — ударил!
Между прочим, я ему вообще мир спасла. От него же правда, но это уже мелочи. А факт остается фактом — мир спасен моими, кстати, титаническими усилиями! А он!
И тут я ощутила ЭТО! Это поползло вверх по ноге, подбираясь все ближе к…
— Спасите, — простонала я, едва дыша. — Спа… си…
ПП подошел, острый кинжал блеснул на в лунном свете, в следующее мгновение шаровары мои обзавелись новой дыркой, а муравьишко нехилого размера пал жертвой восточной деспотии.
Добив насекомое, восточная деспотия устало посмотрела на меня, тяжело вздохнула и выдала:
— О, звезда моего сердца, зачем сбежала?
— Замуж страшно, — тяжело вздохнув призналась я.
Никогда не понять восточному мужчине логики русской женщины, он и не стал:
— Как пожелаешь, жемчужина моей души, — замуж возьму когда сына родишь.
С этими словами меня подхватили на руки, и понесли, в песке утопая, аккурат к отряду.
— Кккакого сына? — спросила я, осознавая сказанное.
— Второго.
— Сатрап и деспот! — заявила я.
— Плохие имена, персик моего сада, другие выберу, — невозмутимо ответил Повелитель песков.
Я подумала, подумала и как заору на всю пустыню:
— СПАСИТЯ-ааааааа!
Вслед мне понеслось злое:
— Знаешь что, Жабкина, сама себя спасай! — заявили мне силы зла, убегая куда-то вдаль, вместе с выводком толстых мурашек.
— Душу продам, — верещала переброшенная через круп коня я.
— Да в Аду я душенку такую видел! — было мне ответом.
И как истинный антигерой, представитель Темных Сил, весь в черном, мурашках в смысле, исчез на горизонте. Эпическое исчезновение вышло.
А я, с вершинами, попой и никому не нужной душой отправилась во дворец ПП, исполнять его эротические фантазии.