— Танцуй, — лениво приказало чудище, изрезанное шрамами и взирающее на меня осоловевшими от курения какой-то травы глазами.
Да, они здесь не пьют, они курят… но эффект тот же.
— П-п-простите, — испуганно бормочу, глядя на Повелителя Песков, — н-н-немогу, здесь… мокро…
Ага, лужа крови на весь пол! Здесь до меня три наложницы побывали… не выжили. Я четвертая. До эпического приказа 'Танцуй', моей нервной системе пришлось вынести следующие потрясения:
1. Я оказалась блондинкой. Длинноногой, зеленоглазой, с огромной грудью. Вообще сперва подумала, что мне просто показалось — но та странная девица в зеркале повторила за мной все прыжки, кривляния, приседания и резкие движения… К тому же у нее тоже были забрызганы слюнями ноги и стало понятно — это действительно я. Евнуху стало понятно другое: 'Припадочная, — произнес он печально, но тут же радостно добавил, — а все равно наложницы тут долго не живут!'. Оптимист хренов!
2. В гаремах проверка на прочность идет следующая — между полупопиями утыкается лист бумаги и с этим заставляется ходить. Мой свалился сразу, три других купленных вместе со мной наложницы, продержались дольше. Но это не все — с листком в попе требовалось и потанцевать. Я изобразила припадок, и меня оставили в покое, а наложницы извивались вовсю. Эпитет 'Припадочная' начал радовать.
3. Проверка номер три добила — 'проглоти банан' называется. Со шкуркой. Заглотни, держа за конец, потом высуни. Все три наложницы зверски над своим горлом поиздевались, а я подумала и сжевала банан, не страдая впихиванием в себя посторонних предметов. Почему-то в момент, когда я откусила от банана, все евнухи позеленели. Стражники, которые вроде как тоже из евнухов, за мечи схватились. 'Припадочная я' — пришлось напомнить на всякий случай. 'До утра все равно не доживет', - решил АхадСим, и махнул на меня рукой. Поедающая второй банан я чуть не подавилась.
4. Нас всех одели… кое-как, и тела было видно больше чем одежды, но одели. Потом спросили, чего хотим поесть перед смертью… Три наложницы решили позаботится о фигуре, я поела за троих. Всегда много ем, когда нервничаю.
5. Нас повели на ночь к повелителю.
— Танцуй, — повторил приказ мужик в шрамах.
Еще раз осматриваю пол, понимаю, что повелителю сейчас выпадет сомнительная честь полюбоваться моим ужином…
— Танцуй! — рычит чудище.
Так, сейчас рявкнет 'Ахмед' и меня зарубят. Тех троих кусками выносили…
— Тан…
— Сам танцуй! — заорала вдруг я.
Да, на меня иногда находит. Из-за двери выглянул оторопевший Ахмед, услышал от меня 'Пшел вон, холоп!', закрыл дверь. Повелитель от удивления перестал к курительной трубке присасываться, на меня смотрит. Потом приподнялся на постели и хрипло приказал:
— Иди сюда!
И тут из-за двери я слышу тихое:
— Душу, госпожа Жабкина, душу, и все закончится в тот же миг…
И вот стою я полуголая и блондинистая, в луже крови, на постели татуированный садюга, который предпочитает смотреть на женщин изнутри в буквальном смысле — любит он внутренности. А за всем этим действом дьявол подглядывает… Ну я и разозлилась:
— А ну живо ко мне, урод! — прошипела злая я.
Дальше — аут! Повелитель Песков сполз с кровати, на коленях подполз ко мне, замер и смотрит преданными щенячьими глазами.
'Охренеть, — слышится в моей голове, — я в шоке…'
Я тоже.
— Приказывай, — радостно стонет Повелитель Песков, глядя на меня восторженно.
'А есть в тебе что-то, Степанида Жабкина… — звучит в моей голове, — продашь?'
— Не продам! — заорала я во все девичье горло.
— Подари, — восторженно просит шрамированный мужик у моих ног.
'Смотри, Жабкина, до утра уйду ведь. У меня ночью самое рабочее время, так что…'
'Отвали!' — мрачно подумала я.
И вслух добавила:
— Мы, Жабкины, народ гордый, душу не продаем!
— Богиня, — восторгается стоящий у моих колен мужик.
'Обкурился' — сходу догадалась я.
'Ну-ну, удачи, — прошипел дьявол и кажется, исчез'.
А дальше пришлось думать, чего делать с Повелителем Песков. Ясно одно — он привык к покладистым и обученным наложницам, и явно все они ему уже поперек горла, а тут я! И чего мне делать? Чего вообще делают все длинноногие блондинки с 'папиками'? Денег требуют, да побольше… Взгляд уперся в лужу крови… ладно, отставим опыт блондинок до лучших времен. Однако ж вспомним родную русскую сказку про Сивку Бурку и будем перенимать опыт предков.
— В общем, так, милейший, — с отвращением смотрю на 'милейшего', - коли хочешь на мне жениться, добудь со дна морского колечко мое заветное! А покудова не отыщешь, катись пряником… в смысле тусуйся с веником… в общем как найдешь, тогда и поговорим!
И гордо развернувшись я ушла!
Выхожу из спальни повелителя живая и целая. У евнухов на лице одно сплошное разочарование, в руках мешки, уже готовые для выноса моего расчлененного тела. Ахмед растирает по морде злые слезы и обещает сабельке 'Ничего, милая, все у нас с тобой впереди еще'.
Куда меня продали?!
Дальше веселее: Ночь, я лежу в постели и уговариваю себя проснуться, умоляю просто — десяток рабынь жмутся по углам, перешептываясь уже поднадоевшим 'Припадочная'.
— А ну молчать! — не выдержала я.
'Буйная!' — подытожили рабыни и принялись дрожать дальше.
Несмотря на все уговоры себя любимой проснуться, наконец, я… провалилась в сон.
Сплю. Кто-то ругается у постели, что-то про то, что 'Ох уж эти Жабкины'.
— Бабушка, нормальная у папы фамилия, нормальная, угомонись уже… — сонно ответила я.
— Как все запущено, — пробормотал мужской и довольно таки приятный голос. — Ладно, Степ, давай мирно оформляем договор о продаже души, отмечаем это дело в моей спальне и разбежались. Делов-то. Ну?
— Изыди, — ответила я, повернулась на другой бок и вновь заснула.
И снились мне почему-то морские просторы, и золотые пески, а вот родной университет не снился, и мама с папой, и бабуля с лавочконаселяющим обществом тоже не снились, а жаль…
А разбудило меня тихое:
— Госпожа любимая жена повелителя, уже утро.
Так и вспомнилось радостное восклицание Гюльчетай: 'господин назвал меня любимой женой', и почти сразу я пробормотала:
— А ля-ля, я сошла с ума… какая досада!
После моей реплики раздалось уважительно-восхищенное:
— Припадочная…
Открываю глаза и не могу сдержать разочарованный сон — я все еще неизвестно где, точнее в гареме, но он-то неизвестно где! Вокруг меня служанки и евнухи, у двери рыдает в обнимочку с саблей Ахмед, а значит, меня пока никто убивать не разрешил.
— Госпожа, — АхадСим, тот самый евнух, что прикупил меня, почтительно склонился, — как нам называть вас?
— Гюльчетай, — на автомате выдала я.
Зря. Тут же все поклонились, и со всех сторон понеслось 'Госпожа Гюльчетай'…
— Дожилась… — пробормотала я, наблюдая не синхронные поклоны разной степени амплитуды.
На мою реплику слуги не ответили, все еще привыкая к имечку 'Гюльчетай', а потом АхадСим торжественно произнес:
— Любимой жене повелителя надлежит в других покоях жить.
Дальше любопытнее — евнухи внесли носилки, другие евнухи меня вместе с постельными принадлежностями подняли, на носилки переложили, первые понесли носилки прочь. Почему-то привлекло внимание обескураженное выражение лица одного из евнухов-стражей. У него банально челюсть отвисла. А когда меня проносили мимо этого шокированного, я отчетливо разглядела алый блеск в его глазах, не сдержалась и мило ухмыляясь, сообщила:
— Русские не сдаются!
То-то же, знай наших! А то все 'темные силы' и 'темные силы'!
На завтрак мне подали фрукты. На второй завтрак… фрукты. На третий завтрак… пришел дьявол. Потоптался у дверей, подошел ближе, и, протягивая очередной поднос с фруктами, зло произнес:
— Нужно поговорить!
В новых моих покоях сидело с десятка два служанок, расшивающие лифы на топиках, чтобы моя новообретенная грудь вместилась, в общем, гардероб мне готовили. И шили они так старательно, до появления дьявола, а вот стоило ему заговорить, так все и застыли. Я бы подумала, что притворяются, но муха, готовая покуситься на мой виноград, тоже застыла в полете и даже не жужжала.
— Ух ты, — протянула я, глядя на муху, — а с комарами и тараканами так можешь? Мне в квартире бы не помешало…
— Степанида Жабкина! — взревел вдруг дьявол. — Пока ты тут паясничаешь, я время теряю!
— А по подробнее? — все, с этой секунды я смотрела исключительно на дьявола.
Тот принял свой истинный облик, сел на край моей постели, фрукты запустил в окно и с тяжелым вздохом признался:
— Помнишь, я тебе говорил, что с темными силами шутить нельзя?
— Ты говорил, их нельзя обманывать, — раскрывая банан, вспомнила я.
Глухое утробное мычание.
— Монголы умеют круче, — вспомнила я передачу из Дискавери про этих самых монголов. — И что там дальше? Опять будешь душу просить?
— Продашь? — с надеждой спросил дьявол.
— Нет, конечно, — смачно кусаю банан, — мне и здесь хорошо.
Повтор с утробным мычанием.
— Не айс, — комментирую я.
Дьявол глазами заблестел и как прошипит:
— Видишь ли, Степанида, папаня узнал про мою лажу с вами, госпожа Жабкина, а еще про то, что я… ну… — он запнулся, — несанкционированно растратил энергию на твое перемещение между мирами…
Банан падает из моих рук.
— И изменил твою внешность бесплатно…
Банан вываливается изо рта.
— И ничего не получил, более того из-за тебя этот Повелитель Песков теперь розовые сопли разводит, а не идет войной на мирное население как истинный пособник темных сил…
Банан берется с подноса и летит в дьявола.
— Эй! — последний подскакивает, потирая шишку, — ты чего?
Я чего?! Я что не сплю, получается? Я в другом мире?! С другим телом?! Меня действительно продали и чуть не убили?!
— Я убью тебя, лодочник! — прошипела, поднимаясь с постели. — Отродье сатанинское!
— Эй, — возмутился дьяволенок, — ты поосторожнее с эпитетами!
— Эпитетами? — с подноса хватается арбуз. — Счас тебе будет и 'осторожнее' и эпитафия впридачу!
— Эпитеты, — от арбуза дьявол увернулся, — ты неправильно выговорила.
— О нет, — кокос уютно уместился в моей руке, — я как раз верно все сказала, морда красноглазая, я тебе эпитафию даже самолично на надгробии накарябаю!
И снаряд оскорбленной и невинно в чужой мир засунутой жертвы темных сил, стремительно помчался навстречу с представителем эти самых сил. Встреча прошла на высшем уровне, то есть ТС (темные силы) и снаряд (кокос) — встретились на уровне лба дьявола, ознаменовав встречу стремительно краснеющим пятном и полным неправедного негодования воплем:
— Жабкина, ты очумела совсем?!
Начинаю понимать смысл фразы — торжество справедливости. Приятно, однако!
— Вернемся к эпитафии, — в моей руке уютно уместилась дынька.
Дьявол, с активно подрастающей шишакой на лбу сплюнул на пол, аккуратно на кокос попал, и мрачно произнес:
— Все, Жабкина, ты достала!
Кокос, почему-то шипел и плавился… Страшно представить, какая микрофлора у этого представителя ТС во рту обретается.
Дьявол метнулся ко мне как истинный воин, как грациозный тигр, как стремительный гепард, как… алкоголик за упавшей бутылкой, и в мгновение я была подхвачена сильными, подрагивающими от негодования руками… И все бы ничего, но под ногой котяры облезлого он же приверженец ТС оказалась шкурка от банана…
Банально, но мы падаем.
Еще банальнее — мы падаем на постель.
Совсем пошлая банальщина — я на спине, дьявол двусмысленно расположился между стройных моих бедер.
Банальность перерастает в розово-любовный штамп — дьявол бледнеет, глаза его темнеют и спальню оглашает стон.
А дальше совсем не банально:
— Что… там? — стонет сползающий с меня дьявол, придерживая руками самое ценное.
Приподнявшись, обозреваю не менее уютно расположившуюся между моих стройных ножек дыню, и радостно сообщаю стоящему на коленях стонущему от боли дьяволу:
— Там дыня. Ты на меня когда набросился, на постель сначала дыня упала, а потом мы с тобой. Ой как же здорово, что я на нее спиной не грохнулась.
— Ыыы… — согласился со мной представитель ТС.
— Да, а счастье было так возможно, — дыню расплющило, кстати. — Слушай, дьявол, ты какое-то сплошное несчастье — кокос попортил, дыня несъедобная теперь, как от тебя еще в Аду не избавились?
— Ииизззбавились ужже, — стонет сплошное несчастье.
Странное дело, чем больше смотрю на страдающего представителя Темных Сил, тем приятнее на душе становится. Хорошо как-то, радостно, опять же чувство торжествующей справедливости зашкаливает.
И устроившись на постели, я снизошла до разговора:
— Так что ты там с папаней вашим? Он у нас в должности дьявола, как я понимаю?
— Ууу, — ответил болезный, продолжая корежится в интересной позе.
В следующее мгновение я узрела странное — муха, до этого застывшая в эфире, как в желе, вдруг зажжужала, пролетела пару см, вновь застыла…
— Не удерживаюуууу, — провыл дьяволенок, — вечером поговорим…
Темные силы гордо уползли на коленях, на ходу мимикрируя под евнуха, и едва скрылся за дверью, как муха облегченно продолжила свой полет… Аккурат до паренька, который меня обмахивал опахалом, а маленькой такой плеточкой бил неосторожное летучее воинство. Муха, получив травмы несовместимые с жизнью, скончалась на месте.
— Муху жалко, — грустно сказала я, глядя, как ее останки собираются втереть в ковер, видать в качестве погребения.
Парниша побледнел, бросился к мухе, осторожно соскреб останки и понес к балкону. Через мгновение меня обрадовали:
— Дальше полетела!
Разговор двух служанок:
Служанка?1: И что, поверит?
Служанка?2: Ну так припадочная, они в чудеса верят.
Я решила не обращать на местное население и их мнение никакого внимания, в ожидании вечернего разговора с представителем ТС, но как выяснилось зряяяя.
— О, несравненная Гюльчетай, — АхадСим вполз в мои покои на четвереньках, трижды целуясь с полом по дороге, и все чтобы сообщить, — наш мудрый повелитель, твой добрый господин, просит, о несравненная, вашего присутствия.
— Где? — с ужасом вспоминаю обитель Зла, то есть спальню мордопошкалеванного.
— У самого берега моря, — поет евнух.
'Утопит!' — подумала я.
— Нашел он кольцо твое заветное, — продолжает АхадСим.
— И пришел он Писец, добрый пушной зверек… — на автомате пробормотала я.
— Шубу желаете? — евнух поднял на меня умильный взгляд. — Будет вам шуба, о несравненная.
Жара никого не смущает, нет? Тоскливо гляжу на дверь, в которую уползли темные силы, на душе как-то тоскливо становится.