Отличный погожий майский день. Счастливой Полинке, которая, оказывается, сообщила Петру, где мы, хватает буквально пары минут на обнимашки с отцом, и она уносится снова к друзьям.
Мои подруги безмолвной, но мегеристой кучкой тоже рядом.
А бывший…
Знаете, в «Семейке Аддамс» есть такой персонаж, который целиком состоит из волос и пищит что-то на своем языке со узнаваемыми интонациями.
Вот сейчас примерно то же самое.
Петька ведь не только почти два метра отборной мужской конструкции. Он еще и юрист. Причем весьма неплохой – на внешности бы точно так не рос в карьере. Говорить умеет. Но я воспринимаю это как вполне понятный, но все же писк. Который вот совсем ничего не достигает. Ни моего мозга, ни сердца, ничего.
А вагина и либидо так и вовсе покинули чат, когда его увидели…
Неужели все?
И я действительно… перестала переживать?
Любить-то я его давно перестала. Как и страдать по нему. Но сейчас ни чувства обиды, ни горечи, ни желания расцарапать ему морду, отомстить, ни досады на его слова…
Ни малейшей реакции на то, что красивенный и здоровенный разливается соловьем, как он ошибся, но теперь-то все понял и готов сделать нашу новую жизнь необыкновенно счастливой. Потому что я для него – а он для меня.
Мне кажется даже год назад я еще могла поддаться. И никакая группа поддержки не помогла бы. А сейчас… Ти-ши-на.
Впервые тишина, блин!
Я так обалдеваю от этого чувства, что непроизвольно начинаю широко улыбаться. Да что там, в груди разливается тепло. Мне хочется руки раскинуть и проорать на весь мир, как жить-то офигенно!
– Петя!
– Да? – расплывается он в ответной улыбке.
– Ты вот так это говоришь… так искренне… что не просто хочется верить – веришь! И комплименты в мою сторону… и твои чувства…
– Да-а… – тянется ко мне, счастливо вздыхая.
–Спасибо тебе, Петя! – я не могу удержаться. Обнимаю его крепко и, отстранившись, смотрю на него. Наверное взгляд у меня самый сияющий и довольный, потому что его глаза тоже сиять начинают, – Если бы не сегодняшний разговор… если бы ты не сказал все это… я бы так и сомневалась…
– Да… – с придыханием и склоняется к моим губам.
– Что я совершенно, полностью от тебя излечилась! – подпрыгиваю со скамейки, на которой мы сидим, и хлопаю в ладоши, – Ни малейшего чувства! Ни малейших сожалений! Я вообще ничего не чувствую!
Последнее получается довольно экзальтированно и громко, так что на нас оборачивается несколько мамаш.
Хочу еще раз Петра обнять… но у него такое шокированное лицо, что, кажется, это будет воспринято исключительно издевательством.
А я танцевать готова.
Только тот, кому однажды вскрыли грудную клетку и знатно там поковырялись знает, как долго это заживает. Болит, тянет «на погоду», заставляет просыпаться от снов и вздрагивать от мыслей «а если бы я тогда». Заставляет сомневаться в себе, что достойна, что нормальна. Господи, столько всего…
И когда осознаешь, что затянулось, зажило и даже шрамы сгладились – ну может не до конца, судя по тому, как я отреагировала на Демида с девицей – это какое-то сумасшедшее облегчение.
– Петя, – я все еще стою рядом с ним. И говорю теперь максимально серьезно – хотя улыбку стереть не получается, – Все. Реально все. Ты знатно прошелся своими изменами по мне, так что я думала не соскребу с асфальта. Что буду помнить и страдать всю жизнь. Но даже это закончилось. Мы навсегда останемся для нашей дочки мамой и папой, но единственное «вместе», которое с этого момента будет – оно в ней. Никак иначе. Если ты будешь упрямиться, использовать Полинку, чтобы ко мне подобраться и жизнь мне испортить… Ты так только ей хуже сделаешь, понимаешь? Не мне. И думаю ты достаточно ее любишь, несмотря на последние идиотские поступки, чтобы не травмировать еще больше. А теперь… Я пойду к девчонкам. А ты если хочешь – тусуйся с Полиной здесь. Ты же сказал, что к ней приехал.
Поворачиваюсь спиной к своему прошлому и ухожу.
И легкость такая в ногах и на сердце…